Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки - принц - Гай Юлий Орловский

— На словах, — напомнил я.

— Неважно, — ответила она. — По крайней мере, король Кейдан называл себя вассалом императора. Ты себя им не считаешь, и многие требуют у императора, чтобы ты был…

— Устранен?

— Наказан, — уточнила она после короткой заминки.

— Но не все?

— Не все, — согласилась она. — Большинство все же полагает, что овчинка выделки не стоит. Во-первых, Сен-Мари за океаном, все равно это лишь далекий осколок некогда великой империи, фактически уже давно потерян… Во-вторых, ты не представляешь большой угрозы, а ради той, что есть, не стоит задействовать серьезные силы…

Я насторожился, буркнул:

— А несерьезные… насколько серьезны для меня?

— Лучше с ними не сталкиваться, — пропела она чарующе. — Здесь такой мощи не знают, и к ней не весьма, как ты говоришь. Однако самые прозорливые, к их мнению император обычно прислушивается, полагают, что ты становишься опасен.

— Вот как?

— Да. И напоминают, что проще задавить волчонка, чем пытаться бороться, когда он станет матерым волком и возглавит огромную стаю.

Я спросил настороженно:

— И что император?

Она лукаво улыбнулась.

— Рич, а ты меня любишь?

— Перестань, — ответил я, — что император?

— Император, — повторила она, — император… А что император?.. Ничего. Понимаешь, чем выше поднимаешься, тем осторожнее себя ведешь. Император слова не скажет, прежде чем выслушает сорок советников.

Я покачал головой.

— И что… он их еще не выслушал?

Она пожала плечами.

— Откуда мне знать, кого и что он слушает?.. Я — свободная птица, красивая женщина, живу в свое удовольствие. Может быть, император не только выслушал, но и принял какое-то решение. Может быть, даже не начинал слушать. Однако же тебе нужно либо утихомириться и, как у вас говорят, залечь на дно, либо же ясно показать императору, что являешься его подданным.

Я сказал зло:

— Неужели император делит мир только на подданных и врагов?

Она красиво расхохоталась, чувственно открывая сочный рот с пухлыми губами, красиво и зовуще вывернутыми, откинула голову, так что я увидел ее нежное горло, а от него скользнул взглядом к нежной груди, почти выпрыгивающей из корсажа.

— Я же сказала, милый Рич, насчет волков и волчат?.. Когда он пришел к власти, в других регионах уже были равные ему по мощи волки с многочисленными волчьими стаями. Понял? А вот волчат за годы своего правления он утопил немало.

Злость и страх борются во мне так, что сердце едва не выскакивает, я заставил себя сделать глубокий вдох и сказал контролируемым голосом:

— Надеюсь, твой император точно понимает, кто волк, а кто волчонок.

Она ответила серьезно:

— Поверь, он понимает.

— Иногда волчата растут очень быстро, — добавил я.

— И это он понимает, — сказала она, — более того, ты как раз волчонок, что растет не просто быстро, а удивительно быстро.

Она сделала многозначительную паузу, я договорил за нее:

— И потому он наверняка принял какое-то решение. Даже догадываюсь, какое.

— Рич?

— Ночью был убит оборотень, — сказал я, — что пытался вломиться в мою спальню.

Она вытаращила глаза, затем звонко расхохоталась.

— Рич!.. Ну не будь таким ребенком!.. Чтоб император и… оборотни? Рич, не смеши. Такой примитив, можно даже сказать — деревенскость, можно увидеть только здесь, в северных землях, далеких от цивилизации. Нет-нет, я не выдам никаких тайн, если скажу, что императорская канцелярия ни при чем. Это глупые штучки местных магов-самоучек… Ладно, Рич, ты сегодня очень серьезный и, как вижу, весьма поэтичный, потому не буду навязывать тебе свое общество. Увидимся!

Она легко вспорхнула из кресла, вся, как рождественский ангел, нежная и зовущая, улыбнулась игриво и сделала шаг к двери, что снова сама распахнулась навстречу.

Уже из коридора послала мне обольстительно-сочувствующую улыбку, в которой были и сожаление, и нежность, и дружеское участие.

Дверь со стуком отрезала ее от нас, но Лалаэль не двигалась, пока в коридоре звучал перестук каблучков, а когда повернулась ко мне, ее огромные глазищи были полны недоумения.

— Не понимаю…

— Я тоже, — сказал я небрежно, — но не обращай внимания. Если бы мы делали только то, что понимаем, мы бы из пещер не вышли.

Она покачала головой.

— Нет, мой господин, я не понимаю… Она — зло, огромное и могучее зло, но вредить тебе почему-то не собирается. Совсем напротив…

— Это как? — спросил я.

