Читаем без скачивания БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей - Анатолий Божич

В феврале 1895 года происходит совещание представителей марксистских групп Петербурга, Москвы, Киева и Вильно, которое показало наличие весьма существенных различий в толковании целей и задач рабочего движения. Для Ульянова становится необходимым обращение к авторитету Плеханова и в конце апреля 1895 года он уезжает в Швейцарию.

К середине 1890-х годов взгляды Плеханова на исторический процесс в России сложились в довольно стройную теориюС Отправной точкой для создания этой теории послужил критический анализ народнических взглядов и практики народовольцев в его книге «Наши разногласия». Плеханов отверг основную идею революционного народничества — прийти к социализму, минуя капитализм, с помощью захвата политической власти. Особо Плеханов подчеркивал ложность тезиса о природном коллективизме русского крестьянства. В марксизме для Плеханова одной из самых важных (и созвучных ему!) идей стала идея о консервативности крестьянства, стоящего на пути общественного прогресса. Единственным классом, готовым поддержать революцию, Плеханов считал рабочий класс, а главной целью русских революционных марксистов — способствование развитию самосознания рабочего класса и организацию марксистской рабочей партии. При этом Плеханов был убежден, что развитие капитализма и формирование рабочего класса в общих чертах пойдет в России так же, как и в Европе. Главная опасность для Плеханова — именно захват власти революционерами ранее того момента, когда Россия окажется готовой к социализму. В этом случае возможна лишь диктатура «социалистической касты», которую Плеханов называл «царским деспотизмом на коммунистической подкладке». Плеханов был убежден, что при «патриархальном и авторитарном коммунизме» народ потерял бы «всякую способность к дальнейшему прогрессу». Одной из главных категорий плехановской доктрины социализма становится слово «европеизация».

Экономическая европеизация России необходимо поведет за собой и ее политическую европеизацию, заявляет Плеханов. Но далее делает оговорку: «Теоретически это совершенно бесспорно, так как кто же не знает, что политическая конституция всякой данной страны вырастает из ее экономических отношений. Однако современная русская жизнь заставляет, по-видимому, усомниться в правильности этого положения»[108].

Как отмечает Ингерфлом, сомнения Плеханова связаны с проблемой естественной эволюции самодержавия, иными словами, — у него возникает сомнение в том, может ли в России стихийный ход истории привести к политической европеизации. Однако — следует подчеркнуть — эти сомнения ни в малейшей степени не отразились на постулате о необходимости периода буржуазного развития России.

Другой исследователь данной проблематики, Б.В. Богданов, обратил внимание на противоречивость теоретических построений Плеханова: «Марксову аргументацию из «Манифеста» и «Капитала» об исторической прогрессивности капитализма Плеханов попытался усилить ссылкой на необходимость уничтожения «восточного деспотизма» в России, чтобы убедить всех в том, что «дальше так жить нельзя»[109]. Иными словами, без свержения самодержавия европеизация России просто невозможна, но свергнуть самодержавие в состоянии только рабочий класс. Однако эта революция по характеру должна быть буржуазной, а потому пролетариат должен объединиться с буржуазией. Для обоснования этого тезиса Плеханов создает концепцию двустадийности революционного процесса в России. В изложении Б.В. Богданова эта концепция выглядит следующим образом: «России еще предстоит длительный процесс «европеизации» и она еще не готова для социализма ни в экономическом, ни в социально-политическом, ни в культурном отношении». Поэтому предстоящая революция будет лишь политической (завоевание демократии и свержение «восточной деспотии»), а не социальной (т. е. социалистической по тогдашней терминологии). Эти две революции должны быть разделены временным промежутком. Размеры этого предполагаемого временного промежутка между двумя революциями Плеханов то укорачивал, то удлинял… Непоследовательность Плеханова не случайна. Он близко подошел к выводу о том, что революция, в которой главной движущей силой выступит пролетариат, не вместится в рамки буржуазной революции старого типа. Вполне логично было предположить, что пролетариат сделает нечто гораздо большее, чем просто создаст условия для расцвета капитализма. Он не удовлетворится тем, что вместо царя посадит на трон своего классового противника — буржуазию. Чувствуя парадоксальность положения пролетариата, обязанного делать не свою, а буржуазную революцию… Плеханов выдвинул… идею, заключенную в формуле «гегемония пролетариата в буржуазной революции»… Но если перевести эту формулу в практическую плоскость, то организационные формы такой гегемонии, как и формы сотрудничества с буржуазией оставались для Плеханова весьма туманными…[110]»

Плеханов находит выход из противоречия, встраивая в свою концепцию категорию «классовое самосознание пролетариата». «Именно самосознание, — пишет Б.В. Богданов, — должно во всяком конкретном случае взвешенно определять те дозы «союза» и «борьбы» с буржуазией, которые не грозят пролетариату конфликтом с «необходимостью»[111].

