Читаем без скачивания Люди с чистой совестью - Петр Вершигора

- Что посеешь - то и пожнешь. Дальше...

"Вражда это не так важно, но хуже то, что против наших

арьергардов действуют партизаны из тех... которые в 1941 г.

свободно жили и повсюду ходили. Они применяют самые жестокие

средства, как зубами перегрызают наши внутренние связи. Мы

не можем ни выехать, ни подъехать по железной дороге.

Узловые станции Ковель и Ровно парализованы с августа. В

разгар нашего наступления и потом, в печальные дни нашего

отступления, в северной части Украины поезда не ходили

нормально и часто подвергались крушению. А теперь я должен

сидеть в жалкой избе и заботиться об охране железнодорожной

линии. Музыка играет, и я в настроении писать и писать.

Становится страшно обозревать местность, когда едешь.

Повсюду остатки разрушенных поездов. Ни одного дня в моем

районе без железнодорожных катастроф. Русские партизаны

устанавливают адские мины, которые мы отказались удалять и

которые должны взорваться. И часто приходится самим взрывать

рельсы, где только подозреваем мины. Некоторое время в

Белоруссии и некоторых районах Украины было даже известное

облегчение. Партизаны сотнями взрывали рельсы. Это было

плохо для восстановительных работ, но хорошо для поездов.

Какая паника! И вообще, если бы не было мин, партизаны не

могли бы совершать ничего особенно вредного. Они причиняют

нам непоправимый вред минами и при этом сами остаются

невредимыми. Каким образом так сильно развился на дорогах

бандитизм? Во многом мы сами виноваты. Наша жестокость

послужила причиной тому, что тысячи русских ежедневно

нападают на железные дороги..."

Дальше шли дорожные записи. Дневник съехал на обычную форму. Еда, сон... Выпито... Имена украинских девушек... Затем довольно презрительная запись о женских достоинствах спутницы майора...

- О дороге из Днепропетровска не сделано ни одной записи... Обратите внимание, командир.

- Что ж, придется полагаться только на словесные показания фрейлейн...

- Фрау, товарищ командир... - вежливо поправил Циммер.

Картина прояснилась... Разобравшись в душевном состоянии этих двух немцев, мы яснее поняли, каким кошмаром было для оккупантов наше движение... Страх перед дорогами! Паника на станциях... Ужас!

Кто же сделал это?

Ковпак, как говорила в страхе немка. И он, конечно! Но его имя символ... Этот ужас в черные фашистские души вселили разные люди. Советские патриоты, о которых устами старейшего большевика Михаила Ивановича Калинина партия сказала: фашизм это враг, которого "надо бить много и долго для его же собственного вразумления, для внедрения в его сознание того, что партизаны - это благороднейшие граждане подвергшейся нападению страны".

И как упрек и укор малодушным и двуличным, как восхищение всем лучшим, прямодушным и чистым, что есть в человеке, стоит моя многострадальная Родина и ее лучшие люди с чистой совестью, с ясным взглядом вперед, трезвым умом и пламенным сердцем, таким, каким оно было у Семена Васильевича Руднева.

Десятки крупных соединений действовали в тылу у врага. Каждое из них делало свое честное, благородное дело. К лету 1943 года картина была такая. Далеко на западе за Стоходом и Серетом Федоров стальными тисками зажал крупный железнодорожный узел Ковель. Не выпускал поездов ни из Бреста, ни из Холма, обрубал немецкие щупальца на Сарны и Здолбунов. На Карпатах бились Ковпак и Руднев. Блестящие рейды совершали Наумов и Мельник. Еще зимой и весной Наумов пронесся ураганом по всей Украине. В степях Кировоградщины и Одесщины, по нижнему течению Днепра и Полтавщине проходили его рейды. Старик Мельник нагнал страху на гитлеровскую ставку.

Севернее - вся Белоруссия горела под ногами у немцев. Враг, проскочивший случайно через диверсионные заставы Федорова, проходил на Шепетовку и Сарны, где его добивали Бегма и Одуха. Организованное партией большевиков народное партизанское движение действовало во всю силу, и даже наши временные неудачи в Карпатах предстали перед нами в другом свете.

16

Спустя два дня, на подходах к железной дороге, мы встретили первых партизан. Это были отряды, сразу при формировании присвоившие себе славные имена Котовского, Фрунзе.

Наши маршруты совпадали.

Договорились с командованием двух отрядов о переходе железной дороги Здолбуново-Шепетовка.

Ночью мы подошли к железной дороге засветло и остановились в километре от нее на опушке леса.

Еще бывали перестрелки, два эшелона было пущено под откос, через асфальт мы переходили с боем, но все это уже казалось катившимися с гор камнями.

