Читаем без скачивания Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

— А почему это пришло тебе в голову?

— Да так. Просто мы с ней помолвлены уже столько лет… Юлии уже семнадцать. Очень многие девушки выходят замуж в этом возрасте.

— Это правда. Цицерон позволил Туллии выйти замуж в шестнадцать, но он — не такой уж важный пример. Однако семнадцать лет — вполне приемлемо для представителей настоящей аристократии. Если никто из вас не передумал. — Сервилия улыбнулась, послала сыну воздушный поцелуй. — Почему бы и нет?

Прежняя власть ее над сыном была восстановлена.

— Ты предпочитаешь спросить Цезаря сама, мама, или это должен сделать я?

— Конечно, ты, — ответила Сервилия. — Это замечательно! Свадьба через месяц! Кто знает? Мы с Цезарем скоро можем стать дедушкой и бабушкой.

И Брут отправился к своей Юлии.

— Я спросил свою мать, не будет ли она против, если мы поженимся в следующем месяце, — сказал он, нежно поцеловав Юлию и подводя ее к ложу, где они могли сесть рядом. — Она считает, что это просто замечательно. Поэтому я собираюсь просить об этом твоего отца, как только его увижу.

Юлия молчала. О, как она надеялась, что у нее будет еще один год свободы! Но нет, этого не случится. И если подумать, не лучше ли сделать так, как предлагает Брут? Чем больше времени пройдет до свадьбы, тем ненавистнее ей будет сама мысль об этом браке. Надо решаться! Поэтому она тихо проговорила:

— Это замечательно, Брут.

— Ты думаешь, твой отец примет нас сейчас? — тут же спросил он.

— Уже темно, но он так рано не ложится. Он закончил работать над законом о земле, а теперь трудится над чем-то еще. Сто писарей еще у нас. Интересно, что сказала бы Помпея, если бы узнала, что ее прежние комнаты превращены в конторы?

— Твой отец не собирается больше жениться?

— Кажется, нет. Не думаю, что он хотел жениться и на Помпее. Он любил мою маму.

Смуглый лоб Брута покрылся складками.

— Любовь — это замечательно, хотя я рад, что он не женился на моей матери. Твоя мать была такой красивой?

— Я помню ее, но смутно. Она не была яркой красавицей, а папа очень подолгу бывал в отъезде. Впрочем, вряд ли папа относился к ней так, как многие мужчины относятся к своим женам. Вероятно, он никогда не будет ценить свою жену просто потому, что она — его законная супруга. Моя мама была ему, скорее, сестрой. Они выросли вместе, и это укрепило их союз.

Юлия поднялась.

— Пойдем поищем бабушку. Я всегда сначала посылаю к папе ее. Она не боится входить к нему.

— А ты боишься?

— О, он не бывает груб со мной или даже резок. Но он всегда очень занят, а я так его люблю, Брут! Мне всегда кажется, что мои маленькие проблемы только отвлекают его и мешают ему работать.

Ее бережное, мудрое отношение к чувствам других было одной из причин страстной любви Брута к Юлии. Он уже начал ладить с матерью, а после женитьбы на Юлии общаться с нею ему будет все легче и легче.

Но Аврелия была простужена и рано легла спать. Юлия сама постучала в дверь кабинета отца.

— Папа, ты можешь принять нас? — спросила она, не открывая двери.

Цезарь сам, улыбаясь, открыл дверь, поцеловал дочь в щеку, пожал Бруту руку. Они вошли в комнату, освещаемую мигающим светом ламп. Цезарь использовал лучшее масло и фитили из чистого льна, а это означало отсутствие дыма и сильного запаха горящей пакли.

— Вот неожиданность, — сказал он. — Хотите вина?

Брут покачал головой. Юлия засмеялась.

— Папа, я знаю, как ты занят, поэтому мы не займем много времени. Мы хотим пожениться в следующем месяце.

Как ему удалось сдержаться? На лице не дрогнул ни один мускул. Взгляд, устремленный на молодых людей, оставался прежним. Но что-то изменилось.

— Почему так поспешно? — спросил он Брута.

Брут ответил, заикаясь:

— Видишь ли, Цезарь, мы помолвлены уже почти девять лет, и Юлии исполнилось семнадцать. Мы не передумали и очень любим друг друга. Многие девушки выходят замуж в семнадцать лет. Мама говорит, что Юния выйдет замуж в семнадцать. И Юнилла — тоже. Как и Юлия, они помолвлены с мужчинами, а не с мальчиками.

— Вы были… неблагоразумны? — спокойно спросил Цезарь.

Даже в красноватом свете лампы видно было, как покраснела Юлия.

— О, папа, конечно нет! — воскликнула она.

— Значит, вы хотите сказать, что если не женитесь, то можете поддаться искушению? — продолжал допытываться юрист.

— Нет, папа, нет! — В глазах Юлии появились слезы, она сжала руки. — Это совсем не так!