Таким образом, принцип гегемонии пролетариата не только не противоречит идее исторической необходимости (которая воспринималась Плехановым как нечто фатальное), но и как бы становится составной частью этой идеи. Ибо, как верно подметил Б.В. Богданов, «статусом пролетарского классового самосознания Плеханов наделял не всякое, а лишь то содержание сознания, которое порождено этой «необходимостью», которое ее адекватно отражает и ей соответствует». Плеханов, добавим мы, вольно или невольно наделил пролетариат (который сам по себе представлял гипотетическую величину) даром провиденциализма. «Практически же, — делает вывод Б.В. Богданов, — это означало не что иное, как требование признать «самосознанием» его собственную плехановскую интерпретацию «необходимости», включая выводы о неодолимости и необходимости капитализма в России, о неготовности ее для социализма, требование разделения двух революций длительным промежутком времени, призыв «не пугать» буржуазию, а вступить с нею в «союз» ради завоевания политической свободы и т. п. Иначе говоря, создавалась лишь видимость решения проблемы синтеза борьбы за демократию и борьбы за социализм. Плеханов попросту ушел от ответа на вопрос о том, что делать пролетариату практически в буржуазной революции и каков социалистический эквивалент его действий, коль скоро признавалась его ведущая роль в революции»[112].

Туманность теоретических посылок предопределила путаность и неопределенность дальнейшей политической позиции Плеханова, который с 1903 года метался между большевиками и меньшевиками, поддерживая то первых, то вторых и заключая временные союзы. Но это будет позже. А в 1895 году Плеханов — признанный лидер российских марксистов, стоящий почти на равных с теоретиками Второго Интернационала. Ульянов едет в Швейцарию, чтобы убедиться в правильности и обоснованности своей позиции. Беседы с Плехановым и Аксельродом во многом предопределили генезис ленинских взглядов на рабочее движение, роль марксистской партии и революцию в России.

Надо отметить, что с самого начала плехановская интерпретация марксизма вызвала в молодом Ульянове определенные сомнения. Многие произведения Маркса (особенно раннего периода) тогда вообще не были известны. Об учении Маркса судили по таким работам, как «Капитал», «Манифест Коммунистической партии», «Гражданская война во Франции», «18-е брюмера Луи Бонапарта», «Критика Готской программы» и некоторым другим. Вульгарно усвоенное материалистическое истолкование истории несло в себе метафизическое начало, критически воспринятое Ульяновым. Об этом он напомнил в 1899 году в письме А.Н. Потресову: «Помните, как один наш общий знакомый в «прекрасном далеке» зло высмеивал и разносил в пух и прах меня за то, что я назвал материалистическое понимание истории — «методом»?»[113]

Это важное свидетельство того, что уже в 1895 году Ульянов был далек от телеологического истолкования марксистских взглядов на историю в духе плехановской фатальной «исторической необходимости». Однако в СССР именно эти плехановские постулаты (перекликающиеся с концепцией раннего К. Каутского) были переработаны в т. н. «исторический материализм», а затем (во многом благодаря Н.И. Бухарину) канонизированы и превращены в абсолютную истину.

Что касается молодого Ульянова, то он уже тогда, пользуясь категориями «революционное сознание», «организация революционных сил» и т. п., прекрасно отдавал себе отчет в преходящем характере этих категорий. У Плеханова же материалистическое понимание истории сводится к линейности исторического процесса, развитие которого идет согласно незыблемым законам, не зависимым от человеческой воли. Отсюда — известный тезис Плеханова о том, что стремления социалистов «не что иное, как сознательное выражение бессознательного хода общественного развития»[114].