Читаем без скачивания Записки одного армагеддона - Игорь Ткаченко

В глазах его полыхал огонь сражений, дикая бородища торчала дыбом. Я осторожно вдоль по стеночке пробрался в свою комнату и только там обнаружил, что испачкал рубашку синей краской, которой были закрашены заморские страны на политической карте мира, висящей в коридоре. На Заморье мне, честно говоря, было наплевать, есть оно или нет, мне жарче или холоднее не станет, а вот рубашку жаль.

В комнате моей что-то неуловимо изменилось, будто побывал там в мое отсутствие кто-то чужой. В воздухе витал легкий запах кожи, гуталина и оружейной смазки, а на письменном столе, точно посередине, лежал серый бумажный прямоугольник с диагональной красной полосой.

"Басилевс и Управление Неизбежной Победы благодарят за проявленную сознательность и настоящим предписывают добровольцу... явиться с вещами... опоздание и неявка расцениваются как дезертирство... по закону военного времени..."

Я выпустил бумажку из рук, и она грохнулась на пол как пудовая гиря. Стекла задрожали. В дверь заглянул дед Порота.

- Фу-у-ух, - облегченно выдохнул он. - Я думал, опять землетрясение. Скверная это штука, терпеть их не могу.

Он прикрыл было за собой дверь, но снова распахнул и ткнул в мою сторону бритвой:

- Нет, ты скажи, во времена Крутого Порядка разве были землетрясения? Не было. Потому что - порядок. А сейчас?! А ведь я предупреждал, уж я-то знаю, что говорю. Не впервой это на моей памяти. У атлантов так начиналось, и в Лемурии, сам видел, своими глазами. Раз нет твердой руки, значит разброд и бардак, а где разброд и бардак, там вся грязь наружу прет, голову поднимает, а уж там и до изродов рукой подать. Ну уж тут-то я промаху не дам! Порота Тарнад свое дело знает. Да, все забываю тебе сказать, погорячился я тогда в харчевне старого Клита, ты зла не держи, сам на рожон полез. Такие вот, братец, дела.

Дед Порота грузно протопал по коридору, зашумела вода в ванной. Я опустился на жалобно скрипнувший диван и, дурак дураком, уставился в стену. Динозавр тихо умирал, девица зазывно улыбалась.

Такие вот, братец, дела.

Я ничего не понимал. Ну, хорошо, говорил я себе. Успокойся. Вот ты и узнал, что дед Порота тоже знает дорогу в Дремадор. Ты всегда это подозревал, а теперь узнал точно. Что от этого меняется? Ничего. Твои проблемы остаются только твоими проблемами, и решать их тебе.

Как же так? - спрашивал я у себя. - Варланд говорил, что все вокруг это я. И я ему поверил. Весь мир вокруг меня - это я. И Порота Тарнад это я. И Камерзан. И Дорофей. И Вероника. И даже Лумя Копилор - это тоже я. Я родился, и родился мир. Я исчезну, и... Я не верил в заморцев, и их больше нет.

Не так все просто, - возразил я. - Мир вокруг тебя - это ты. Ты выходишь на улицу в хорошем настроении, и все вокруг улыбается. Ты зол - и все готовы ринуться в драку. А потом? Что потом, когда ты сворачиваешь за угол? Они - это ты, но ты уходишь, а они продолжают жить. Но они - это ты!

- Я всегда знал, что проживу тысячи жизней, но одновременно?! Значит, все знают дорогу в Дремадор, но у каждого Дремадор - свой. И дремадоры эти пересекаются, объединяются, образуют сложнейшее кружево, которое и называется - жизнь.

Свеча меж двух зеркал. Зажги ее, и вспыхнут миллионы огней, погаси и...

Я обхватил распухшую голову руками. Так можно сойти с ума, или я уже сошел с ума? Если взглянуть на то, что меня окружает, уже сошел. Сумасшедший бог, который отвечает за все, но не хочет отвечать ни за что? Ничтожный огонек в одном из тысячи зеркал, который хочет лишь одного чтобы не подул ветер и не загасил?

Кто я? За что отвечаю, а мимо чего могу спокойно пройти, потому что это чужое?

Я вышел в коридор и позвал деда Пороту, у меня было что спросить. Он не отозвался. В ванной и на кухне его не было, я постучал в его комнату и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. Деда Пороты тут тоже не было, зато было много всего другого. Была здесь карта незнакомой местности с воткнутыми в нее черными флажками и огромный ящик с песком для тактических занятий. В углу грудой были свалены какие-то доспехи, мечи, щиты, поножи, топорщились пики и сариосы и что-то еще, названия чему я не знал, а островерхая побитая молью скифская шапка и черная рогатая каска с полуистлевшим ремешком венчали эту груду железного хлама. У стены стоял огромный оружейный шкаф и там жирно поблескивали смазкой пищали, мушкеты, карабины, автоматы и винтовки с лазерными прицелами, а на оцинкованном ящике рядом со шкафом стоял толстенький тупорылый пулемет с заправленной лентой. На другой стене висел большой, в рост, портрет. Дед Порота на портрете был в набедренной повязке из пятнистой шкуры, ликующе орал, запрокинув к небу лицо, и потрясал огромной дубиной. Ногами он попирал изувеченные тела.

Я вздрогнул и отвернулся.

За окном слышались командные голоса. Там маршировали по плацу и выполняли упражнения с оружием и без, а за серыми приземистыми бастионами тянулось выжженное солнцем холмистое плато с редкими чахлыми деревцами.

Я узнал это место: дзонг Оплот Нагорный в ненавистнейшем из миров Дремадора.

На плечо мне опустилась тяжелая рука.

- Нравится? - спросил дед Порота.

Я обернулся и слова застыли у меня на губах. Дед Порота... впрочем, назвать дедом этого гладко выбритого здоровяка никто бы не решился. Десантная камуфла с нашивками легата туго обтягивала могучую грудь. Из-за спины торчали рукоятки клинков в заплечных ножнах. Легат Порога Тарнад.

Я покосился на портрет, легат довольно ухмыльнулся.

- Да, - сказал он. - Это тоже я. Где нужна дисциплина и порядок, там появляюсь я.

Он горделиво выпрямился и выпятил подбородок, а мне расхотелось его спрашивать. Не нравился он мне таким выбритым, подтянутым и холодным. Почудилось мне вдруг, что не в новенькой он десантной форме, а все в той же пятнистой шкуре и с дубиной в руках.

Легат Тарнад отечески потрепал меня по плечу.

- Не напрягайся так, - добродушно сказал он. - Отлично тебя понимаю. Молод, горяч, мысли всякие бродят. Это хорошо. А дурь, она в боях быстро обжигается, там рассусоливать некогда. И не заметишь, как мужчиной станешь. Сегодня у тебя последний вечер, напейся, девку какую-нибудь подцепи, чтобы было что вспомнить на марше, а завтра с утра...

Он метнулся вдруг к ящику с песком, навис над ним, пристально вглядываясь в крохотные домики, пушечки и человечков. Некоторое время он что-то разглядывал, неразборчиво бормоча под нос, скрипел зубами, а когда выпрямился, лицо его было перекошено злобой и вытянулось вперед, став похожим на волчью морду.

- Так-с, опоздали, - прохрипел он. - Еще раз опоздали... К вечернему землетрясению... Ну-с, господа, пора...

Он расправил камуфлу, сунув под ремень большие пальцы рук, вскинул голову и, не замечая меня, вышел, чеканя шаг.