Читаем без скачивания Заполье. Книга вторая - Петр Краснов

В комнату прошел, огляделся: на эти-то обои, знаком, едва ль не образом его пораженья житейского ставшие, его порухи. Подцепил за отставшее, дернул, располосовал наискось и сел к телефону: «помочь» собирать из своих, просить, только ею и можно было управиться теперь с разором бытовым, внешним — и если б еще и с внутренним… Но тут каждый сам по себе, сам себе помощник или губитель, и чего больше в человеке — сразу и не скажешь.

Поздним уже воскресным вечером Иван рассовал наконец и книги, приспособив для этого крепкий еще сервант, благо всякий не бог весть какой богатый бабушкин хрусталь и фарфор жена бывшая вывезла к себе. «Помочь» удалась, почти двухдневная, особенно постарались Лиля с Ольгой, и не только в поклейке обоев, мужчин в подсобниках держа, но и углы все вымыли-вычистили, в кухоньке все прибрали и даже стол соорудили, ужин какой-никакой. Звонила Алевтина среди дня, якобы обеспокоенная его пропажей, каковой не было, и он сухо отговорился крайней занятостью, не сказавши — чем, так что она обиделась даже, вернее, дала понять, что обижена; ритуал соблюден был, но и не больше того, поскольку для настоящей обиды лишь одной малости не хватало — искренности. С ней, подругой боевой, тоже надо было «решать решенное», так он это для себя называл, как и с Левиным тоже, но торопиться тут не было нужды. Звонил сам Народецкому, и тот заверил, что статья уже у Елизаветы Федоровны и будет передана шефу по прибытии как важнейшая, а он, Народецкий, еще и позвонит, доложит обстоятельства. Что ж, пусть так; выбор он сделал, а остальное зависело уже не от него.

Безнадегу задавил, и это, может, первее всего другого было. Что же касаемо выбора, здесь пришлось несколько осадить себя: выбор свой еще и отстоять надо, только тогда он становится настоящим, на своих ногах то есть стоящим, такая вот тавтология семантическая — собственно, тоже решать уже решенное приходилось, воплощать. В плоть развязок, где вздор с враньем вперемешку, расчеты и симпатии похеренные, ненависть и грязь.

31

Воротынцев прилетал вечерним рейсом только сегодня, в понедельник, и заседание правления было, разумеется, перенесено на день следующий, это сообщил Народецкий, сам позвонил. И конечно, не выполнил, сорвал задание Левин, что совсем уж редко с ним бывало, сославшись на то, что никак не мог по телефону застать Абросимова на месте, чтобы договориться о встрече, секретарше надоел до чертиков… А вот это мы и проверить можем, холодно поглядывал на него Иван, продолжая планерку утреннюю; в ночь на вторник газета должна выйти, как раз к заседанию, на полдень назначенному, и в ней будет не очень-то большая, но емкая статья Сечовика о прорывных, коммерчески весьма выгодных проектах завода точной аппаратуры, уже заключившего, как оказалось, несколько контрактов на поставку оборудования своего, с Минобороны особенно…

— Начало статьи на первую полосу вынеси, — велел он Левину и увидел, как обострилось сразу в злости лицо его, сузились, под бровки ушли глаза. — Абросимова с тебя снимаю, и без того тут’ дел хватит тебе.

— Полосу переверстывать?! Такая удачная вышла, с фоткой плаката этого — и похвальбу на нее производственную?! — угрюмо возмутился тот. — Приехали… А репортаж с митинга куда?

— То же начало дашь, под фото, а остальное на вторую-третью… Перемонтируешь, — упредил он, ладонью о стол утвердил, — время есть. Освобождаю и от типографии, пусть Николай ею займется. — Не хватало только, чтобы он еще и выход тиража тормознул; нет уж, газета на заседании должна перед каждым правленцем лежать. И переверстку не мешало подстраховать, чтоб ненароком компьютер не «завис» насмерть, наверняка же знает, какую кнопку ткнуть… — Оля, посиди, покумекай вместе с Дмитрием Борисовичем, как получше материалы переместить; покажете потом. А ты, Николай, загляни сейчас ко мне…

Карманову заданье одно: быть в типографии до конца, вывезти тираж, полсотни забросить в офис Воротынцева, у секретарши оставить. Если же кто-то со стороны попытается тормознуть откатку тиража, а такое вполне можно ожидать, то сразу же дать знать, а самому с типографщиками договариваться, доплачивать не жалея… Нет, ты понял? Николай, по обыкновению, пожал широченными плечами, что означало пониманье его и готовность, но что-то неладное почуял, кивком особым подтвердил.