— Нет, не в этом дело, — начиная сердиться, заговорил Брут. — Я пришел, будучи честным перед тобой, Цезарь. Почему ты приписываешь мне бесчестие?

— Ты неправ, — спокойно возразил Цезарь. — Отец должен спрашивать о таких вещах, Брут. Я уже достаточно давно взрослый человек. Большинство отцов охраняют своих дочерей. Прости, если я рассердил тебя. Я ни в коем случае не хотел тебя оскорбить. Но глуп будет тот отец, который не поинтересуется о таких вещах.

— Да, я понимаю, — пробормотал Брут.

— Тогда мы можем пожениться? — настаивала Юлия, желая, чтобы судьба ее была решена поскорее.

— Нет, — ответил Цезарь.

Наступило молчание. Юлия почувствовала себя так, словно с ее плеч сняли огромный груз. Цезарь не смотрел на Брута. Он пристально глядел на свою дочь.

— Почему нет? — спросил Брут.

— Речь шла о восемнадцати годах. Значит, надо ждать еще год. Мою бедную первую маленькую жену выдали замуж в семь лет. Не имеет значения, что мы с ней были счастливы, когда стали мужем и женой. Я поклялся, что, если у меня будет дочь, она проживет свое детство как ребенок. Восемнадцать, Брут. Не раньше.

— Мы попытались, — сказала жениху Юлия, когда они вышли из кабинета Цезаря и закрыли за собой дверь. — Не переживай так, Брут, дорогой.

— Но я переживаю! — крикнул он, не выдержал и заплакал.

И, отпустив разочарованного Брута горевать весь обратный путь домой, Юлия вернулась в свои комнаты. Она пошла в свою просторную спальню, взяла с полки бюст Помпея. Приложила его щеку к своей, протанцевала с ним в гостиную. Юлия была невероятно счастлива. Она оставалась с ним. Она по-прежнему принадлежала ему!

Добравшись до дома Децима Силана, Брут уже успокоился.

— Если подумать, то и я считаю, что свадьбу лучше сыграть в нынешнем году, а не в следующем, — объявила Сервилия из своей гостиной, когда он на цыпочках крался к себе, стараясь пройти мимо нее незаметно.

Брут заглянул в гостиную.

— Почему? — осведомился он.

— Потому что через год ваша свадьба отчасти лишит блеска свадьбу Юнии и Ватии Исаврийского, — объяснила Сервилия.

— Тогда приготовься к разочарованию, мама. Цезарь сказал «нет». Юлия выйдет замуж только в восемнадцать лет.

Сервилия невероятно удивилась.

— Что?

— Цезарь сказал «нет».

Она нахмурилась, сжала губы.

— Как странно! Но почему?

— Это каким-то образом связано с его первой женой. Он сказал, что ей было всего семь. Поэтому Юлии должно исполниться полных восемнадцать.

— Какая ерунда!

— Он — pater familias Юлии, мама, он решает.

— Ах да, но этот pater familias ничего не делает из пустого каприза. Что у него на уме на самом деле?

— Я поверил тому, что он сказал, мама. Хотя сначала он был неприветлив. Хотел знать, были ли мы с Юлией…

— Он спросил об этом? — Черные глаза Сервилии сверкнули. — А ты?..

— Нет!

— «Да» выбило бы меня из кресла, уверяю тебя. Ты не находчив, Брут. Тебе надо было сказать «да». Тогда у него не было бы выбора. Он был бы вынужден разрешить вам пожениться сейчас.

— Брак из-за бесчестия — ниже нас! — резко произнес Брут.

Сервилия отвернулась.

— Иногда, сын мой, ты напоминаешь мне Катона. Уйди!

В одном отношении объявление Бибулом праздничными (скорее, выходными, то есть без запрещения торговать на рынке или заседать в суде) всех комициальных дней до конца года оказалось полезным. Два года назад тогдашний консул Пупий Пизон Фругий провел закон lex Pupia, запрещающий Сенату собираться в комициальный день. Закон имел целью уменьшить власть старшего консула, усиленную законом Авла Габиния, отменявшим обычные сенаторские дела в феврале, месяце младшего консула. Большая часть января состояла из комициальных дней. Это означало, что из-за закона Пизона Фругия Сенат не мог устраивать заседаний в эти дни.

Цезарю нужны были собрания в комициях. Ни он, ни Ватиний не имели права проводить законы через Сенат, который только рекомендовал законопроекты, но не мог принимать их. Тогда как обойти эдикт Бибула, срывающий все планы?

Цезарь созвал коллегию понтификов и дал указание жрецам, ведавшим Сивиллиными книгами, просмотреть священные свитки предсказаний и найти, где именно сказано, что в нынешнем году комициальные дни должны быть объявлены праздниками. Одновременно с тем главный авгур Мессала Руф созвал коллегию авгуров. Результатом всего этого стал вердикт: Бибул превысил свои авгурские полномочия. Комициальные дни нельзя отменять по религиозным мотивам из-за желания только одного человека.