Читаем без скачивания Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары. Том 2 - Михаил Уткин

Совершенно убитый автобус столичного автопарка, скрипя обшивкой, проржавевшей в некоторых местах насквозь, выбрался на главную улицу города и покатил к Иртышу. Японцы уже построили к этому времени новый подвесной мост через семипалатинскую речку, но наши водилы поехали всё же по старому и, покрутившись по шикарным транспортным развязкам, которые наделали вокруг станции Жана-Семей, выкатились на ту самую трассу, по которой я уже прокатился как-то на «КамАЗе» с прицепом.

Дорогу, шедшую от шульбинской трассы к Таврическому, уже полностью заасфальтировали, но наш автобус плёлся по ней со скоростью пешехода. На автостанции в Таврическом мы остановились. В салоне оказались пятеро иностранцев из какой-то церковной миссии, ехавших со свидания с Папой Римским, накануне этого «покорявшим целину» в Астане. Один мужик и четверо женщин, одетых в белые балахоны, наподобие больничных, и с огромными крестами на шеях, устроили по дороге молитвы-песнопения. Во время этой остановки они зашли в близлежащий магазинчик, увидели коробки с немецкими конфетами, немедленно купили парочку таких коробок и радовались, как дети!

Много ли людям надо для счастья?!!

Одна из «монашек» стала угощать этими конфетами всех, кто сидел в автобусе, но я у неё конфетку брать не стал, и ушёл на своё место в самом хвосте салона. Когда через пять часов этой муторной дороги я вылез на устькаменогорском автовокзале, меня уже ушатало настолько, что я мало что себе соображал – сил хватило лишь на то, чтобы добраться до гостиницы «Усть-Каменогорск» и снять одноместку.

Номер этой гостиницы стоил 2100 тенге (420 росс. руб.) в сутки. Мебель оказалась такой же древней, как и в Новосибирске, но телевизор был подключён к какой-то кабельной сети и выдавал невообразимое число каналов. Я посмотрел все мыслимые новости и упал спать.

В поезде до Семипалатинска я всё же умудрился простыть, и наутро, когда за мной прислали служебную машину с титаномагниевого комбината, уже начал тонуть в собственных соплях. Печальная традиция продолжилась: если уж помирать от простуды, так непременно в Усть-Каменогорске, причём уже в третий раз. Впрочем меня, как и всегда, спас смородиновый «Колдрекс» в виде порошка, растворяющегося в кипятке.

Через два с половиной дня беготни по комбинату меня отвезли на служебной «Волге» сначала в железнодорожные кассы на станции Защита, где я купил себе билет на самый скорый поезд, который стал ходить с этого лета между Семипалатинском и Алма-Атой I. Затем мы, заскочив в гостиницу за моими вещами, поехали в Жангиз-Тобе к этому самому 21-му поезду.

Поскольку водителю нужно было вернуться обратно ещё засветло, он привёз меня на станцию часа за два до поезда. Но меня это вполне устраивало, так как рейсовых автобусов в Жангиз-Тобе в это время всё равно не было. Я вновь неприкаянно бродил по перрону Жангиза, вспоминая, как ровно шесть лет назад, тихой летней ночью напоил весь персонал оной станции. Тут за мной увязался бездомный чёрный пудель. От края перрона в сторону вокзальчика шли четыре девчонки, и тут я услышал совершенно истошный рёв: следом за ними бежал вприпрыжку крохотный чёрненький котёночек, и вопил громче, чем гудок магистрального тепловоза!

Барышни прошли мимо, а котёнок остановился у моей сумки, тщательно обнюхал её, и с самым деловым видом уселся рядом, тут же перестав вопить. Конечно же, он был худ, как скелет, и я ещё подумал: «Да, братишка, „Вискасов“ тебе тут не попробовать…» Псина подошла ещё ближе, обнюхала котёнка, на что тот совершенно не отреагировал, и уселась рядом.

Они дружили!

В здании вокзала теперь работала небольшая частная столовая, повариха которой за каких-то 35 тенге (7 росс. руб.) вытащила мне из холодильника огромную, совершенно невообразимых размеров котлету. Я вышел с нею на перрон, и первым делом стал кормить котёнка. Желудок же у таких не больше напёрстка, поэтому в него влезла только половина сего кулинарного шедевра, а оставшуюся часть быстренько доел пудель. Крошка кот, снова спрятавшись от холодного ветра за моей сумкой, аккуратно вылизался и, увидев, как ветром проносит мимо золотинку от пачки сигарет, радостно умчался вслед за нею. Вскоре исчез куда-то и пудель. Но через час, когда подошёл мой поезд, я, садясь в вагон, обернулся, и вдруг увидел, что за моей спиной сидят рядышком котёнок с этой собакой, и с тоской в глазах провожают меня домой…

