Читаем без скачивания Мир приключений 1959. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Г. Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Данилов строго взглянул на него.
— Ну, допустим, задержим одного, обыщем. И ничего не найдем. Дальше что?
Петя смущенно молчал.
— Не знаешь? А ты подумай, дорогой товарищ. Во-первых, кто нам позволит оскорблять обыском людей? Ведь, кроме довольно шатких подозрений, у нас еще ничего нет. Но главное — обыщем одного, остальные двое узнают. Нет, так мы не найдем, где тут собака зарыта…
Данилов взял новую папиросу и принялся неторопливо разминать ее. Казалось, он совсем забыл про Петю.
— Действительно, Василий Иванович, чертовщина. Получается, как у Джерома — «Трое в одной лодке».
— Не считая собаки, — рассеянно отозвался Данилов. Он продолжал думать о чем-то, машинально следя за мухой, ползающей по краю раскрытого портсигара. И вдруг резко, со щелчком, захлопнул его; под целлулоидной крышкой забилась пойманная муха. — А ну-ка, объясни мне, где и что там, в кладовой.
Петя взял из деревянного стаканчика карандаш, придвинул лист бумаги и начал чертить.
— Вот это вход — прямо со двора. Направо барьер, за ним стеллажи с материалами и иголками. Налево столик; тут Егор Егорыч и накладные оформляет, и в шахматы дуется. Здесь в углу на подстилке спит старая Дамка, а там вот…
Данилов посмотрел на часы.
— Ладно, Петя. Время позднее. Шабаш. Ты завтра будешь помогать капитану Гребневу. А с иголками пока обождем. Дай мне только на всякий случай домашний адрес Егора Егоровича. Надо мне с ним познакомиться.
Хотя младшему лейтенанту и не хотелось расставаться со своим любимым начальником, но дисциплина есть дисциплина. И Петя несколько дней подряд скрипел пером в кабинете хмурого пожилого капитана Гребнева. Петя всей душой любил живую оперативную работу и ненавидел писанину, которая — черт бы ее драл! — отнимает так много времени. «Что написано пером, не вырубишь топором. В этом, брат, тоже есть романтика», — назидательно говорил капитан Гребнев. На правом рукаве капитанского кителя — темный чехольчик с резинками — точь-в-точь как у счетовода. Его сухие пальцы неторопливо водят вставочкой: «Поименованный гражданин Трошкин, он же Мухин, он же Фролов систематически привлекался органами милиции и прокуратуры…»
За эти дни Петя так соскучился, что решил после работы съездить на острова: авось там Василий Иваныч — для пса-то, небось, время у майора всегда находится; но будка Малыша пустовала: видно, он отбыл в командировку на розыски очередного преступника. И Петя, так и не повидав майора, вернулся к опостылевшим «канцелярским делам».
Но капитан Гребнев знал, что протоколы, справки, характеристики, письма, записные книжки, фотографии и даже завалявшиеся в карманах театральные билеты — все это, кропотливо собранное в одну папку, постепенно раскроет преступника: его характер, планы, привычки и, наконец, причины, побудившие совершить, казалось бы, необъяснимый поступок… Вот смятый листок отрывного календаря, сохраненный зачем-то с прошлого года; а ну, посмотрим, что там на обороте… Вот записка от какой-то девушки. Еще документ, еще… И постепенно — весь он тут, человек, как на ладони, будто освещенный со всех сторон этой казенной настольной лампой. В такие минуты канцелярские справки и протоколы начинали звучать для Гребнева как «романтика», но Пете — по молодости лет и потому, что он не так давно работал в милиции, — эти чувства не были доступны. И когда позвонил Данилов и предложил срочно приехать на фабрику, Петя с радостью покинул кабинет Гребнева.
В парткоме — деревянном домике с окнами, выходящими на фабричный двор, — сидели Данилов и парторг Кудрявцева. Она просматривала газеты и молча кивнула Пете.
— Только что ушел Егор Егорович, твой приятель, забегал сюда на минутку, пока его партнер обдумывал очередной ход, — сказал вместо приветствия Данилов.
Он меланхолично — так по крайней мере показалось Пете — смотрел через открытое окно на оживленный двор; там, в скверике у фонтана, сидели рабочие с развернутыми на коленях завтраками, молодежь играла в мяч возле кирпичной стены с единственной дверью, — это был вход в кладовую.
Петя быстро взглянул на часы.
— Сейчас этот партнер выйдет, Василий Иваныч. Перерыв кончается…
Перерыв действительно кончился: вахтер усердно заколотил по куску рельса, подвешенному к столбу. Двор опустел. Дверь склада открылась, оттуда вышел худощавый человек в синей спецовке. Он энергичным шагом направился к производственному корпусу.
— Узнаешь? — спросил Данилов.
