Читаем без скачивания На свободное место - Аркадий Адамов

— А если художественно ее описать? — улыбнулся Шухмин.

— Художественно? Ну, что тебе сказать? Глаза — во, блюдца, черные, искрятся аж. Брюнетка сама. Носик, губки…

— Одета была во что?

— Одета? Дубленочка на ней была — помереть можно. И меховая шапка — во!

— Белешов поднял руки над головой. — Опять же сапожки… закачаешься.

«Эге, — подумал Шухмин. — А ведь это Муза. Скорей всего, она. И не с Чумой, а с другим. Как это понять?» Вот этот самый «другой» очень заинтересовал Петю. Условно он его назвал «дядей».

— А вам с этим дядей говорить не довелось? — спросил Петя с надеждой.

— Почему же? Довелось. Вместе в лифте поднимались. Очень даже свободно заговорили. Культурный человек. «Я, говорит, их семью давно знаю. Ну, вот в командировку приехал, они мне и предложили остановиться. Вас я никак не потревожу, будьте спокойны». — «Что вы, что вы, отвечаю, как можно. Живите себе на здоровье». Вот уж дня три-четыре не вижу. Уехал, наверное.

— А откуда приехал, не сказал? Как зовут?

— Откуда, не сказал. А вот как звать… — Белешов задумчиво сморщился, уставившись в потолок. — Такое, знаете, странное имя… Отродясь не слыхал… Как-то на «ар» кончается… Бомар… Гомар… А дальше уже по-нашему — Иванович. И фамилия тоже непростая. Запамятовал я ее. Да и ни к чему было запоминать-то.

Про себя Шухмин уже построил было такую схему: Игорь отдает ключ от квартиры этому «дяде» и уезжает. Дальше он к событиям никакого отношения не имеет… Нет, уже не получается. Игорь уехал два месяца назад, а «дядя» приехал совсем недавно. Не стыкуются эти два события. Значит, «дядя» получил ключ от сестры, больше, очевидно, получить было не от кого. А после его отъезда ключ у нее получил Чума. Вот это уже странно. Да, видно, придется эту сестру посетить, самостоятельную и седую, без всякого удовольствия подумал Шухмин. Значит, «дядя» давно знает всю их семью, А вот Чума, редко бывая в Москве, все же знает, оказывается, Игоря. Сказал же он Артемию Васильевичу: «Игорь просил кое-что взять». Ишь ты, «кое-что». Откуда же он Игоря знает, интересно? Как они могли познакомиться? Или Чума наврал и Игоря он не знает? Но откуда у него ключ от квартиры тогда, откуда он знает имя владельца квартиры? Как ни крути, а остается только сестра. Она знает Чуму и доверяет ему ключ? Сомнительно что-то «Дядя» ему ключ дал? Зачем? Он же туда Музу приводил, тайком от Чумы, надо полагать. А она, значит, крутит с обоими? Петя почувствовал, что запутывается во всех этих вопросах, в непонятной ситуации вокруг этой странной квартиры. Тут надо ухватить главное, подумал он. А что было главное? «Дядя», Игорь, его сестра, Муза, ключи, Чума… За что ухватиться? Может быть, все-таки за «дядю»?

Шухмин всегда оказывался в затруднении, когда надо было решать общие вопросы, выбирать главную линию действия, вообще выбирать что-то одно из многого. Ему всегда казалось, что он непременно что-то упустит при этом выборе, что-то от него важное ускользнет, как это порой и случалось. Вот если кто-нибудь другой для него эту линию действия выбирал, Шухмин шел по ней уверенно, и даже отважно. Только бы знать твердо, куда идти, а уж как идти — это он решит сам и, будьте уверены, дойдет, до конца дойдет.

Но вот за что следовало ухватиться сейчас? Главное бы только не упустить… Про хозяина квартиры и так, кажется, все ясно. Художник, в командировке два месяца… Сестра никуда не денется… Музу этот сосед совсем не знает, Чуму тоже… Остается «дядя». Да, да, пожалуй, именно «дядя»! Что он знает про этого загадочного пока «дядю»?

— А где он работает, как вы думаете, Артемий Васильевич? — с надеждой спросил Шухмин. — Этот вот самый дядя.

— Какой, извините, дядя?

Артемий Васильевич удивленно посмотрел сквозь очки на Петю, перестав даже крутить большие пальцы на животе.

— Ну, этот жилец у Игоря, — улыбнувшись, пояснил Петя. — Я его для простоты дядей назвал. Он ведь не дядя Игорю?