К Абросимову приватно послал Михаила Никифоровича, пусть обновит знакомство, интервью возьмет, заодно и узнает, так ли недоступен был тот в конце недели прошлой… И уж не мелочами ли занимаешься, перестраховкой? Нет, мелочей здесь не будет, судя по всему, слишком уж серьезным рылом оборачивается к нему ситуация, и надо все собирать, всю не ахти какую информацию, упредить все возможные подвохи и препоны. И не позвонить ли вечером попозже Воротынцеву, дело ведь того стоит? Позвонить, это он уже решил тоже.

После обеда вышли на связь из администрации губернской, сухо предложили быть к пяти часам на пресс-конференции замгубернатора по социалке и культуре. Наверняка оправдываться будет по полугодовой так называемой задержке зарплат и отпускных учителям и врачам, поскольку до «голодных маршей» дело уже дошло… что ж, голодайте, бейте в кастрюли, если ни на что другое не способны, даже и на забастовку хоть сколько-нибудь массовую, объединенную. Неделю назад пришел такой марш из двух десятков учителей одного райцентра к «серому дому» на митинг, как раз в выходной, так ведь разве что столько же вышло из тысяч учителей городских поддержать их, присоединиться, милиции больше было с репортерами, чем самих митингующих…

И вот задавались вопросом: или уж и вправду все поколенье такое наше — вялое, расслабленное, жертва излишней опеки, патернализма советского? Как недоделанные, ни на что решительное не способны, на злость настоящую даже… ох уж эта расслабуха русская, дорого она будет стоить нам.

Бродила в просторном фойе конференц-зала, сыто перекликалась «четвертая власть», ждала нетерпеливо, когда вторая, кажись, по счету впустит в стойло и даст знак говорить, как Шахерезаде, дозволенные речи. Иван пооглядывался, не с кем и перемолвиться стало, подошел к Ауслендеру, высокому, элегантному, что-то уже черкающему в блокноте. Анатолий слыл человеком веселым, в обществе всегда желательным, приятельствовал со всеми без разбору, кажется, но как-то естественно это у него получалось, без особой натяжки, рекомендовался «евреем как таковым» и всем стилям общения предпочитал ненавязчивую иронию. А совсем недавно стал заместителем Светки-просветительницы, какая нацелилась уже, говорили, прыгнуть своими ножками-бутылками прямо в администрацию; значит, сим определилось теперь, кому экс-комсомольскую шлюшку передать, кому завещана эта потасканная донельзя газетка…

— A-а, злюки… — усмехнулся дружелюбно Ауслендер, руку подавая. — Не надоело еще собачиться?

— С волками жить — как не собачиться? Это вы подвываете…

— Есть грешок, — легко согласился тот. — Но, по-моему, не из смертных. А знаете, мне это тоже что-то поднадоело. Обрыдло, тявкнуть хочется. Укусить — ну, не за ногу, а хотя бы за штанину для начала…

— А что, здоровое желание, — посмеялся Иван, — вполне собачье. Главное, пинков не бояться…

Поболтали так, и Базанов, вспомнив, поинтересовался между всяким прочим: авторы, дескать, какие-то странные у вас проскакивают, разношерстные совершенно… Что за публика бывает у вас? Владимир, который Мизгирь, появляется?

— Да так, возникает иногда… Странный тип.

— Не из ваших? — переспросил спроста Иван. — Не из…

— Не-е, у нас таких, — сказал Анатолий, сообщнически ухмыляясь, — в кагале нет.

— А кагал, стало быть, есть?

— И кагала нету.

Засмеялись оба, а тут двери конференц-зала открыли и полупочтительно пригласили.

— Пожалте в загон, — хмыкнул недобро Базанов, — на трепанацию… Черепушки?

— Или на треп? Да с нашим удовольствием!..

За штанину Ауслендер цапнул: насколько известно, задержка зарплат нынешней номенклатуры не превышает полумесяца; и как это, дескать, коррелируется с полугодовой у изгоев нашего… нет, извините, вашего бюджета? Единогласно и общепринято прозванный Хомяком бывший инструктор обкома сначала решительно отвел сам кощунственный в применении к демократии термин «номенклатура»: «Это не к нам — к капээсэс, мы выстраиваем властную вертикаль совсем на иных началах и принципах», — и последнее было конечно же сущей правдой, хотя слово «принципы» в его устах несколько резало слух. «И потом, ну, сколько у нас в этой самой вертикали — и сколько в огромной бюджетной сфере целиком, какую мы тащим на себе? Меж тем потеря управления гораздо дороже обходится, чем потери при недостатке исполнения в низах, это надо понимать и соизмерять. Неважная собираемость налогов — вот корень этого зла!..»