Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга 1. Пришедший сам - Эдуард Филатьев

«Краснощёких»!

Сочиняя эти строки, Маяковский, конечно же, знать не знал, что советскую власть на Дальнем Востоке возглавил американец Тобинсон, ставший Александром Михайловичем Краснощёковым. И что ждать их встречи осталось всего несколько лет.

Но вернёмся в конец зимы 1918-ого.

В Брест-Литовске мирные переговоры с немцами продолжались. В состав советской делегации по-прежнему входил Григорий Сокольников. 20 января Троцкий отверг все германские предложения, заявив, что большевики войну вести не будут, а армию распускают. И покинул Брест-Литовск.

В ответ 18 февраля немцы развернули наступление по всему фронту.

А Москва продолжала жить всё той же неторопливой, размеренной жизнью.

Бурлюк, Каменский и Маяковский неожиданно узнали, что хозяином их поэтического кафе является уже не Филиппов, а совсем другой человек. Об этом – Сергей Спасский:

«… за спиной всех поэтов кафе откупил примазавшийся к футуризму, величавший себя «футуристом жизни» некий Владимир Гольцшмидт. Это была одна из ловких операций проповедника «солнечной жизни». Он поставил всех перед свершившимся фактом, одним ударом заняв главные позиции. Помимо старшей сестры его, оперной певицы, ещё раньше подрабатывавшей в кафе, за буфетной стойкой появилась его мамаша, за кассу села младшая сестра.

В тот вечер Маяковский был мрачен. Обрушился на спекулянтов в искусстве. Гольцшмидт пробовал защищаться, жаловался, что его никто не понимает. Публика недоумевала, не зная, из-за чего заварился спор. Бурлюк умиротворял Маяковского, убеждая не срывать сезон».

После того, как кафе поменяло хозяина, в нём, по словам Николая Захарова-Мэнского, стало…

«… два директора: В.Гольцшмидт и В.Каменский…

На прилавках буфета продавались карточки Владимира Голцшмидта, в костюме и без оного, «матери русского футуризма» Василия Каменского и книги футуристов".

30 января произошло событие, о котором газета «Мысль» через три дня написала:

«Открылось расписанное Якуловым давножданное кафе „Питтореск“, оказавшееся, по-видимому, филиальным отделением „Кафе поэтов“. На открытии выступали знакомые всё лица: Маяковский, Бурлюк, В.Каменский».

Кафе «Питтореск» организовал всё тот же московский булочник Николай Дмитриевич Филиппов.

Кроме Георгия Богдановича Якулова кафе «Питтореск» оформляли Аристарх Владимирович Лентулов, Александр Михайлович Родченко, Владимир Евграфович Татлин, Валентина Михайловна Ходасевич и другие художники. Название кафе происходило от французского слова «pittoresque» – «живописный», «красивый», «разрисованный».

Третий номер журнала «Русская мысль» за 1918 год сообщал:

«В «Кафе поэтов» раскол среди «дредноутов» футуризма. В кафе остаются только Вл. Маяковский и Вл. Гольцшмидт, два других «дредноута» – Давид Бурлюк и Василий Каменский покидают кафе и переходят в открывающееся большое кафе «Питтореск» (на Кузнецком мосту), которое обещает стать вторым оплотом московского футуризма».

В тот момент ещё два события породили оживлённые толки. Первое – закрытие декретом Совнаркома «буржуазных» газет. Второе – переход страны (согласно другому декрету – от 24 января) с юлианского календаря на грегорианский. После 31 января должно было сразу наступить 14 февраля.

Глава шестая

Москва большевистская

Триумфатор поэзии

Художник Юрий Анненков очень точно подметил:

«Тягой, стремлением… к званию „первого русского поэта“ были одержимы многие поэты того времени: Игорь Северянин, Владимир Маяковский и даже кроткий, молчаливый и как бы вечно напуганный Велимир Хлебников».

2 февраля, ставшего сразу 15-м, две московские газеты («Русские ведомости» и «Вперёд») напечатали объявление:

«В среду, 14 (27) февраля, в Б. аудитории Политехн. музея, в 6 1/2 час. веч. состоится ИЗБРАНИЕ КОРОЛЯ ПОЭТОВ на 1918 год и кандидата короля.

Поэты!

Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии.

Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.

Всех поэтов, желающих принять участие на великом грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Полит, музея до 12 февраля…

Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах».

Газета «Понедельник Власти Народа», которая стала выходить после закрытия большевиками эсеровской «Власти народа», 25 февраля сообщила читателям:

«Близость футуристов к большевикам ещё более подчёркивается их восприятием современности. Маяковский в стихах воспевает насаждение социализма и обличает коварство Англии, принуждающей нас проливать кровь за Месопотамию. В маленьком чёрном подвале… футурист поёт:

Ешь ананасы! Рябчиков жуй!

День твой последний приходит, буржуй!»

А по всей Москве уже были расклеены афиши, зазывавшие народ 27-го, а по-старому стилю – 14-го февраля принять участие в грандиозном представлении, которое устраивал Фёдор Яссеевич Долидзе. Николай Захаров-Мэнский об этом человеке писал, что он был «импресарио, сжившийся и сроднившийся со своими исполнителями – поэтами», и приводил его слова:

«… «поэтов» я люблю, сколько раз я и убытки от них терпел, а всё их вечера устраиваю… Будут их историю писать и скажут: а вечера им устраивал Долидзе, – мне и довольно».

Сергей Спасский:

«Известный организатор поэтических вечеров Долидзе решил устроить публичное „состязание поэтов“. Вечер назывался „выборы короля поэтов“. Происходил он в Политехническом музее. Публике были розданы бумажки, чтобы после чтения она подавала голоса. Выступать разрешалось всем. Специально были приглашены футуристы.

На эстраде сидел президиум. Председательствовал известный клоун Владимир Дуров».

Владимир Леонидович Дуров был цирковым клоуном и дрессировщиком.

Сергей Спасский:

«Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступавшие, стояла не поместившаяся в проходе молодёжь. Читающим смотрели прямо в рот, Маяковский выдавался над толпой. Он читал „Революцию“, едва имея возможность взмахивать руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народу, тем он свободней читал, тем полнее был сам захвачен и увлечён. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок».