Читаем без скачивания КГБ в ООН - Джордж Капоши

Взгляд Мартынова был прикован к пакету. Он продолжал испытующе рассматривать высокого человека с военной выправкой, наконец, принял решение и направился к нему.

– Полковник, мы не встречались в Берлине на Шпехштрассе? – спросил он на ломаном английском.

– Да, я жил в девятнадцатом доме, – с улыбкой ответил двойник американского полковника.

Мартынов протянул руку:

– Меня зовут Шульц, я ждал встречи с вами.

Он оглядел спешащих мужчин и женщин, матерей, кативших в колясках малышей на прогулку в Центральный парк. Казалось, толчея беспокоит его, и он предложил проехаться.

Пек не хотел уходить от наблюдателей ФБР.

– Я предпочел бы немного пройтись, – сказал он. – Я столько ездил в последнее время, что хочется размять ноги.

– Хорошо, – согласился Мартынов.

Пек махнул в сторону Центрального парка, находящегося в квартале отсюда:

– Пойдемте туда, мистер Шульц, там красиво и тихо.

Русский кивнул.

Они перешли Мэдисон и направились по 86-й улице к Пятой авеню, потом перешли на противоположную сторону. Здесь начинался парк. Мартынов почти сразу спросил Пека насчет обещания раздобыть в Форт-Левенуорте разведывательные учебные материалы.

– У меня их пока еще нет, мистер Шульц, – извиняющимся тоном объяснил Пек. – Не скажу, что получить их особенно трудно, просто на такие дела нужно время. Думаю, долго вам ждать не придется.

Мартынов забросал Пека вопросами о деятельности разведки в армии, расспрашивал о численности штата, о местах расположения персонала, об объеме подготовки, о сотрудничестве с Центральным разведывательным управлением и о многом другом, связанном с разведывательными операциями. Пек отвечал на каждый вопрос, но не всякий раз правильно. ФБР предвидело вопросы и тщательно подготовило каждый ответ. Были и правильные ответы: ФБР знало, что Советы заметят неверное ответы на определенные вопросы. Ничего существенного Пек Мартынову не сообщил. Однако нужно было заинтересовать его, чтобы он загорелся еще большим желанием получить разведывательные учебники.

Впрочем, его нетерпение уже было заметно.

– Послушайте, полковник, – не выдержал Мартынов, – нужно добыть материалы любой ценой. –

И он сунул в руку агенту пачку банкнотов по 10 и 25 долларов. – Это вам на расходы, – улыбнулся он. – А когда мы получим от вас посылку, заплатим большие деньги.

Пек предложил встретиться в то же время на том же месте 25 января.

– Согласен, – кивнул Мартынов.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

На следующую встречу Пек пришел вовремя. Сотрудники ФБР снова были на своих местах. Встретившиеся приветствовали друг друга. Казалось, Мартынов обрадовался, увидев в руках Пека портфель.

– Они у вас, полковник? – взволнованно спросил он, не сводя с портфеля глаз.

– У меня, – кивнул Пек. – Пойдем в парк?

– Нет, – твердо ответил Мартынов. – Пойдемте куда-нибудь в другое место, чтобы не быть на виду.

В сгущавшихся сумерках сверхчувствительные объективы и пленки следили за двумя мужчинами, с идеальной точностью регистрируя каждый их шаг на пути через дорогу, на южную сторону 86-й улицы, в маленький, богато декорированный бар отеля «Кройдон», где только начинали собираться любители коктейлей. Мартынов направился к угловому столику.

Официант принял заказ: для Мартынова – водку со льдом, для Пека – виски. Как только он отошел, русский шепнул:

– Не повышайте голоса, просто ответьте: вы принесли то, что нужно?

Пек кивнул.

– Все здесь, – улыбнулся он, поглаживая портфель, который поставил на пол слева от себя.

Нетерпение Мартынова перешло все границы. Он потянулся к портфелю, но Пек остановил его.

– Пока рано, – сказал он. – Сперва поговорим о деньгах.

Агент тянул время. Через несколько минут в бар вошли несколько посетителей и расселись за ближними столиками. Русский внимательно их осмотрел. Кажется, их присутствие слегка встревожило его.

– Слушайте, – сказал он наконец, – давайте уйдем отсюда. Мне здесь что-то не нравится.

Пек подхватил портфель и водрузил его посередине стола.

– Мистер Шульц, – сказал он, – это вам. Берите.

Мартынов, кажется, удивился, но протянул к портфелю руку.