Она сказала растерянно:

— Не знаю… Это сложно. Она словно бы должна ударить тебя… и защитить от этого удара!.. Не понимаю я людей.

— А кто их понимает? — изумился я. — Это такие двуногие птицы без перьев… Я вот не понимаю, как Господь творил человека по своему образу и подобию! Сколько ломал голову, но не понимаю.

Она пискнула:

— Спроси у отца Дитриха.

— Чтоб он меня на костер?.. Нет уж, надо самому думать. Особенно хорошо о таком абстрактном думается, когда нужно делать что-то важное, срочное и конкретное. Вот тогда мы все философы заоблачные…

ГЛАВА 11

За окном звон мечей, два громадных рыцаря с ревом рубят один другого тяжелыми мечами, от щитов обоих уже отрублены края, на шлемах срублены перья, но одни дерутся отчаянно, что и понятно: один в цветах моей армии, другой ламбертинец.

Подобные поединки вспыхивают на каждом шагу, все они называются дружественными, якобы просто интересуются боевыми приемами друг друга, но обычно заканчиваются весьма ожесточенно.

Я сжал челюсти, но смолчал. Нет смысла издавать запреты, скоро уйдем отсюда… если, конечно, не найду повод зацепиться и оставить эти земли под своей властью в той или иной мере.

В дверь заглянул Динальд, телохранитель, красивый и рослый, он из знатнейшего рода Сен-Мари, едва ли не самого древнего в королевстве, но считает честью охранять мои покои и мою шкуру.

— Ваше высочество, — сказал он почтительно, — в Истанвил только что в большой спешке прибыли послы из королевства Вендовер.

— Ого, — сказал я, — быстро они. Где сейчас?

— Ждут аудиенции, — сообщил он.

— Пусть им отведут хорошие комнаты, — распорядился я. — Не лучшие, а так… средние.

Он покачал головой.

— Говорят, будут ждать, когда вы сумеете их принять.

Я подумал, поколебался, есть соблазн подержать их подольше, а то и назначить прием на завтра или послезавтра, однако это мало что мне даст, потому сказал после минутного раздумья:

— Через час в малом тронном зале.

— Сообщить, что примете?

— Да, — сказал я нетерпеливо. — Сообщи!

Он скрылся, эльфийка вздрогнула и отшатнулась, когда я повернулся к ней и посмотрел взглядом собственника.

— Ты чего? — пропищала она в ужасе. — Ты чего такой? Я с тобой не пойду!

— Вообще-то, ты должна сидеть рядом, — сказал я. — Народ должен привыкать видеть тебя возле олицетворения власти.

Она пискнула:

— Это ты так о себе?

— Да.

— Ничего себе олицетворение…

— Однако, — сказал я после паузы, — на этот раз освобождаю от этой приятной, я же вижу, и ах какой почетной повинности. Но потом заставлю отработать вдвое.

— Хорошо-хорошо, — согласилась она, — лучше потом. Когда привыкну. Если привыкну.

— Куда денешься, — сказал я.

Через час я неспешно отправился в указанный зал, за мной сразу же пошли двое из телохранителей и один монах, хотя другие монахи и так распределены по всем коридорам и залам, где я должен или могу проходить.

Лалаэль оставил в личных покоях герцога вовсе не потому, что пожалел, я уже начинаю гордиться безжалостностью, но речь может зайти о пленнице, а это будет перебор, когда и эльфийка, и Бабетта, а потом еще и Ротильда…

По дороге присоединились некоторые лорды, все стараются быть рядом с государем, когда тот принимает иностранных послов или вообще ведет приемы. Таким образом их запоминают, запоминают, что эти люди близки к тому, от кого зависит их судьба, а репутация в этом мире значит очень много.

У самых дверей зала увидел Ханкбека, беседующего с гигантом, похожим на огра в одежде человека: голова сидит прямо на плечах, шеи не видно, а шляпа совсем чудовищная…

Ханкбек умолк и поклонился, огр обернулся, я чуть не плюнул, узнав Шварцкопфа.

— Дорогой Армин, — сказал я в сердцах, — кто вас так обрядил?.. Местные модницы? Никого не слушайте, одевайтесь по своему выбору. А сейчас оба будьте при мне.

Шварцкопф виновато развел огромными и толстыми, как стволы деревьев, руками.

— Ваше высочество…

— Думаете, — сказал я едко, — все закончилось?

Шварцкопф ответил с тяжелым юмором:

— Ваше высочество, мы же видим, с кем пошли!

Перед нами поспешно распахивают двери и кланяются, кланяются, это уже местные, ламбертинцы постепенно возвращаются к своим обязанностям.