Читаем без скачивания Справедливость силы - Юрий Власов

Пусть ты истерзана в тисках тоски и боли

И так мрачна! – но все ж, препятствия круша,

Взнуздав отчаяньем слепую клячу воли,

Скачи, во весь опор скачи, моя душа!..

Четкая рисованность стиха, мрачная энергия мужества покоряли. Я тогда знал наизусть Верхарна едва ли не всего из переведенного Брюсовым…

…Стреми по роковым дорогам бег свой рьяный,

Пускай хрустит костяк, плоть страждет, брызжет кровь!

Лети, борясь, ярясь, зализывая раны,

Скользя, и падая, и поднимаясь вновь…

Я тяжелел мускулами. Я ощущал в себе необыкновенную прочность. Это счастье свершений!

Да, да, счастливы ищущие!

Глава 241.

"…Дальнейший путь Юрия Власова в спорте таил в себе странный парадокс. В течение четырех лет (тогда уже пяти.-Ю. В.) он неизменно подтверждал репутацию самого сильного человека в мире. Он завоевал золотые медали чемпионатов мира в Вене, Будапеште, Стокгольме (еще медаль чемпиона – в Варшаве и олимпийскую золотую-в Риме.-Ю. В.), постоянно обновляя рекорды. Он один низверг за этот период всю мощную армию американских тяжеловесов: никому из них не удалось хотя бы приблизиться к его феерическим результатам (один раз удалось Шемански, в Будапеште.– Ю. В.). Потолок рекорда в сумме троеборья Власов за пять лет поднял на 70 кг-с 510 до 580 (это с учетом всесоюзного рекорда.-Ю. В.). Он усовершенствовал и обновил всю методику… Покинув спорт, он оставил поколениям, пришедшим за ним, систему тренировок, которая стала обязательной для всех штангистов… (использование различного рода восстановителей силы начисто изменило всю тренировку.-Ю. В.). Тренировочный помост он превратил в экспериментальную площадку. Он искусственно вызывал в себе болезни перенапряжения, чтобы первым испытать все и сказать идущим за ним: "Можно!"

Осуждая способ достижения высоких результатов "за столом", то есть с помощью увеличения личного веса спортсмена, он доказывал всем, какие запасы мышечной энергии скрыты в человеке. Говоря высокопарно, он освещал дорогу другим. Но и факел горит не вечно. Помня об этом, Власов таким образом построил подготовку к Олимпиаде в Токио, чтобы она завершила его многолетний эксперимент…" (Кавалеры ордена Ленина. М., Физкультура и спорт, 1974. С. 72).

В большом спорте жизнь нераздельна с тренировкой. Все, что происходит, воспринимаешь лишь через тренировку: на пользу ей или во вред. Как замечено о подобном состоянии в одной книге: "Это так нестерпимо утомительно – нужно быть вечным сторожем своего времени и своих сил…"

И это не эгоизм. Это невозможность добыть результат без расхода едва ли не всей жизненной энергии. Я чувствовал, как тренировка изымает силы, пожирает будущее, сводит жизнь к одному будущему: быть приживальщиком от спорта. Да, но сначала лупи в барабан славы, доказывай превосходство!

Все, что я предпринял против одной голой власти спорта над своей жизнью, все попытки вести жизнь не только мускулами разрушали, подтачивали силу. Это было невозможно – делать что-то помимо спорта. Ничему другому не оставалось сил.

"Господин мускул"…

Жизнь подсовывала готовую роль – роль спортивного бойца, потом – приживальщика от спортивной славы. Узкий смысл такой жизни не угнетал – оскорблял. И я воевал… против себя. Я все время вел борьбу против власти того, чему отдавался в те годы,– спорта и результатов.

Надсадный, неумолчный грохот в барабан ради доказательств неодолимости твоей силы! Одно и то же! Движение в узком смысле узкозаданного. Заученность роли. Этот грохот вечного доказательства своей непобедимости.

Есть чувства, которые просветляют мир, а есть такие, которые лишь напрягают мускулы.

Я иначе понимал назначение человека, соотношение разума с жизнью. Несмотря на глубокую любовь к физической деятельности и упражнениям, я всегда считал главным развитие интеллектуального и духовного начала. В данном случае гармония физическая есть подчиненная категория по отношению к гармонии умственной и духовной. Назначение человека – совершенствовать и расширять разум, знание. Все остальное должно быть этому подчинено. И спорт – укреплять человека, помогать достигать эту главную цель, а не становиться самодовлеющей величиной.

Глава 242.

Но возраст – это тоже следовало учитывать. Той жизни, к которой я готовился, о которой мечтал, бредил мечтами, тоже нужны молодость чувств и энергии… и просто время. Всему живому, чтобы созреть и дать плоды, нужно время. Без этого времени это живое может остаться всего лишь недоразвитым побегом.

Нельзя сказать, чтобы гонка многих лет не утомила. И все же я любил спорт. Когда я оставался с ним один на один, без страстей соперничества, власти различных обстоятельств, газетных бестактностей, просто наедине с силой, я чувствовал всю меру этого большого чувства, прежнюю чистоту и нетронутость этого чувства. Я льнул этим чувством к славной игре в силу, гордился верными решениями задач силы.

Противоположные чувства, каждое в своей значительности и объективности, сходились во мне.

Так, наверное, всегда. Усложнение жизни. Огненный узел неразрешимых задач. Потом рассечение этого узла ради правоты и однозначности дней. Потом опять огненная завязь новых смыслов…

И все эти чувства я нес в поединок, на токийский помост.

Я был открыт жизни, всем чувствам и оттенкам жизни и в то же время чужд к чувствам и вообще ко всему, что мешает победе…

Мой мир! Мой…

Глава 243.

"…Если желаешь жить мало-мальски человеческой жизнью и желаешь расширять, углублять, возвышать ее и делать все напряженнее и напряженнее,– не говорим во имя общего, а даже своего собственного счастья,– знакомься с книгами, с возможно большим числом их, приобретай знания…" – писал великий знаток книги Н. А. Рубакин (Рубакин Н. А. Среди книг. М" Наука, 1911, т. 1. С. 1, 6, 7, 12).

Даже если книги художественно совершенны, для меня они не существуют, если… Я не могу принимать полуправду, треть правды, всю эту условную правду.

На мой взгляд, настоящее чтение – это суд над собой, его не все выдерживают. Книги такого рода мучительно медленно и остро проходят через меня – и не проходят, а проникают в глубины "я".

Жестко, бессердечно ровно они выводят мне мой истинный портрет, мои истинные чувства, картину времени и общества.

Я откладываю книгу после каких-то нескольких страниц – они заполняют весь объем мыслей и чувств, больше разум и плоть принять не в состоянии. Иногда возможен прием всего нескольких строк в несколько дней.