Читаем без скачивания Люфтваффельники - Алекс Сидоров

— Мне надо…

— Так! Курсант Конфоркин?!

В соответствии с требованием общевоинских уставов, каждый военнослужащий независимо от воинского звания (и генерал, и рядовой), услышав свою фамилию, обязан принять строевую стойку — пятки вместе, носки врозь, сжатые в кулак руки идеально вытянуть по швам, распрямить спину, поднять подбородок и громко рявкнуть: «Я!», что Конфоркин успешно и продемонстрировал, даже в частично бессознательно-анабиозном состоянии.

— Я!

— Круууу-Гом!

Конфоркин четко повернулся на 180-ть градусов и напряженно замер в ожидании новой команды. А мне вдруг стало бессовестно весело (наверное, реакция организма после пережитого волнения при виде незапланированного привидения)

— В свою кроватку для крепкого и здорового сна, шагооооом мАрш!

Старательно топая босыми пятками и, размахивая руками в такт движения, Конфоркин почти строевым шагом бодро проковылял по коридору и скрылся в темноте спального помещения. Уф!

«Веселенькая» ночь вскоре закончилась, что откровенно меня порадовало! А на утро наш комсорг удивленно выпучивал свои глаза и категорически отказывался верить, когда я пытался во всех живописных подробностях поведать ему о пресеченной попытке отправиться в зимнюю ночь, с целью побродить по снежным сугробам и получить у дежурной службы по штабу монаршего разрешения недолго потрепаться по межгороду.

Конфоркин обильно брызгая слюной в праведном гневе, всячески обвинял меня в политической близорукости и наглой попытке дискредитировать его незыблемый авторитет в частности, всю структуру ВЛКСМ (комсомола) и Советскую власть в целом.

Спорить с авангардом прогрессивной молодежи и резервом партии в лице нашего казарменного лунатика мне было абсолютно лениво, и я равнодушно отмахнулся от назойливого Конфоркина, сославшись на свое полусонное состояние и гипотетическую возможность обознаться в личностях при скудном освещении дежурного светильника. На том и разошлись, но… не все так просто.

На следующую ночь и все последующие ночи до наступления очередного и долгожданного отпуска, ситуация с неугомонным «призраком коммунизма» в лице «гуляющего комсорга» неожиданно повторилась.

Парень реально начал бродить во сне, причем, очень часто. Складывалось такое впечатление, что психика нашего комсомольского вождя, существенно обремененная грандиозными идеями марксизма-ленинизма не смогла благополучно переварить фундаментальное наследие и активист Конфоркин тихо «глюкнулся». По ночам, его тушка начинала функционировать абсолютно автономно от мозга и периодически рвалась за пределы казармы, на волю, в пампасы. Одно радовало, хоть на Луну не выл и шерстью не обрастал, на людей не бросался, никого не кусал, кровь не пил, на четвереньках не бегал и на том спасибо!

Наряды по роте уже привыкли к несанкционированным похождениям спящего тела комсорга Конфоркина и держали ухо востро, чтобы «в случае чего» парня не поймали на улице и не списали по «дурке» как банального лунатика.

Шутки-шутками, но немотивированные и весьма непредсказуемые поступки на фоне общей нервозности совершали многие ребята. Например: Витя Копыто сидел в курсантской столовой на обеде и разливал чай. Киевлянин Лелик Пономарев сидел напротив и мягко пробурчал, что Витя мог бы наливать и побольше: «мол, что, края кружки не видишь?!»

Этого, абсолютно нейтрального по содержанию пожелания, было вполне достаточно, чтобы Витя Копыто, всегда трепетно боготворивший Лелика, с грохотом поставил огромный чайник на стол и, не долго думая, схватив свою кружку с кипятком, швырнул ее Лелику прямо в лицо.

Вся 4-я рота удивленно замерла в предвкушении. Мгновенно смолкли все голоса, затих звон вилок и ложек, в зале наступила зловещая тишина, толпа непроизвольно напряглась в ожидании незамедлительных и адекватных действий со стороны общепризнанного силача-гиганта из Киева.

Сам Витя тоже скоропостижно осознал и с ужасом понял, что жить ему осталось пару мгновений, не больше. Курсант Копыто обреченно сжался до размера котенка, зажмурил глаза и приготовился умереть достойно, не пикнув, ни пукнув, терпеливо ожидая, когда его разорвут на тряпочки. Но на удивление всего личного состава роты и на еще большее изумление самого перепуганного «вусмерть» Вити Копыто, ничего не происходило.

