Читаем без скачивания Манхэттенский ноктюрн - Колин Харрисон

Этот рассказ представляется мне исповедью и расследованием одновременно. Моя жена то и дело мелькает в моем повествовании и, по-моему, заслуживает хоть нескольких слов, помимо упоминания о том, что она – талантливый хирург и занимается пластической микрохирургией. Она высокая и слишком тоненькая, у нее волосы цвета бронзы, она изучала историю искусств и биологию в Стэнфордском университете. Свое рабочее время она организовала таким образом, что оперирует по понедельникам, вторникам и средам. Остаток рабочей недели поглощают прием в кабинете, консультации и больничные обходы. В те дни, когда она оперирует, она пьет по утрам крепкий колумбийский кофе, в остальные дни – чай «Эрл Грей». По иронии судьбы работа над чужими руками плохо отражается на ее собственных. Кожа на ее ладонях и пальцах очень сухая и покрыта пятнами, ведь ей приходится обрабатывать руки не только перед операциями, но и в те дни, когда она не оперирует, между приемами в кабинете, когда она касается рук пациентов, осматривая их одну за другой, а среди них хватает рук с открытыми или недавно затянувшимися ранами, сочащимися кровью и гноем. Шершавость ее рук служит для нее незначительным, но вполне реальным источником огорчений, поскольку у детей она прочно ассоциируется с шершавыми руками. Жалуясь мне на это, она, не снимая, сдвинула обручальное кольцо и показала оставшуюся под ним узкую полоску гладкой, неповрежденной кожи. Мы оба воспринимаем этот город через призму наших профессий; среди ее пациентов встречаются секретари с синдромом перенапряжения, гораздо более серьезным, чем у меня, копы, покусанные питбулями, строительные рабочие, с раздробленными стальными балками большими пальцами, дети, которым фейерверком оторвало кисти рук, служащие из Коннектикута, оставшиеся без пальцев при попытке воспользоваться цепной пилой. Она здорово соображает во многих делах, моя жена, и я безмерно восхищаюсь ею. В противоположность моей – ее работа действительно приносит пользу людям.

Что еще? Она отдыхает за чтением исторической литературы; тут история и Китая, и испанской инквизиции, и Великих Моголов – правителей Индии. Она складывает свои книги и журналы штабелями со своей стороны кровати. Всего понемногу. Джейн Остин. «Молчание ягнят». Биография Толстого. «Ярмарка тщеславия». Салман Рушди. Удивительные рассказы о святых шестнадцатого века. «Мир в представлении Гарпа». Все, что угодно. Уложив детей спать, она любит почитать в постели. У нее есть такой очень удобный маленький светильник, который она прикрепляет сверху к книге. А рядом с пупком у нее родинка. В ней есть примесь сефардской крови, и поэтому пальцы ног у нее плоские, как у арабов, приспособленные для хождения босиком по песку, и эти арабские гены возобладали над моими англосаксонскими: у обоих наших детей пальцы на ногах арабского типа, и она гордится этим фактом. Она не смотрит телевизор. Ежедневно она прочитывает две газеты и тем не менее почти совсем не интересуется повседневной политической жизнью. Она прочла все основные труды по идеологии феминизма, написанные за последние сорок лет, и уверена, что мужчины и женщины почти несовместимы и что так будет всегда. Ей хватает бухгалтерского кошмара медицинской практики, и она предпочитает, чтобы деньгами семьи распоряжался я. Она стареет как красивый деревянный парусник: признаки износа, конечно, есть, но все контуры невредимы, и нужно-то всего чуть больше ухода и технического обслуживания каждый сезон. (Моя же модель старения напоминает медленно движущийся селевой поток. Я пристально изучаю в зеркале седые волосы, выдергиваю некоторые из них и считаю себя смешным.) Она еще не вступила в Организацию медицинского обеспечения. Она сильно устает, но обычно готова заниматься сексом, не желая упускать ни единого шанса. С тех пор как у нас появились дети, она становится все более и более ненасытной в постели. Каждые несколько лет мы, похоже, открываем для себя какой-нибудь новый способ разнообразить нашу половую жизнь, и с недавнего времени Лайза, как правило, предпочитает сначала оральный секс, и при этом она возбуждает себя руками. Так продолжается некоторое время, и по мере приближения оргазма она всего на секунду или две заталкивает мой пенис целиком себе в горло. Иногда я сам проталкиваю его туда. Потом мы катаемся по постели и вовсю трахаемся. Она часто просит меня врубать как можно круче, и я обычно отвечаю, что это и так достаточно круто, но она настаивает на своем. Она снова переключилась на противозачаточные таблетки, поскольку хоть и не имеет ничего против одного ребенка, но на самом деле не испытывает в нем потребности. У нее есть пара близких подруг – конечно же умных и энергичных женщин, несчастливых в супружестве, – и когда они ненадолго заходят к ней поболтать, то обычно устраиваются в потрепанных креслах «Адирондак» на веранде, пьют «бурбон» и курят сигареты. Их смех раздается то громче, то тише, а иногда в нем звучат слезы; а позднее, когда ее подруги уходят и Лайза, проводив их, возвращается в дом, видно, что она не завидует их жизни, а вполне довольна своей.

У нас есть одна вечная тема для дискуссии: я считаю, что общество катится в тартарары, а Лайза – нет. Разница во взглядах обнаружилась при первой же нашей встрече, когда она еще была начинающим врачом и работала в отделении «Скорой помощи». Я тогда сопровождал в больницу жертву вооруженной стычки с огнестрельной раной, намереваясь получить от его родственников какие-нибудь сведения. Лайза сидела с отцом пострадавшего в приемном покое, что-то рассказывая ему о легочной ткани в дыхательных путях, когда заметила меня и с раздражением в голосе спросила: «Кто вы такой? И чего вы хотите?»

Ее вопрос и поныне не потерял актуальности. Кем я был тогда? А был я парнем двадцати пяти лет, который вкалывал как каторжный, выходя на промысел в поисках криминала, и каждый день сломя голову бросаясь туда, где пахло сенсацией. Снимал крошечную квартиру в Бруклине, рано вставал, отправлялся в редакцию новостей, выполнял свою работу, поздно возвращался домой и прочитывал утренние выпуски всех четырех нью-йоркских газет. Что же касается второго вопроса, то хотел я Лайзу. И когда я, через два дня, прямо заявил ей об этом, она рассмеялась. В то время она собиралась выйти замуж за человека, который сейчас стал важной фигурой в «Ситибэнк». Я просто-напросто увел Лайзу у него из-под носа. Я был более напористым, красивее говорил и лучше трахал. Словом, использовал все имевшиеся у меня средства.

Ну что еще сказать о моей жене? Она – заботливая мать, и все потому, как мне кажется, что она дорожит жизнью. Ее отец стал одной из первых жертв СПИДа среди гетеросексуалов. В 1979 году он тяжело пострадал в автомобильной катастрофе, когда в него врезался пьяный подросток, удравший с места происшествия. В отделении «Скорой помощи» отцу Лайзы сделали переливание крови. В крови был вирус СПИДа; и после того, как он полностью оправился от перелома челюсти, перфорации печени и раздробленных костей ног, здоровье его неожиданно ухудшилось, и на него начала нападать одна инфекция за другой. Авария произошла, когда Лайза училась в колледже, и по мере того, как ее отцу становилось хуже, ее интересы смещались от дисциплин, имеющих отношение к человеческой природе, к изучению поведенческих реакций, и в конце концов сосредоточились на естественных науках. Ее приняли во все высшие медицинские учебные заведения, в которые она подала заявления, а ее выбор определился желанием помогать людям в их повседневной жизни. У нее бывают минуты удовлетворения и минуты разочарования, особенно в одном случае, когда ребенок лишился пальца по недосмотру взрослых. Она понимает, как работают мышцы, сухожилия и нервы, точно так же, как дирижер понимает сложную музыкальную партитуру. Она опубликовала в медицинских журналах несколько статей о методе сохранения нерва. Иногда она засиживается по ночам, размышляя о человеческих руках.

Должен ли я продолжать рассказ о моей жене? Думаю, что нет. Нет, по-моему, никакой необходимости пересказывать наши домашние разговоры в тот период, который я описываю за одним исключением. Она почти не участвовала в дальнейших событиях, и вообще было бы недопустимым упрощением рассматривать мои поступки как реакцию на наш брак или на мнимые недостатки ее характера. Это не так. Я был счастлив в браке. Моя жена умна, наблюдательна и добра, и, я думаю, это все, что необходимо знать. Я хочу здесь ее защитить. Какой-нибудь умник мог бы усмотреть ироническую подоплеку в любом слове, использованном мною для описания Лайзы (так «умная» можно истолковать в одном смысле, а «добрая» в другом); но на самом деле то, что случилось со мной, никак не связано с моей женитьбой на Лайзе, а определилось поступками четырех людей – Кэролайн Краули, Саймона Краули, еще одного человека и моими собственными. Мы составили эксцентричную труппу, найдя друг друга во времени и пространстве. К тому же в нашей скромной городской драме действовали и второстепенные актеры, и в свое время я расскажу о каждом из этих людей. Но моя жена не управляла событиями. Она просто каждый день ходила на работу и заботилась о детях, пока я выискивал неприятности. Это не делает ее ни беспомощной, ни блаженной дурочкой. Нельзя сказать, что она не знала о том, что происходит; моей жене свойственно исполненное внутренней силы бдительное спокойствие. Спешу добавить, что моя жена намного разумнее и мудрее меня.