Читаем без скачивания Мёд и немного полыни - Мария Омар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец забежал в сени и буквально сразу на крыльцо выскочила мать. Высокая, моложавая.
– Родненький! – воскликнула она.
Алексей, опираясь на палку и хромая, подошёл к матери, схватил её и сжал в объятьях.
– Мама, вы здоровы? А сёстры где?
– Здоровы и они, слава богу! Ой, а худой какой! Чего ходишь так?
– Да ничего, заживёт!
– Ну надо ж, папка хромоногий, так теперь и ты!
Она гладила сына по волосам, впалым веснушчатым щекам, не замечая никого вокруг.
– А это жонка моя, – Алёша жестом подозвал Марусю. – У нас и хлопчык есть!
Ульяна утёрла слёзы рукавом и, прищурясь, посмотрела на сноху.
– Чернявая уж больно, – повела она бровью. – Что ж, пожалуйте в дом.
Прибежали сестрички. Обе конопатые, с русыми косами, смешливые. Бросились брату на шею.
– Эх, покружил бы вас, да не могу пока, – засмеялся Алексей. – Взрослые какие стали!
За столом, уплетая горячую бульбу[53], он расспрашивал про друзей, соседей. Кто выжил, кого убили, кто-то ушёл в партизаны да сгинул в болотах и пущах.
Отца фашисты дважды приговаривали к расстрелу, но оба раза ему удавалось сбежать в лес.
– А как ты-то, сынуля, на фронте? – теребила мать.
– Да война как война…
– Откуда родом будешь? – спросила Ульяна Марусю, когда мужчины, махнув по рюмке самогонки, вышли подышать на крыльцо.
– Из Оренбургской области.
– Не из цыган?
– Нет, – чуть слышно промолвила Маруся.
Через неделю Алексея-младшего позвали работать в школу. Стал обучать деревенских детей грамоте и математике. А там и директором поставили.
Нога с войны так и не зажила, гноилась. В непогоду или после долгой ходьбы Алексей иногда весь белел, морщился, стискивал кулаки, зубы, но никогда не жаловался.
Маруся каждое утро обматывала ему голень тканью с пахучей дегтярной мазью. Научилась делать драники и мачанку[54] с грибами. С Алексеем жили душа в душу.
А вот свекрови угодить не смогла. Ульяна Еуменовна была женщиной статной, в деревне уважаемой, а нравом крутой. Бывало, поругаются с мужем, лежит он потом на высокой печке да ест голый лук. Уж до чего суровая, даже еды не подаст, пока не помирятся. А он тоже упрямый, не спустится к обеду, коли не зовут как положено.
– Да что ж тебе, баба, неймётся! Добрая нявестка у нас! – ругался на жену Алексей-старший, когда та бранила сноху.
– Я ему давно присмотрела Олесю. Ах, красуня! А Лёша эту привёз, неведомо откуда! – возмущалась Ульяна при снохе.
– Поздно, дитё есть, угомонись!
– Да ничего нашего в нём не вижу…
Старший внук Вова походил на мать – с тёмными волосами, крепенький, ширококостный.
Только когда три года спустя родился Мишенька, хоть черноволосый, да лицом в отца, с острым коржовским носом, Ульяна смягчилась. Давала ему конфеты втихаря, не показывая Вовке. А Миша, добряк, отдавал половину брату.
После хлопцев родились две дочки: Валя и Надя.
Мальчишки с семи лет отвечали каждый за свою лошадь, вспахивали поле. Вместе со взрослыми возделывали колхозный яблоневый сад на несколько гектаров. А как бегут играть, мать вслед кричит:
– Вова, Миша, осторожнее! Не трогайте железяки!
Сколько пацанов погибло, закидывая в костёр найденные в лесу снаряды! Иные без глаза или руки остались.
Целый день дети перехватывали еду на ходу, много ли надо: ломоть хлеба да ложка мёда. К ужину собирались за столом всей семьёй. Усядутся и ждут, пока дед первым зачерпнёт из общей миски или сковороды. Потом – остальные взрослые, последними – дети. Иногда кто-то из мальчишек не выдерживал, влезал без очереди и тут же получал от дедули по лбу деревянной ложкой. Так-то он добрый, но порядок есть порядок.
Миша долго не выговаривал букву «р», а однажды собирал под берёзами грибы курочки. И вдруг произнёс:
– Курр-рочки…
На радостях помчался к родителям, всю дорогу повторяя на ходу:
– Куррочки, грыбы, рыба, рак, рэмень, рррр!
Осенью Ульяна неожиданно слегла. В доме стало непривычно тихо и мрачно. Накануне Покрова попросила у всех прощения и померла. Алексей Семёнович загоревал. Недолго без неё прожил, через несколько лет и его не стало.
