Читаем без скачивания История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века - Анита Шапира

этих беженцев, и оперативники «Моссада» были отправлены для облегчения их иммиграции. В течение 1980-х годов около 17 000 эфиопских евреев были доставлены в Израиль, в том числе в ходе воздушной операции «Моисей», в результате которой было переправлено около 7000 человек. В ходе операции «Соломон» в 1991 году правительство Израиля перевезло почти 14 000 эфиопских иммигрантов за два дня из опасений, что политическая нестабильность в Эфиопии поставит их жизнь под угрозу.

Эфиопские иммигранты были интегрированы иначе, чем русские. У них была религиозная культура, но она сильно отличалась от иудаизма, принятого в Израиле. В рамках раввинского подтверждения своего иудаизма от них требовалось участвовать в символической церемонии «возвращения» в иудаизм, в ходе которой мужчины должны были пройти символическое обрезание. Это требование поставило под сомнение их иудаизм и нанесло им – особенно kaises, религиозным лидерам общины – большое оскорбление. Позднее стало известно, что израильские органы здравоохранения не использовали кровь, сданную эфиопскими иммигрантами, из опасения заразиться инфекционными заболеваниями. Это возмутило иммигрантов, у которых возникло недоброжелательное чувство, что они подвергаются дискриминации.

Социализация и адаптация эфиопских иммигрантов к жизни в Израиле были относительно трудными и длительными. Предполагая, что непосредственное знакомство с современной жизнью без надлежащей подготовки вызовет многочисленные трудности для эфиопов, центры приема иммигрантов приняли метод опеки, использованный в 1970-х годах. Первые два года детей отправляли в государственно-религиозные школы, исходя из того, что это направление обучения было более подходящим, чем нерелигиозное. Позже родителям разрешили выбирать желаемый поток. Правительство приложило много усилий для поглощения эфиопских иммигрантов. Стоимость абсорбции одного условного эфиопского иммигранта была оценена в два раза выше таковой русского иммигранта. Эпопея о походе в Судан в 1970-х годах, в ходе которого погибли многие сотни людей, и истории о героизме составляют основу идентичности эфиопов как сионистов и израильтян и хорошо сочетаются с представлениями о страданиях и героизме, присущих сионизму. Но их идентификация с Израилем была полна проблем из-за глубокого чувства инаковости, которое усиливалось в ответ на оговорки принимающего общества. Переход от маленькой деревни в горах Эфиопии к индустриальному израильскому обществу, ориентированному на успех, сопровождался кризисами в семейной жизни, в отношениях между родителями и детьми и между самими родителями.

Правительство и общественные организации осознают необходимость толерантности и выделения специальных ресурсов для приема эмигрантов из Эфиопии. Широкие слои населения не хотели отправлять своих детей в школу наряду с эфиопскими детьми или жить по соседству с ними. Здесь можно обнаружить нежелание принимать инаковость иммигрантов и их трудности с приспособлением к новой реальности. Невозможно предсказать, что нас ждет в будущем, но относительно небольшие масштабы эфиопской алии оставляют место для оптимизма в отношении их интеграции в богатую человеческую мозаику Израиля.

1990-е годы характеризовались, с одной стороны, усилением мультикультурных тенденций, толерантностью по отношению к другому и усилением либеральных элементов общества. С другой стороны, возросла напряженность между различными слоями общества. Дебаты вокруг концепции «Израиль как еврейское и демократическое государство», появившейся в Основных законах 1992 года, сосредоточились на двух расколах, разделивших израильское общество: между религиозными и нерелигиозными евреями и между евреями и арабами. Концепция еврейского и демократического государства утверждает, что нет никакого внутреннего противоречия между демократическими и еврейскими элементами израильской идентичности. Государство может быть государством еврейского народа, то есть государством с еврейским большинством, которое по самой своей природе сохранит это большинство, чья доминирующая культура имеет еврейские особенности, включая язык, календарь, еврейскую культуру, символы и ритуалы. Вместе с поддержанием этого еврейского характера государство будет сохранять демократические ценности, такие как равенство, верховенство закона и участие в политической жизни всех слоев населения.

Что касается концепции еврейского государства, были те, кто пытался подчеркнуть универсальные ценности, присущие демократии, кто хотел усилить тенденции к равенству и либерализму, правам личности и защите меньшинств и слабых. Обычно за это выступали нерелигиозные евреи, но не только они. Крайние радикалы среди них были склонны подчеркивать в уравнении демократический элемент за счет еврейского. Таким образом, постсионисты хотели, чтобы Государство Израиль отказалось от своих обязательств перед еврейским элементом и стало нейтральным гражданским обществом, слепым к этнической идентичности, «государством для всех своих граждан».

Напротив, две группы стремились подчеркнуть национально-религиозно-партикуляристский характер еврейского государства. Первая состояла из религиозных и ультраортодоксальных евреев. Во вторую группу входили нерелигиозные евреи, которые также не желали защищать и поддерживать права неевреев. Они не остановились на определении еврейского государства как государства с еврейским большинством и публичным пространством с еврейским культурным характером, но потребовали, чтобы еврейский характер государства был усилен. Это означало бы отделение евреев от неевреев в соответствии с галахическим законом и усиление галахической системы правосудия и религиозных судов. Обе группы стремились усилить еврейский элемент за счет демократического.

Соответственно, раввин Меир Кахане, основатель запрещенной расистской партии Kach («Таким образом»), утверждал, что существует внутреннее противоречие между еврейским государством и демократическим – что на самом деле демократия находится в противоречии с еврейством государства. Более того, некоторые ультраортодоксальные евреи, важная группа по эту сторону вопроса, считали светское право нормативно ниже галахического. Их приверженность демократии была условной, и они время от времени оспаривали законы государства в пользу «Мнения Торы», или Галахи. Убийство Ицхака Рабина и предшествовавшее ему подстрекательство продемонстрировали, что маргинальные группы в израильском обществе без колебаний берут правосудие в свои руки, когда считают, что существует конфликт между их собственной системой норм и законодательством страны.

Что касается второго разногласия по поводу определения Израиля как еврейского и демократического государства – между евреями и арабами, – еврейское население воспринимает Израиль в качестве еврейского государства как должное. Подавляющее большинство не сомневается в базовой справедливости сионизма, который стремился построить дом для еврейского народа на своей древней родине. Закон о возвращении, который предоставляет евреям и их потомкам преимущественные права на гражданство по сравнению с другими иммигрантами, кажется евреям выражением сущности государства как собирателя еврейских изгнанников. Именно эта концепция побуждает население Израиля согласиться с массовой алией, несмотря на периодические вспышки негодования, как, например, когда низшие классы мизрахи чувствовали угрозу со стороны российской алии или когда эфиопская алия налагала тяжелое финансовое бремя на израильское общество. Сохранение еврейского большинства в стране стало предпосылкой для сохранения еврейского и демократического характера государства. С точки зрения евреев, это самоочевидно. Государство Израиль поэтому выступает против «права на возвращение» арабских беженцев, а также пытается заблокировать иммиграцию арабов в Израиль с оккупированных территорий. Тот факт, что евреи составляют около 80 % граждан Израиля, не снимает чувства угрозы относительно дальнейшего существования этого большинства, учитывая требования арабских беженцев и высокие темпы