Читаем без скачивания Милиция плачет - Александр Георгиевич Шишов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За каштанами. 1966 год. Вова Мойса (Мосик), Саша Шишов
Самое интересное было дальше, когда мы подошли к Дюку. Вытаскивая по одному, Мосик бросал каштаны вниз по Потемкинской лестнице. Ранним утром лестница была пуста, и мы безнаказанно и самозабвенно, соревнуясь друг с другом, швыряли вниз дикие плоды Приморского бульвара.
Запущенные каштаны сильно ударялись о гранит и, смешно, непредсказуемо отскакивая то вправо, то влево, прыгали вниз по ступеням, катились по маршам, потом опять прыгали и замирали, обессилив или наткнувшись на боковины каменных парапетов.
Особый смех вызывали шустрые каштаны-самоубицы. Они, отпрыгав положенные марши, неожиданно резко меняли траекторию и, перепрыгнув широкие боковые ступени, сваливались с лестницы и навсегда исчезали.
Самые круглые каштаны, настойчиво подскакивая, продолжали прыжки вперед, то исчезая, то мелькая чёрной точкой над пролетами. Они долетали до нижних ступеней лестницы, скатывались на тротуар и медленно, нехотя, перевалив бордюр, сваливались на мостовую. Одни находили убежище возле гранитного камня в ожидании дождя, который унесёт их через ливнёвку в открытое море, другие, выкатившиеся на проезжую часть, были обречены на гибель, раздавленные колёсами машин или троллейбусов, оголив под противный чвакающий звук разрываемой лаковой кожи свою нежно-зелёную твёрдую сердцевину. Третьи, зафутболенные ногой прохожего, ещё долго, до зимы, будут болтаться по белу свету, пока, забившись в укромное место, не встретят свое естественное увядание.
Каждодневные вылазки на Приморский бульвар меня захватывали всё больше и больше. Они были сродни завоеванию новых территорий, открытию новых земель, покорению неизвестных стран и исследованию затерянных миров.
Мосик по-хозяйски, щедро, открывал мне тайны нижних парков — проходы, тропинки, лестницы, переходы. Вскоре я научился прекрасно в них ориентироваться и, кроме того, освоил Мосика сленг. Я его не только в совершенстве понимал, но уже мог кое-что, ломая язык, произнести в его самобытной, индивидуальной манере уличного пацана.
5.5. Дурной пример заразителен
У Мосика была ещё одна поразительная особенность: в его рассуждениях и изречениях сквозила недетская мудрость. Иногда он казался маленьким старичком, высказывающим свои сентенции, аргументировано и щедро приправленные афоризмами. Он знал огромное количество жизненных присказок, пословиц и поговорок. От него я узнал, что «копейка рубль бережёт», «жадность фраера сгубила», «бабка надвое сказала», «живы будем, не помрем», «один в поле не воин», «скупой платит дважды», «бей своих, чтобы чужие боялись», «не пойман — не вор» и многие другие. Слушая нравоучения в школе, он, внешне рассеянно, но в действительности очень внимательно, пропускал их сквозь себя, отсеивая лишнее, а когда находил в них что-то соизмеримое с его внутренним миром, удовлетворенно, с еле заметным запаздыванием, кивал головой и благосклонно принимал. Казалось, что каждый свой поступок он может мотивированно оправдать, произнеся веско вслух цитату из ёмкой народной непререкаемой мудрости.
Так, он считал, что нельзя «выбрасывать деньги на ветер», поэтому и платить нужно только в самом крайнем случае.
В кино он не платил никогда, принципиально. Его папа работал художником в маленьком кинотеатре на Пересыпи, где фильмы шли вторым экраном, и Мосик их все, конечно же, пересмотрел, а понравившиеся — по несколько раз. Ездил на Пересыпь он исключительно «зайцем». Если в центре города, в «Украине» или во «Фрунзе», шёл премьерный фильм, который все уже посмотрели и с жаром обсуждали, а ему не удастся посмотреть его раньше чем через неделю, то он «проканывал» в кинотеатры без билета.
На моих глазах он, невероятным образом ввинтившись в толпу возле контролера, исчез, чтобы вынырнуть с другой стороны турникета и помахать мне рукой. Я был с билетом, и в переполненном зале, без свободных мест, мы просидели в одном кресле весь сеанс. Несмотря на обоюдную худобу, в кино, когда Мосик «проканывал», я больше не ходил — тесно. И более того, никогда не пробовал повторить его лихое проскальзывание мимо контролеров.
Но дурные примеры всегда заразительны. Насмотришься, наслушаешься, а потом решишь, а чем я хуже. Вот только ученик из меня получился бездарный, и то, что Мосику давалось легко и непринужденно, для меня оборачивалось настоящей трагедией.
После школы мы обычно заходили в «Военторг». Подолгу рассматривали военную форму, знаки отличия, погоны, звёздочки, фотоаппараты, кинокамеры, ружья, кинжалы, канцтовары и блестящие военные пуговицы. Однажды, в очередную прогулку по магазину, Мосик заметил, что прилавок с дробью в больших открытых деревянных ящиках, стоящих под стеклом витрины, неплотно придвинут к стене. Моментально оценив ситуацию, что отдел не работает, и нет продавца, он просунул звериной лапкой свою ловкую ладонь в зазор между стенкой и витриной, изогнул её, зачерпнул дробь, мгновенно вытащил руку, спрятал в карман и, как мне показалось, не ускоряя шага, спокойно вышел из магазина. Возле дома он мне отсыпал из ладони, как семечки, половину добытой дроби.
— А что с ней делать? — спросил я его.
— А я знаю? В хозяйстве пригодится, — последовал его мудрый ответ.
Потом он взял дробину, прицелился и запустил в голубя. Голубь даже не заметил покушения на его пернатую жизнь. Мосик досадливо посмотрел на свой трофей, рассыпанный на ладони, и сказал:
— Не угадал с калибром.
Не прошло и недели, как мы с папой заглянули в «Военторг». Папе подарили фотоаппарат «ФЭД-2», и чтобы подарок был не только красивой вещью, которую мне не разрешали трогать, но и соответствовал своему назначению, мы и пришли сюда за покупками. В отделе с фотопринадлежностями была очередь, и папа терпеливо стоял, ожидая её продвижения. Я стоял рядом с ним и маялся от скуки. Наконец, подошла наша очередь. Папа даже не заметил, как я от него отделился и отошел к витрине охототдела напротив. Рассматривая стоящие двустволки, красные бумажные гильзы патронов, золотистые капсюли и чёрную разнокалиберную маслянистую дробь, рассыпанную по калибрам в деревянных ящиках, мне очень захотелось её потрогать руками. Продавца опять в отделе не было, зазор, через который Мосик запускал свою руку, был на месте. Я огляделся. В зале только плотная стена спин в отделе фототоваров и папа, отвернувшись, разговаривает с продавцом. Всё, больше никого. Я просунул руку, схватил жменьку дроби, вытащил и, не успев ещё спрятать руку в карман, услышал возглас:
— Смотри, ворует!
Из-за моей спины, из соседнего зала, в самый не подходящий для меня момент, вышли