Выход из Черного леса через всю Галицию и Ровенщину занял без малого месяц.

27 сентября мы подошли к Городнице. Здесь начиналась зона партизанского края. Хотя мы еще не встречали стоянок партизан, но и немецким духом почти не пахло.

- Обойдем Городницу и остановимся в лесах на отдых, - решили мы с комиссаром Мыколой и начштаба Васей.

- Надо все-таки поразведать городишко, где его лучше объехать, сказал Вася.

- Торопиться надо. Пойдем в леса - большую часть групп придется разослать по разведкам. Будем разыскивать Ковпака и остальные группы.

Но в Городницу разведку все-таки послали. Вернувшись, она сообщила, что побывала в самом городе. Там не было ни немцев, ни других каких-либо властей.

- Удрали от партизан немцы, - докладывали разведчики.

Гарнизон Городницы еще с лета был обречен. Уже в июне немцы с трудом подвозили питание, а связь осуществлялась только по радио и самолетами. Позже окопавшиеся здесь огромные соединения партизан полностью блокировали Городницу. А на период, когда потребовалось перебросить отряды в другие места, партизаны плотно замуровали имевшимся в избытке толом все выходы из города.

Когда я узнал все эти подробности, то подумал: "Так ласточки поступают с воробьем, забравшимся в их гнездо: плотно прикрывают выход, а затем все вместе замуровывают его в гнезде".

- Но как же вы все-таки осмелились сунуться в самый город? спросил я разведчиков.

Лапин рассказал:

- Подходим мы к предместью. Что такое? Нет ракет. Не может быть, чтобы немцы без ракет спали. Подходим ближе. Тишина... Еще ближе... Уже на огороды вышли. Слышим, гармоника играет и дивчата хохочут. Ну, тут я хлопцам говорю: "Пошли! Нема никого!"

- Так из чего же ты это понял?

- Если были бы немцы, дивчата б не хохотали.

Действительно, город был пуст. Здесь перед войной стоял пограничный гарнизон. Казармы, отличная баня. Все сохранилось. Искушение было очень велико. Махнув рукой на предосторожности, мы с Васей заняли Городницу.

Попарившись в бане, на следующий день дали координаты обещанному нам еще в Карпатах самолету. Три раза переспрашивала Большая земля координаты, примеряя их, видно, к своей карте, и, конечно, каждый раз они точно совпадали с Городницей. О ней все лето имелись разведданные, что там стоит упорный, не сдающийся гарнизон. Решили, что напутал наш штаб.

Наконец на вторые сутки из партизанского штаба пришла недоуменная радиограмма: "Сообщите, кто занял Городницу?" Но что мы могли сообщить? Кто занял Городницу? Да никто ее не занимал. Немцы сами еле ноги унесли оттуда.

За несколько дней стоянки мы успели передохнуть. Наиболее сильные роты выслали диверсионные группы на асфальт. Войцехович в перерывах, лежа в кровати, читал Клаузевица:

"На войне зачастую, когда полководец уже считает себя побежденным, уже велит трубить отступление, уже готовится очистить поле битвы, вдруг является посланец и медоточивыми устами сообщает, что противник отошел, уступив поле брани, и тем самым признал себя побежденным. Иногда мгновение, одно только мгновение - и чаша весов из темной бездны отчаяния взлетает к вершинам счастья".

- Это про нас, командир! Про Городницу, - шутил начштаба.

Конечно, медоточивого посланца не было. Но выдержки действительно хватило у партизан, а не у немцев.

И по этому случаю день и ночь наши бойцы посменно парились в гарнизонной бане до потери сознания.

17

Однажды вечером разведчики сообщили, что севернее Городницы реку Случь с запада форсировал какой-то небольшой отряд. Разведчики не дошли до него, торопясь передать эти сведения. Но были догадки, что это группа Ковпака.

Уточнив все сведения, на другой же день мы с Мыколой выехали рапортовать командиру.

Встреча с Ковпаком произошла в той самой Старой Гуте, где четыре месяца назад на митинге поляков выступал ксендз пан Адам. Сейчас он тоже угощал Ковпака. Правда, с кисло-сладкой улыбкой, но все же он сообщил Ковпаку, что стол, за которым он тогда обедал, они сохраняют как реликвию.

Я хотел было произнести рапорт по всей форме. Но Ковпак махнул рукой и сказал: "Ладно, потом отрапортуешь, на "дозвольте", и крепко обнял нас с Мыколой.

Пункт сбора обеих групп был назначен в районе дислокации отряда Иванова. Туда была отправлена четвертая рота и остатки третьей, пришедшей с Ковпаком.