Читаем без скачивания Комендант Транссиба - Павел Алин

— Так я дальше расскажу, — продолжил разговор Кабанов. — Дело в том, что я работал следователем, окончил, кстати, здесь в Екатеринбурге юрфак. Первый год ещё трудился. И тогда дело одно было. Долго не стану пояснять, не суть. Достали мы из речки телефон. Мобильный. Надо было посмотреть звонки, эсэмэски, кто куда, откуда звонил, причём за всё время действия этого телефона. Я помню, удивился. Говорю нашим специалистам — криминалистам, а разве можно это узнать? Ведь эти данные стираются. Память переполняется, и всё убирается. Поэтому нужно запрос в компанию телефонную писать, у них они сохраняются на серверах, да и то, какой-то срок. А мне парни отвечают — все сведения есть в аппаратах. Пускай они стираются владельцем, пускай вытесняются из видимой и доступной для него зоны новой информацией. Все звонки и сообщения здесь, начиная с самых первых, тестовых. Потом я узнал, что и с компьютерами та же история. То есть, ничего не исчезает, всё хранится в ячейках памяти. И уже в начале века были приборы, могущие извлекать эти данные. Понимаете?

— Ну, я помню, конечно, компьютеры, — Вадим Степанович, улыбаясь, постучал пальцами по столу, изображая набор на клавиатуре. — Телефоны с наушниками дурацкими этими. Но я считал, что если что стёрлось, то уже навсегда.

— Это оказалось не так, — Кабанов снова протёр лысину. — И вот моя версия катастрофы. В мире было множество различных электронных приборов, и на них постоянно накапливалась информация. Причём, даже те из них, что пришли в негодность, всё равно что-то хранили. А что такое информация в компьютере? Это набор связанных между собой электромагнитных сигналов, импульсов. Они генерировались, обрабатывались и слой за слоем ложились в свои накопители. Во время так называемого стирания они не распадались на исходные свои, первоначальные основы, из чего создавались. Да и стирания как такового не было. Было сжимание, что ли. Я так думаю. И вот, пришло время, когда эти электронные пружины разжались. И миллиарды приборов выбросили в один миг мощнейший электромагнитный импульс. Удар! Очевидно, что он попал в некий резонанс с излучениями, электромагнитными излучениями человеческого мозга и разрушил его. Сейчас на Земле всё успокоилось, только рации работают на лампах, да телефоны проводные. Вот и всё, что осталось от электроники. Связанные, скрученные, невидимые, неосязаемые сигналы наконец-то распались, но погубили большинство человечества. А что стало причиной этого неслышного взрыва, неизвестно. Ежедневно появлялись миллионы новых устройств, беспрестанно связывавших в виде упорядоченных импульсов информацию — в телефонах, утюгах, телевизорах и прочем. И она вспыхнула безвидно и погубила людей. Кстати, животные и растения не пострадали совсем. И появились новые тайны, которых не было раньше или просто не обращали на них внимания. Ваши и наши кинологи, необъяснимо даже для себя общающиеся с животными. Чудо — юды, везущие наши составы, и может, что-то ещё, о чём мы не знаем, или не обращаем внимания.

Главный врач конвоя Игорь Татаринов, любознательный, как настоящий доктор, не пропускал ни одного обсуждения в салоне «Головастика». Сейчас он вытащил из древней пластиковой папки ворох листов и положил их на полированный стол.

— Вот здесь данные обследования за последние одиннадцать лет, всех, кого смог осмотреть, — заявил он и замолчал, весело оглядывая народ.

— Ой, а вы врач? — оживилась девушка. — У меня что-то покалывает в боку, грызь какая-то. Посмотрите? А то у нас тётя Оля одна, санитарка бывшая, старенькая такая, ничего не понимает. Ешьте мёд, говорит, и будете здоровы.

Игорь Татаринов откашлялся, вздохнул и начал рыться в своих бумагах.

— Вот. Вот что установлено после анализирования и синтезирования сведений, полученных при обследовании, — он вытащил один лист, разграфленный в таблицу, и помахал им. — За последние годы ни у кого не зафиксирован диабет, туберкулёз, гепатит, что вовсе удивительно. Условия были сначала абсолютно антисанитарные, но никто не заболел этими заболеваниями! И самое поразительное — исчезли все и всяческие аллергии!!! Представляете?

Владислав Юрьевич посмотрел на него, на двух учёных, что-то вполголоса обсуждавших между собой, на неяркие огни бра, отражавшиеся на полировке стола, чашки с вареньем и булочками, на тёплые стены салона и неожиданно даже для себя жалобным голосом произнёс: — А можно, я с вами останусь?

Все замолчали. Собаковеды глянули на него недоумённо.

