Читаем без скачивания 1942: Реквием по заградотряду - Александр Золотько

– Ты идти точно не можешь? – Севка обошел убитых, снял с дяди Яши ремень с кобурой и подсумками, надел на себя, затянул и привычным жестом расправил под ним гимнастерку. Обоймы из подсумков казаков сунул себе в карманы галифе, туда же ссыпал патроны из карабинов.

– Не могу, – сказал Костя, как показалось Севке, с вызовом. – Я не смогу идти…

– Хреново. Вот не переношу я тяжести переносить, – Севка еще раз огляделся вокруг, с облегчением констатировал, что степь пустынна, и закинул карабин за спину. – Ты меня прости, Костя, но для тебя пушку я брать не стану. Лишние пять килограммов мне, сам понимаешь, ни к чему.

Что-то горячее коснулось босой ступни Севки, он отдернул ногу.

Грыша тянулся к нему окровавленной рукой, что-то попытался прошептать, но получился стон.

– Только не нужно мне ноги целовать и смертушку выпрашивать. Я…

Слеза медленно потекла по щеке Грыши, превращаясь по пути в комочек грязи.

– Твою… – пробормотал Севка.

Грыша, не отрываясь и не мигая, смотрел в глаза Севке. Слезы сбегали по испачканной землей щеке одна за другой. И невозможно было отвернуться или просто отвести взгляд.

Костя молчал, разглядывая небо. Он все понимал, имел по этому поводу свое мнение, но решил его не озвучивать. В таких случаях каждый решает для себя. В конце концов, Севка имеет полное право быть жестоким. Казак бы его не пожалел.

Севка медленно расстегнул кобуру, достал револьвер. Наган оказался дореволюционным, солдатским, без самовзвода. Севка взвел курок большим пальцем правой руки. Барабан со щелчком провернулся.

А рука – дрожала.

Севка вздохнул и закрыл глаза. Еще раз вздохнул. Осторожно придерживая пальцем, спустил без выстрела курок.

– Понимаешь, парень… – тихо сказал Севка и вытер пот со лба. – Нельзя мне стрелять. Этот выстрел точно привлечет внимание. А шашкой… Я шашкой тебя только зарезать могу, как мясник. Не умею я рубить… Это вас с детства учили, а меня… И, боюсь, с одного раза не получится.

– Давай, – одними губами прошептал Грыша. – Давай…

Севка наклонился, поднял шашку. Медленно осмотрел лезвие. Несколько капель крови засохли у самого эфеса. Это Севкина кровь. Совсем чуть-чуть. А сейчас будет значительно больше.

Замахнуться и ударить по горлу?

Севка попытался себе это представить, сглотнул комок, подкатившийся к горлу. Почти год назад ему пришлось перерезать человеку глотку. Но там решал не он, там все решал адреналин, заполнивший тело по самую макушку. А тут…

Грыша повернул голову, жилы на шее напряглись, артерия пульсировала. Казак хочет помочь. Очень хочет.

Севка быстро провел лезвием шашки, с силой, чувствуя, как заточенная сталь входить в плоть, как скрипнула она, зацепив позвоночник. Тело казака дернулось, забилось, но тут же затихло и замерло.

Севка выпрямился, оставив шашку в ране.

– Пойдем, – сказал он.

– Тогда уж неси, – невесело улыбнулся Костя. – Взялся за гуж…

– Давай так, – Севка снял карабин, взял его двумя руками – за ствол и ложе – у себя за спиной. – Ты сядешь, как на тарзанку…

– На что? – не понял Костя.

– А, ну да, все время забываю… Это кино вы еще не видели. И название появиться не могло. После войны штатовские фильмы вы будете называть трофейными. Дед рассказывал. И целыми дворами будете пытаться имитировать крик Тарзана… Как на качели сядешь. И будешь держаться за мои плечи. Понятно?

– Понятно. Давай, – Костя оперся локтем о землю и протянул правую руку Севке.