— Не назывался, нет, — покачал головой Артемий Васильевич и задумчиво продолжал: — А вот где работает… Что-то он, помнится, обмолвился… Вроде бы по снабжению. Я, признаться, эти материи не очень разбираю. Не моя, так сказать, сфера… Да! — вдруг оживился он. — Вот какой разговор у нас был. Я ему еще сказал, в порядке шутки, ясное дело: «Вы меня духовыми инструментами снабдите. Озолочу». Оркестр проваливается, дирижер в истерике. Представляете? Да! Я еще вот что вспомнил. У него усики такие, знаете, узенькие, черненькие, ниточкой, словом. А на левой щеке… нет, на правой! Ну, конечно, на правой. Моя левая… — он дотронулся пальцем до щеки, — значит напротив, — его правая, все верно. На правой щеке у него родинка. Во! — он сложил два пальца в колечко. — С двугривенный, ей-богу. Если вы его встретите, то сразу по этой родинке узнаете, ручаюсь.

— Точно, — подтвердил Шухмин. — Конечно, узнаю. Но что он вам ответил, когда вы насчет оркестра сказали?

— А-а. Он, значит, деликатно так улыбнулся и говорит: «Не моя область. Если бы вам текстильные изделия требовались широкого спроса, тогда был бы разговор». Ну, я ему отвечаю его же словами, конечно тоже в шутку, это уж само собой: «Не моя область, а то был бы разговор. Это я вам как директор заявляю». А он, понимаешь, смеется. «Главное, говорит, стать директором. А там ДК или текстильный магазин, это уже дело второе. Магазин даже выгоднее». Тактичности, я вам скажу, ему не хватает. Что значит выгоднее? Я ему, понимаешь, не коммерсант, кажется, а работник культуры как-никак, — сердито заключил Артемий Васильевич.

— Ну, спасибо вам, — сказал Петя, вставая с дивана и слегка отодвигая журнальный столик. — Не хочу больше беспокоить. Выздоравливайте.

— Благодарю, — с достоинством ответил Белешов. — Всегда рад. Если что потребуется, милости просим. Всегда к вашим услугам.

В передней, после того как Шухмин оделся, они еще раз церемонно простились.

— Счастья вам, — напутствовал его Белешов, — и в личной, и в семейной жизни.

Очутившись на площадке лестницы, Петя, однако, не спешил вызвать лифт. Он был достаточно опытен и добросовестен, чтобы так поспешно уйти из этого дома. Ведь на площадку выходили двери еще двух квартир.

Я забыл сказать, что до того, как вообще забраться на этот этаж, Шухмин побывал в конторе жэка, посмотрел домовую книгу и заранее выяснил, кто живет по соседству с квартирой Игоря Евгеньевича Кончевского, члена Союза художников, одинокого, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения. И потому в остальных двух квартирах жильцов он уже знал. Однако в этот час далеко не все они, естественно, оказались дома. В одной из квартир он застал молодую женщину с грудным ребенком и ее матушку, пришедшую посидеть с внуком. А во второй — старушку-пенсионерку, которая по своей глухоте, плохому зрению и малой подвижности никаких полезных сведений дать Пете не могла, как он ни пытался их получить.

Зато молодая мама по имени Леля знала все, что происходит вокруг. Она тут же безапелляционно заявила, что Гвимар Иванович — Леля дважды с некоторой даже гордостью повторила это диковинное имя, точно оно было ее личным изобретением, — что Гвимар Иванович работает в министерстве, приезжает в Москву в командировку из Киева и каждый раз останавливается на квартире у Игоря, так Леля назвала соседа, с которым ее муж очень дружит. А бывал у Гвимара Ивановича, не в этот его приезд, правда, а в прошлый, такой невысокий, худощавый мужчина, лет сорока пяти, веселый, интересный, даже легкомысленный. В театр ее приглашал. А вот лица его она почему-то не запомнила. Но если увидит, то, конечно, сразу узнает Незапоминающееся какое-то лицо.

— Это что же, Гвимар Иванович вас с ним познакомил? — весело спросил Шухмин.

Леля была полненькая, с живыми карими глазами и ямочками на румяных щеках. С ней просто невозможно было говорить серьезно, хотелось непременно шутить и любезничать. И то, что приятель Гвимара Ивановича вел себя с ней легкомысленно, показалось Пете вполне естественным. От этого, наверное, не мог бы удержаться и самый сдержанный человек.

— Конечно, Гвимар Иванович познакомил, кто же еще? Он на этот счет знаете какой инициативный? — засмеялась Леля так заразительно, что Петя невольно улыбнулся.

Вообще на протяжении всего разговора с его лица не сходила какая-то чуть смущенная, чуть глуповатая улыбка, которую он почти не замечал.

— Только он разбежался, — охотно и насмешливо продолжала Леля, — а я уж вижу, когда вы разбегаетесь! — ну, думаю, сейчас куда-нибудь пригласит А он как раз в театр. А тут Гвимар Иванович ему и говорит: «Только учти: она больше чем на час из дома уйти не может Малый плачет». Ну, у него крылья и опустились. Всю коммерцию мне Гвимар Иванович испортил.

— А как же зовут этого знакомого?

— Виктором представился, — снова прыснула Леля, прикрыв ладошкой рот.

— Больше вы его не видели?