В 1960 году Коржовы переехали в Оренбургскую область. Уж больно скучала Маруся по родине. Оставили просторную избу, добротное хозяйство. Пришлось отстраиваться заново в Колтубанке.
Вова, как окончил десятый класс, вернулся в Белоруссию. Там ждала любимая девушка. В семнадцать женился. Один из его сыновей, Сергей, родился копией деда Алексея. Жаль, Ульяна этого не увидела.
Глава 11
Одна семья
В вагоне Миша записывал под диктовку размашистым почерком, проговаривая вслух:
– Ата – дедушка, ага – старший брат…
Олтуган мягко поправляла:
– Аға – ғ: вот так горлом с придыханием произносишь.
– О, как у нас в Белоруссии!
Олтуган тоже выучила несколько белорусских фраз. Хотя родители Миши общались на русском, у них часто встречались незнакомые словечки. Как-то Мария Андреевна попросила занести с улицы ночоуку. Олтуган постеснялась спросить, что это. Вышла во двор, осмотрелась. «Может, ночнушка?» – пришла догадка, но на бельевой верёвке, натянутой между двумя столбиками, висели только прищепки.
– Миш! – позвала жениха, чинившего велосипед за забором. – А что такое «ночёвка»?
Он кивнул на корыто.
– Вот!
Олтуган подивилась – вроде слово знакомое, а означает совсем не то, что думаешь.
Поезд въезжал в рассвет, когда она проснулась. Тихонько высвободилась из-под Мишиной руки и покрутила затёкшей шеей, пошевелила ногами. Миша сидел в неудобной позе, голова его сползала вбок и иногда ударялась о жёсткую стенку. Олтуган достала кофту и, подложив на плечо, притянула Мишу к себе.
Ближе к Кувандыку засинели вдалеке невысокие горы. Вдоль железной дороги тянулись огороды, словно съезжающие по склонам холмов. Дачники спозаранку копались в земле.
С поезда встретил на грузовике Куантай, ему заранее отправили телеграмму. Протянул жёсткую шофёрскую ладонь Мише, приобнял сестрёнку.
Трясясь по колдобинам, въехали в Каратал. Где-то гудел трактор, мычали коровы, идущие на пастбище, лаяли собаки. Маленькая шторка в окне родного дома была отодвинута, в неё выглядывала Акбалжан. Увидев машину, выбежала навстречу. Ответила на приветствие Миши, надолго задержала дочь в объятьях, заглянула в глаза. Пока мужчины умывались на дворе, спросила:
– Хорошо тебе с ним?
– Очень.
Акбалжан снова обняла дочь.
– Вот и ты – невеста! Как будто вчера баловал тебя Кужур. Был бы жив сейчас, закатил бы той[55] на весь Каратал!
Во дворе закипал на печи казан. Олтуган вдохнула запах горящих дров и варёного мяса. Барана зарезали накануне. Дом стал наполняться людьми. Женщины раскатывали большие круги теста и раскладывали их на газетах, чтобы подсохли. Потом разрезали на части, закидывали в кипящий бульон и вылавливали шумовкой.
На полу посреди большой комнаты расстелили корпешки. Расселись, омыли над тазом руки подогретой водой из кувшина, уважительно поднесённого каждому гостю. Перед молитвой покрыли головы. Мише тоже дали бархатную тюбетейку. Мулла провёл обряд бракосочетания – неке қию. Неожиданно звонкий и высокий для старика голос улетал ввысь. Когда он перестал вибрировать и перешёл в быструю, скороговоркой, речь, все раскрыли перед собой ладони. Провели ими по лицу. Миша повторил.
На дастархан подали большое плоское блюдо с горячим мясом и сочнями. Полили сорпой с запаренным луком. Олтуган предупредила: начинают есть по старшинству, брать еду нужно руками. А если аксакал даст часть бараньей головы или кость с мясом, нельзя отказываться, надо обглодать как можно чище. Миша съел пару кусочков конской колбасы шұжық, в которой вяленое мясо перемежалось с перчёным жиром. Олтуган по его довольному лицу поняла – понравилось.
Миша украдкой оглядел комнату. Металлический сундук в углу, на котором громоздились одеяла. Небольшое окошко. На потолке жёлтые неровные пятна.
– Мама никак не сделает крышу, протекает, – перехватив взгляд жениха, шепнула Олтуган.
Когда все разошлись, Миша взялся чинить кровлю. Вокруг быстро собрались зрители. Односельчане принесли низенькие скамейки и уселись напротив, словно на концерте. Щёлкали семечки, толковали, достаточно ли ловок младший зять Акбалжан.
– Ой, не знаю, – качала головой Зубайда. – Уедет Олтуган, будет жить как русская. И обычаи наши забудет, и язык. Вон уже Аллой её кличут.
Молодые прогостили у Акбалжан неделю.
– Здорово тут! – говорил Миша. – Все помогают,
