Читаем без скачивания Другая музыка нужна - Антал Гидаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Издали казалось, будто пульсирующий ритм оркестра выталкивает пары из сияющего круга и вновь притягивает их обратно.
Когда шел снег, вокруг фонарей искрились и плясали белые кристаллические снежинки, словно были не в силах устоять перед знаменитым оркестром будапештского гарнизона. А упавши на лед, они вновь искрились. Казалось, звездное южное небо спустилось на землю. Тысяча и одна ночь! Сказочный мир! Вдоль берега оснеженные деревья, позади них замок Вайда-Хуняд… А там, дальше, говорят, мировая война, и люди убивают друг друга.
За пылавшими окнами ресторана дымились чашки чая, носился запах пряностей, шипело в жиру жаркое. А в стаканах мерцал глинтвейн, словно кошачьи глаза в ночи.
На этот каток и пригласила Илонка Мадьяр Мартона — сына «поставщика армии» Ференца Фицека.
5
Мартон с Тибором поменялись пальто, не доходя до главного входа в парк, возле статуи Анонимуса, у подножья угрюмого замка Вайда-Хуняд. На боку у Тибора тикал привязанный к поясу будильник.
— Без пятнадцати шесть, — возвестил Тибор. — Ступай скорей.
Тибор отдал Мартону и свои перчатки.
— А у тебя руки не замерзнут? — спросил Мартон.
— Я суну их в карман, — ответил Тибор, показывая в улыбке свои редкие мелкие зубы. — Тебе перчатки больше нужны. Придется взять под руку Илон… — Он запнулся и только еще ласковей улыбнулся.
Мартон повеселел. Любовно погладил болтавшиеся на ремне «галифаксы».
— Совсем неплохие коньки. На площади Матяша они слетали только потому, что там одни рытвины да ухабы. А здесь лед как зеркало. — Но сравнение не удовлетворило его, и он добавил: — Как венецианское зеркало.
— Ступай! — серьезно сказал Тибор. — И… если… если… Словом, только не кипятись… И, смотри, поосторожнее… Знаю я тебя… Я погуляю здесь вокруг пруда. И если тебе будет весело, не спеши! В крайнем случае я подольше погуляю на свежем воздухе.
Мартон ушел. Ему было приятно в новом зимнем пальто. И хотя он отогнал эту мысль, однако в новом пальто чувствовал себя уверенней — оно придавало ощущение собственного достоинства. Оркестр играл «Хабанеру». Мартон купил билет. Когда пальцы кассира — только они и были видны — втянули серебряную крону и монета, звеня, упала в ящик, мальчик почувствовал угрызения совести. Целую крону отдал за такую бумажку! «Семь крейцеров еще, правда, останется», — вспомнил Мартон, утешая себя. И побрел к главному входу. Он думал, что контролер почтительно возьмет в руки билет, стоивший целую крону. Но контролер равнодушно надорвал бумажку, даже взглядом не удостоив Мартона. Одно движение, и кроны как не бывало!
Открылся сверкавший в электрическом сиянии каток. По нему пестрыми косяками плыли мужчины, женщины, юноши и девушки. «Очень красиво», — прошептал Мартон и прижал к себе «галифаксы», словно прося их: «Будьте добры, ведите себя хорошо».
Мартон остановился. Искал глазами Илонку и помещение, где можно надеть коньки. Сбоку показался маленький домик: «Теплушка». Туда входили и оттуда выходили конькобежцы. Мартон тоже направился к ней. Остановился на миг и, чтобы скрыть смущение, чуточку опустил уголки губ, словно говоря: «Я здесь не впервые, и не тороплюсь, и не спешу». Его обуял страх, сердце заколотилось. «Куда я попал? И что здесь будет? Придет ли Илонка? А может быть, она уже здесь? Где найти ее?» И он снова сделал несколько шагов. Нагнулся, словно потерял что-то. Затем кинул взгляд на часы, прикрепленные к фасаду теплушки. Шесть часов. Еще несколько медленных шагов. И в тот миг, когда он с изумлением заметил, что все выходят без пальто, катаются в свитерах, и схватился за пальто, будто от этого движения под ним каким-то чудом окажется свитер, Мартон увидел большую группу мальчиков и девочек; они направлялись к теплушке. Илонка была среди них. Она шла прямо к нему, протягивая руку.
— Мартон!
Илонка была даже красивей, чем обычно, только в зимнем пальто казалась меньше, нежели дома на улице Сенткирай. Красная вязаная шапочка прижималась к накрученным над ушами косичками. Зубки сверкали между пунцовыми губами.
Когда они пожали друг другу руки, Мартон впервые ощутил холодное и все-таки нехолодное дыхание Илонки. Оно коснулось его щеки.
— Добрый вечер, — быстро проговорил мальчик. И еще быстрей прибавил: — Пойдемте.
Он думал — вернее, надеялся, что Илонка не пойдет с юношами и девушками, с которыми пришла вместе, что он, конечно, уведет ее от них.
— Нет, нет! — сказала Илонка, и вздох, слетевший с губ девочки, вновь коснулся лица Мартона. — Я здесь с друзьями. Познакомьтесь. Мой домашний учитель…
— Мартон Фицек, — представился мальчик и поздоровался со всеми за руку.
Затуманенными, помрачневшими глазами разглядывал он девочек: беленькие, черненькие; постарше, помоложе; улыбчивые, капризные; в желтых шапочках, в зеленых шапочках. И мальчиков: один повыше, другой пониже. Кто громко называет свое имя, кто бормочет бессвязно. Мартон не находил себе места.
— За мной! — воскликнула Илонка, взяв под руку и Мартона и другого высокого юношу. Она нагнулась вперед, делая вид, будто тащит всю компанию. — За мной!
Шумливо, с гомоном и щебетом ворвались они в теплушку и расселись на длинной скамейке у стены. Пальто все сняли заранее и кинули на руки суетившимся вокруг служителям — мужчинам и женщинам. Служители уносили пальто, приносили номера от вешалок, становились на колени, прикрепляли коньки к ногам мальчиков и девочек, приворачивали их ключами.
Мартон, точно щепка, попавшая в течение реки, что плывет, подрагивая, потом мчится, уносимая волнами, тоже машинально снял зимнее пальто, передал его «обслуживающему персоналу» (ему попалась не женщина, а мужчина с бакенбардами, хотя кто его знает, что лучше и что хуже). Увидев, что остальные дают чаевые, Мартон тоже вытащил уцелевшие семь крейцеров и отдал их. Служитель с бакенбардами опустился на колени и после мгновенного замешательства взял в руки «галифаксы». Мартон ждал, что на лице у него появится улыбка. Но лицо служителя осталось невозмутимым, только руки, как показалось Мартону с презрением защелкнули железные скобы «галифаксов». Мартон был готов, а остальным еще долго прилаживали, привинчивали коньки. Наконец управились со всеми.