– Только учти, если мы на кого напоремся, то я тебя уроню самым безжалостным образом, – предупредил Севка. – Так в этом случае, ты на шее у меня не висни, а падай молча. Без криков и стонов.

– По рукам, – улыбнулся Костя.

Устроившись на спине у Севки, Костя сказал: «Поехали», – и не понял, отчего это Севка засмеялся.

Пришлось рассказать о первом космонавте уже на ходу.

Костя выслушал, не перебивая.

Севка думал, что вот сейчас тот скажет что-то вроде – здорово, наши все-таки первые, станет расспрашивать подробности, которых Севка не знал или не помнил. Он даже в названии первого космического корабля не был уверен. «Восток». Или «Восход». Но не «Союз», это Севка знал наверняка. А вот с «востоком-восходом» путался наглухо. И если бы Костя стал выспрашивать детали, то пришелец из прекрасного и далекого будущего опозорился бы по полной программе.

Но Костя задал только один вопрос. И даже не вопрос, так, указал на странную, по его мнению, деталь.

– Фамилию они дворянскую пропустили. Это, наверное, нарочно. Чтобы и эмиграция – тогда ж эмиграция все равно будет? – порадовалась.

– Не знаю, – честно сказал Севка. – Кажется, он из крестьян. Сейчас, возможно, в оккупации… Или зимой освободили. Я не помню…

Ни хрена ты толком не помнишь, должен был сказать Костя, но не сказал. Хороший парень, Костя Шведов. Жаль, что умрет скоро.

Это понимал Севка, да и сам Костя прекрасно это осознавал.

Они в степи. Где госпиталь или хотя бы медсестра какая-нибудь – не понять. С какой скоростью Севка сможет нести раненого? И как долго?

И нет тут леса, чтобы спрятаться. Все видно на многие километры вокруг.

Первый привал Севка сделал через полчаса. Не мог не сделать – плечи ломило, пальцы, державшие винтовку, свело судорогой. Ноги – словно огнем пекло, исцарапал Севка босые ноги, до крови исцарапал. Но даже не это самое обидно. Прошел он за эти полчаса метров пятьсот, в лучшем случае. Это всего. А от места расстрела удалился, дай бог, на сто-сто пятьдесят метров, если по прямой считать. Пришлось обходить овраг, Севка понимал, что, спустившись в него, вылезти будет не просто.

Обошел, запыхался. В горле пекло, сердце колотилось, кричало, чтобы перестал Севка геройствовать, устроил Костю в тени какого-нибудь куста. Или во-он в том овраге, их тут много, оврагов и балок.

Опустить аккуратно на землю, сказать, что сейчас… вот сейчас сходит вперед, поищет подмогу и тут же вернется. Как только найдет – вернется. И вот тогда тебе, Костя, врачи рану вылечат, в госпиталь поедешь, а там – сестрички веселые и ласковые… Я быстро.

И Костя возражать не станет, Костя поймет. Может, взгляд отведет, чтобы не видеть твоих бегающих глаз, Всеволод Залесский. И даже, может, пошутит вдогонку. Скажет, чтобы ты сестричку посимпатичнее нашел.

Севка остановился у небольшой, заросшей кустами балки. Спустился на ее дно, присел на корточки, Костя разжал руки и опустился на землю.

– Сходишь, посмотришь? – спросил Костя. – Я подожду. Может, тут есть кто-то? Дорога, в конце концов, недалеко должна быть. Мы же по дороге шли вначале…

Они вначале шли по дороге. Сутки без сна и почти без привалов – по той изрытой колдобинами и колеями полосе, которую в этих местах принято называть дорогой. После ада на Узловой они ушли в сторону от железной дороги, двинулись по грунтовке в потоке отступавших, надеясь остановить попутную машину. У них это даже почти получилось, полуторка притормозила рядом на взмах руки, пожилой водитель начал что-то говорить, но по дороге пронеслась тень от самолета, ударили пушки, водитель нажал на газ, грузовик рванул вперед, а Севка и Костя бросились в сторону, в кусты.