— Да! Инженер Викторов… — Петя вскочил со стула. Кудрявцева опустила газету, бросила взгляд в окно.
— Садись. Обыскивать его нельзя. Да и нет у него иголок.
— Откуда вы знаете? — не удержался Петя.
Данилов ответил не сразу. Он улыбнулся Кудрявцевой и развел руками.
— Да вот Галина Семеновна убеждена, что Викторов не способен на кражу.
Кудрявцева кончиками пальцев пригладила седеющие волосы на висках и ничего не ответила. Она продолжала смотреть в газету так упорно, что Пете подумалось: «И вовсе она не читает».
Данилов вздохнул и взял с подоконника шляпу.
— Понимаешь, третий день торчу здесь. И вот, из шахматистов один Викторов заходит к Егору Егоровичу. Ни мастер Катков, ни Лукин не показываются. Обидно. Только зря Галину Семеновну от дела отрываем.
— Ничего. Заходите еще, — спокойно сказала Кудрявцева. — Но, прощаясь, она задержала руку Данилова. — Скажите все-таки, товарищ майор, почему и вы считаете, что Викторов не берет иголок? Только не говорите, что здесь играет роль мое мнение. Я достаточно знаю вашего брата, милицию.
Неожиданно Петя тронул Данилова за рукав.
— Смотрите, Василий Иванович. Еще один шахматист идет.
Через двор по направлению к складу шагал агент снабжения — Лукин. Он обмахивал носовым платком свое молодое румяное лицо.
— Просчет! — Данилов хлопнул себя рукой по лбу. — Один-ноль в твою пользу, Петя. Ведь докладывал ты мне, что у Лукина ненормированный рабочий день, а я приезжал сюда только в обеденные перерывы. — Он снял шляпу и уселся на прежнее место. — Придется вам, Галина Семеновна, потерпеть нас еще. Будем ждать.
— А чего ждать, Василий Иваныч? Ну, выйдет он тоже, как Викторов…
— Помолчи, Петя. Пора бы тебе уже знать, что в нашем деле терпение — необходимое качество.
Наступило долгое молчание. Кудрявцева по-прежнему читала газету. Петя строил предположения насчет того, что же все-таки предпримет Данилов, когда Лукин выйдет из кладовой.
— Как вы думаете, товарищи, сколько ходов они уже сделали?
— Да игра, небось, в разгаре, — неуверенно сказал Петя.
Кудрявцева, не поднимая глаз, пожала плечами.
На пустынный двор въехала поливочная машина. Она распустила прозрачный веер; в нем, как в павлиньем хвосте, засверкали цветами радуги солнечные пятна.
— Пожалуй, пора, — сказал Данилов. — Галина Семеновна, повторим опыт: позвоните в кладовую, вызовите сюда Егора Егоровича. Только поаккуратней…
Несколько минут спустя в дверях парткома появился старый кладовщик. Он с важным видом заговорщика пожал Петину руку и многозначительно подмигнул Данилову.
Тот спросил:
— Все играете, Егор Егорович? Так ферзевым гамбитом и шпарите?
— Нет. На этот раз сицилианская защита, вариант Ботвинника. — Старик усмехнулся и посмотрел на Данилова поверх очков. — Могу и с вами, Василий Иваныч, сразиться. Коня фору дам.
Данилов отмахнулся.
— Какой уж я игрок! Потом как-нибудь. А сейчас идите, Егор Егорович, идите доигрывайте…
Разговор происходил в шутливом тоне; Данилов улыбался, прижмуривая глаза. Но по тому, что после ухода кладовщика он уже не сидел возле окна, а расхаживал по комнате, поглядывая на телефонный аппарат, Петя отчетливо понял: Данилов волнуется. И предчувствие, что сейчас произойдет что-то, овладело младшим лейтенантом. Будто воздух вокруг сгустился — таким ощутимым стало молчание. Кудрявцева тоже забеспокоилась, отбросила, наконец, газету. Она, как и Петя, подойдя к окну, смотрела во двор и, так же как Петя, вздрогнула, когда раздался телефонный звонок.
Данилов быстро снял трубку и, ответив коротким «сейчас», бросил ее на рычаг.
— Кладовщик зовет. Идемте…
Во дворе он, обгоняя всех, сунул руку в карман. Петя тоже ускорил шаги и поспешно отстегнул кобур. Вот и дверь склада. Данилов вынул из кармана… конфету.
Навстречу, размахивая руками, выскочил кладовщик, оставив за собой распахнутую дверь.
В дальнем углу кладовой, скорчившись, лежал Лукин. Перед ним, подобрав лапы для прыжка и обнажив в страшном оскале клыки, сидела желто-бурая овчарка, ростом с телка. Налитым кровью глазом она повела на вошедших и глухо зарычала. Кудрявцева вскрикнула и попятилась к двери.