— С нами вас не возьмут. Путь неизвестен и опасен, — откашлялся биолог Лаврентьев. — А переехать в Пермь, где комфорта побольше и жизнь спокойнее, вполне возможно. Думаю, что пожилым людям стоит подумать об этом. Работы у нас хватает для всех, посильной и для людей в возрасте.

Анахорет заплакал. Он сидел, опустив голову, и слёзы капали на тёмные, заношенные до блеска брюки. Однако приступ быстро прошёл. Анахорет вытер глаза, извинился и разговор продолжился.

Решили завтра провести что-то вроде испытания. Собаковеды взглянут на то, что держит поезда на весу глазами своих псов, кошек и птиц, пообщаются с волкодавами из конвоя, а пермские кинологи попробуют найти общий язык с местными собаками.

Молодая пара и анахореты уселись на свою телегу, запряжённую парой унылых лошадок, загрузили туда же кульки с подарками и отправились домой. По тёмным улицам Екатеринбурга они ездили без опаски, рядом с телегой бежала свора молчаливых разномастных псов.

Баррикада как преграда

— «Клумба», «Клумба», я «Центавр», приём!

— «Центавр», я «Клумба», слушаю вас!

— В Талице на путях два состава. Возле них люди. Как понял?

— Понял вас, «Центавр». Что за составы?

— «Клумба», в составах тепловозы впереди и сзади. Вагоны, платформы. На платформах три гусеничных машины, верх зачехлён. Похожи на зенитные комплексы «Шилка» или «Тунгуска».

— Осторожно с ними, «Центавр», «Юнкерс». Сбросьте вымпел.

— Понял, «Клумба». Конец связи.

Пара вертолётов, отблёскивая винтами на солнце, кружилась над станцией Талица в сотне километров западнее Тюмени. Редкая для промозглого марта ясная погода давала пилотам видимость «миллион на миллион».

На станции, возле двух обнаруженных составов, суетился народ. Они поглядывали в небо, выискивая вертолёты, и вскоре открыли по ним огонь из автоматов. Хорошо видимые полоски трассирующих пуль потянулись к вертушкам. Те сразу разошлись в стороны и поднялись ещё выше. Сброшенный вымпел с воззванием от президента Евразии о мире и дружбе подобрали и унесли в один из вагонов.

Вскоре пилот «Юнкерса» заметил, как от станции куда-то понёсся юркий уазик. Уйдя под солнце, чтобы уменьшить свою заметность, вертолёт пошёл за ним. «Центавр» остался возле Талицы, наматывая неспешные круги, и будоража обитателей неизвестных составов. Те даже бросились расчехлять свои боевые машины, но прекратили это занятие. Изредка пилоты замечали вспышки выстрелов, это кто-то настырный пытался попасть в них.

«Юнкерс», следуя за уазиком, лихо брызгавшему грязью из-под колёс, вышел на группу строений в лесу с тёмно — красными, хорошо видимых на фоне высоких сосен, крышами. Вертушка ушла в сторону, так как пилоты увидели, что уазик встал около одного из домов. Выждав минут пять, «Юнкерс» полого спикировал на посёлок, зайдя со стороны солнца. Из домов повыскакивали вооружённые люди и затеяли пальбу в его сторону.

— «Центавр», я «Юнкерс», приём!

— Слушаю тебя, «Юнкерс»!

— Здесь ещё одно гнездо. Кусаются.

— Понял тебя.

— «Центавр», «Юнкерс», я «Клумба». Приём!

— На связи «Центавр».

— Слушаю, «Юнкерс».

— Домой, домой. Уходите домой.

— Поняли тебя, «Клумба». Идём домой.

Через два часа Иона Заббаров докладывал Набокову данные воздушной разведки. Оба они пришли к выводу, что неизвестные составы, скорее всего, идут со стороны Омска.

— К нам они едут, — Набоков облокотился на стол, где лежала расстеленная карта. — Вот, мужики, смотрите, это наверняка те самые работорговцы. Двести километров до Екатеринбурга они за полдня пройдут. Это не спеша если. Что думаете?

Командиры поездов, выслушав Заббарова и Набокова, зашевелились. У коменданта конвоя собрались только боевые начальники. Тыловиков, медиков и учёных не было. Они занимались своими делами. Набоков считал, что чем меньше совещаний и всяческих сборов, тем лучше. Работать надо, а не митинговать, он старался всячески придерживаться этого лозунга, провозглашённого более ста лет назад товарищем Сталиным.

— Я предлагаю постоянно держать их под наблюдением, — комброн флагмана «Урал» Сева Курилович глянул на Заббарова.

«Вертолётный царь», в походе оказавшийся абсолютно спокойной личностью в отличие от вечно шумящего во время подготовки экспедиции человека, кивнул.