Паровоз и в самом деле оказался СКОРЫМ – мотаясь по этому участку «Турксиба» с 1983 года, я впервые ехал от Жангиза до Алма-Аты всего с 11-ю остановками! А за те почти четыре месяца, пока я не был дома, на обоих наших вокзалах успели окончательно доделать электрификацию – когда я уезжал 5 июня в Кустанай, столбов ни на Алма-Ате II, ни на Алма-Ате I ещё не было. Их только-только начинали ставить на перегоне через Рощу Баума. А теперь уже всё было готово, но поезда ещё ходили с тепловозами. По путям Алма-Аты I между тем уже елозил своим ходом взад-вперёд трёхсекционный «ВЛ80С», видимо проверяя состояние проводов. Забегая вперёд скажу, что официальное движение электровозов началось у нас ровно через месяц после этого, с 1 ноября 2001 года.

Ну а дом родной встречал истинно летней погодой – светило яркое ласковое солнышко и было плюс двадцать четыре. Меня встретили Жамал и Санёк Иванов, которые минут за десять привезли меня на машинке домой. Осенний марафон длиною в 5596 км благополучно кончился…

111. Каньон Аксу

Мамка у Васьки Трубникова жила в Южно-Казахстанской области, которую у нас в Казахстане негласно называли «Техасом». Василь постоянно мотался туда – присматривать за огромным приусадебным хозяйством, которое его мать в одиночку вести не могла. Возвращался он оттуда обычно нагруженный ниже ватерлинии мясом, птицей, орехами, фруктами и многим-многим другим, периодически угощая нас изумительной стряпнёй собственного изготовления. Я хоть и сам умею очень неплохо готовить, но Васька был одним из тех очень немногих моих знакомых, которые меня в этом деле переплюнули…

Василь накануне опять уехал к матери, а мне предложил подтянуться к нему через неделю, когда начинались октябрьские трёхдневные праздники. Да с удовольствием! С билетом до станции Тюлькубас я приехал на Алма-Ату II и стал искать свой вагон. В кармане плеер, в ушах наушники, радио «NS», какая-то совершенно классная музыка, и настроение – ну прямо на миллион баксов. Подошёл к своему вагону, отдал проводникам билет, и посмотрел в сторону хвоста поезда: показалось, что там стояли мои знакомые. В этот момент проводники похлопали меня по плечу:

– Братишка, ты куда едешь?

– В Тюлькубас, а что? В билете разве не написано?!!

Оба проводника как-то странно посмотрели на меня, но пропустили в вагон. Оказалось, что 12-й купейный в этом поезде, шедшем в Атырау, назначался переменным трафаретом по Чимкенту, и все, кто в нём ехал, имели билеты не дальше, чем до этой станции. А в числе пассажиров своего вагона я оказался единственным русским.

По проходу носилась целая куча детишек мал мала меньше, добрая половина которых по-русски уже не понимала, и, идя от титана с кружкой кипятка, я на всякий случай кричал: «Ыстык!» Малышня постарше с моего пути разбегалась сама, баласят помладше затягивало из прохода в купе суровой родительской рукой…

Погода стояла так себе. Сначала было пасмурно, а ночью в Чу пошёл приличный дождь. Наш поезд застрял там аж на лишний час, но в Тюлькубас всё же пришёл вовремя. Проводник проспал всё на свете, но я минут за десять успел сам по себе проснуться, собраться и вывалиться на мокрый и абсолютно тёмный перрон.

Василь блукал возле здания вокзала, увидел меня, схватил за руку и потащил по каким-то крутым ступенькам вниз. Оказалось, что там, так же, как и в Новом Афоне, перрон был выше привокзальной площади на целый этаж пассажирского здания. Трубников приехал за мной на своей чёрной 31-й «Волге», и за каких-то десять или пятнадцать минут привёз меня в Ванновку, которая теперь стала называться «Село Турар Рыскулов».

Домина был просто огромный – моих трёхкомнатных квартир там поместилось бы не то три, не то даже четыре! Васька отапливал дом газом, включая его на ночь. Прямо посреди двора росли четыре огромных орешины – опавшими грецкими орехами, листьями и кожурой от них был густо усыпан весь дворик. Ещё больше орехов оказалось разложенными по пластиковым корзинам у Васьки в доме. А прямо за домом оказался тот самый знаменитый скотный двор, продукцией которого Василь нас неоднократно баловал в Алматы. По два десятка кур, гусей, овец, свиней, три коровы, две кавказских овчарки женского полу – короче, целый зоопарк!

Васькина мамка Ольга Михайловна, встретив нас, немедленно завела другую машину – вполне бодренький с виду «Москвич-412», запрыгнула за баранку, и покатила куда-то по своим делам, а Василь принялся кормить всю свою живность. Сразу чувствовалось 600 километров к западу: Чимкент явно жил не в «своём» часовом поясе! Там должно было быть два часа разницы с Москвой, ибо рассветало в Ванновке по сравнению с Алматы очень поздно.