В этот миг два солидно одетых посетителя, сидевшие за разными столиками, быстро метнулись к ним. Жест Пека, поставившего портфель на стол, служил сигналом. Внезапно у стола в сумрачном янтарном освещении бара возникли двое, вытащили удостоверения в кожаных обложках и представились агентами ФБР.

Взгляд Мартынова переметнулся к дверям. Он понял, что не сможет убежать, и возмущенно закричал:

– Что вы делаете? Я дипломат. Вы слышали о дипломатической неприкосновенности? Вы не имеете права ко мне прикасаться!

Он сунул руку в нагрудный карман пиджака и вытащил дипломатический паспорт. Агенты ФБР ничего не могли поделать.

– Хорошо, – сказал один из них. – Мы не можем вас задержать. Уходите. Но вы знаете, что это значит: через неделю вас вышвырнут из Америки.

Агенты расступились. Мартынов сорвался с места и пулей вылетел в дверь. Трое оперативников в нерешительности наблюдали, как он садится в автобус, идущий в южном направлении, где находилось советское представительство в ООН.

ФБР направило доклад об этом деле генеральному прокурору и в государственный департамент. 21 февраля 1955 года Соединенные Штаты объявили Мартынова персоной нон грата. Через пять дней он улетел домой.

И опять ФБР в зародыше пресекло советскую разведывательную операцию, исходившую из ООН. Но как только одно дело заканчивалось, обязательно начиналось другое. На следующий год ФБР занималось не одним, а сразу тремя делами советских «подпольщиков» из ООН.

Первое из них попало во все газеты. Речь идет о бегстве девяти членов команды советского танкера «Туапсе», покинувших корабль после того, как он встал на причал в Сан-Франциско. Моряки заявили, что не хотят возвращаться в Россию и просят убежища. Им его предоставили.

Но 7 апреля 1956 года пятеро из девяти моряков внезапно покинули убежище в Соединенных Штатах и вернулись в Россию. Они исчезли так быстро, что американские власти не имели возможности их расспросить.

Попытки официальных представителей иммиграционной службы допросить пятерых человек в аэропорту Айдлуайлд пресек Аркадий Соболев, глава русской делегации в ООН, заявивший, что моряки не хотят отвечать на вопросы.

Внезапное решение вернуться и быстрый отъезд в Россию, где по-прежнему царила атмосфера секретности, породили предположения, будто их вынудили к возвращению шантажом и, возможно, угрозами. Эта история подтолкнула сенат к расследованию деятельности Советов в ООН.

Эпизод этот вызывал озабоченность госдепартамента, который распорядился выдворить из страны двух советских дипломатов и сделал резкий выговор высокопоставленному дипломату Соболеву. Штаты направили резкую ноту Кремлю, требуя, чтобы советское правительство предложило Соболеву и его штатным сотрудникам в будущем строго придерживаться своих обязанностей в Организации Объединенных Наций.

В ноте было сказано, что Соболев настойчиво вмешивался в беседу с моряками иммиграционных властей в аэропорту, «несмотря на присутствие аккредитованных представителей советского посольства в Вашингтоне».

Свидетельство, представленное сенатскому подкомитету по внутренней безопасности в середине апреля, подтвердило, что русские вышли за рамки своих функций в ООН и занялись порочащей их деятельностью.

Рядом с Соболевым в ноте госдепартамента упоминались еще два члена советской делегации – атташе Александр Гуринов и Николай Туркин, третий секретарь советской делегации. Заявляя, что Гуринов и Туркин вели себя вызывающе, нота утверждала, что оба они «преступили пределы своей должностной компетенции и таким образом злоупотребили своими служебными привилегиями».

Хотя США выслали Гуринова и Туркина, формально депортации подвергся только Туркин, так как Гуринов сопровождал пятерых моряков в Россию.

Советский Союз прислал традиционное опровержение, отвергая все обвинения против своих дипломатов, однако не сделал попыток заставить госдепартамент пересмотреть приказ о высылке Гуринова.

Присутствовавшим в аэропорту репортерам показалось, что Гуринов держался в стороне: он стоял за стеной из шести здоровенных советских работников ООН. Его роль в возвращении моряков так и не была точно выяснена. Сам Гуринов, разумеется, ничего не рассказывал.

Свидетели сцены в аэропорту, которые позже давали показания перед подкомитетом сенатора Истленда, говорили, что главным вдохновителем захвата моряков был Константин Павлович Екимов, первый секретарь советского представительства в ООН. Имя Екимова в ноте госдепартамента не прозвучало, он упоминался анонимно как «ответственное лицо, находившееся в аэропорту».