Громада киевлянин сидел за столом абсолютно неподвижно и молча, по его лицу и промокшей форме стекал горячий чай. Со стороны было отчетливо видно, как от Лелика Пономарева идет пар, а по щекам гуляют энергичные желваки.

Витя, осторожно открыл один глаз и, увидев данную живописную картину, съежился еще больше. Он смирился со своей неминуемой участью быть немедленно утопленным в бачке с невкусным супом и небрежно захороненным на училищном свинарнике без полагающихся каждому военнослужащему торжественных почестей.

Но свершилось чудо. Поскрипев зубами некоторое время, Лелик достаточно красноречиво смял свою эмалированную кружку пальцами правой руки. Причем, смял ее легко и непринужденно, будто стандартная армейская кружка была из тонкой фольги, а не из металла.

Разжав кулак, Лелик поставил эту кружку на стол (вернее, ее искореженные остатки) и, вытащив носовой платок далеко не первой свежести, медленно вытер влажное лицо. Аккуратно промокнув последнюю каплю, он тихо сказал.

— Ну и мудак же ты, Копыто!

И все! Больше ничего, ни ползвука, ни кулаком с «бубен», ни обещаний посчитаться, ни угроз, ни оскорблений, ничего. Ни-че-го!

Когда 4-я рота выходила строиться на плацу, присутствовавший при сем событии, капитан Нахрен подошел к нашему столу, задумчиво повертел в руках смятую «в хлам» кружку, тихо поцокал языком, изумленно округлил глаза, покачал головой и аккуратно поставил ее на место.

Весь день и наступивший следом вечер, 4-я рота ждала, чем же все закончится?! В курсантской курилке выдвигались различные предположения и смелые гипотезы возможной кончины Вити Копыто! Предположения были достаточно разнообразные, но финишная концовка сходилась к единому мнению — Витя будет неминуемо наказан! Но, как именно?! Народ томился в ожидании, изнемогал от нетерпения и откровенно жаждал продолжения «банкета». Чем, ну чем же все закончится?! Чем?!

А ничем! Лелик, нашел в себе мудрость, выдержку и внутренние силы, чтобы совладать с обидой и публично нанесенным оскорблением. Как все могучие люди, обладающие недюжинной силой, курсант Пономарев был необычайно добрый. Своим откровенным бездействием, он унизил курсанта Копыто гораздо больше и сильнее, чем хорошей полномасштабной взбучкой. Ибо, он при всех показал, что не считает курсанта Копыто за личность, мало-мальски достойную своего внимания. Лелик его просто проигнорировал. Тупо и однозначно, как мелкую и противную букашку.

Витя Копыто, не готовый к такому развитию событий, выпал в обильный осадок и был морально раздавлен. Когда страх неминуемой смерти сменился на осознание того, что об него банально побрезговали марать руки и фактически вытерли ноги, курсант Копыто пришел в неописуемый ужас и начал таскаться за Леликом везде и повсеместно, как побитая собачонка, самолично умоляя «дать в глаз, что ли»?! Чисто ради приличия и соблюдения политеса… так как находиться в роли презренного изгоя, на уровне мерзопакостного и вонючего клопа, согласитесь, перспектива весьма унизительная, а куда деваться?! Сам напросился. А все нервы, нервы, нервишки…

Но как оказалось, обычным бездействием, помноженным на абсолютное равнодушие, граничащее с холодным презрением, можно наказать человека гораздо сильнее и доходчивей, чем громогласными оскорблениями и «общепринятыми процедурами» физического воздействия…

А всего лишь — надо уметь контролировать свои эмоции и держать себя в руках при любых обстоятельствах. Ох, как тяжело зачастую бывает удержаться в рамках приличия и не сорваться до уровня «оппонента», но зато, каков результат?! Любо-дорого посмотреть!

70. Кто кого и сколько раз?!

Незаметно пролетел учебный семестр, и тихо подкралась очередная зимняя сессия. Такое бывает, поверьте на слово.

За всевозможные хитромудрые зачеты и заумные экзамены, я фактически не волновался, ибо достаточно цепкая от природы память (спасибо папе с мамой), исправно функционировавшая даже в анабиозно-полусонном состоянии, позволяла без особого труда впитывать лекционный материал на уровне перманентно дремлющего подсознания. А затем, легко воспроизводить его на экзамене, удивляя строгих преподавателей, ответом «близко к тексту первоисточника».

Так что фактически, зимний отпуск был у меня в кармане. Главное — избежать незапланированных залетов и непредвиденных форс-мажорных обстоятельств, подстерегающих любого, даже самого идеального курсанта, буквально на каждом шагу.