Читаем без скачивания Последний полустанок - Владимир Иванович Немцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только обидно, почему он сам не верит в то, что «Унион» может быть космической лабораторией и летать за пределами околоземных орбит.
Желая вытянуть из старика мало-мальски серьезные возражения, Поярков решил сыграть на его самолюбии.
— Видно, вы беспокоитесь за надежность радиоуправления на таком большом расстоянии?
Дерябин пожевал губами и, переходя на «вы», пояснил недовольно:
— Аэродинамику вы знаете. Сами только сейчас доказывали, что в безвоздушной среде встречное сопротивление ничтожно. В этой среде и радиоволны проходят лучше. Надо полагать, что столь простые радиотехнические истины вам должны быть знакомы. И дело, конечно, не в управлении. Пользуясь теми же аппаратами, которые сейчас стоят в «Унионе» и здесь, я могу управлять ракетой, посланной на Марс.
— А спутником?
— Тем более.
Нервно постукивая пальцами по стеклу, Поярков торопливо рассказывал:
— Возьмем, к примеру, существующие спутники. Они сравнительно невелики, а забросить их в ионосферу трудно. И что же? Какое-то время они передают показания различных приборов, а потом постепенно снижаются и в конце концов сгорают. Вам же предлагают совсем иную конструкцию, с огромным грузом приборов. Она может летать по разным орбитам, держаться в пространстве долгое время и, самое главное, спускаться вниз по вашему желанию, так сказать, на профилактический ремонт. Больше того, в ней предусмотрена специальная кабина для людей. Вам же это известно?
— Напрасная затея.
— Вот она плывет, эта затея, — указывая на экран со светящейся точкой, упрямо проговорил Поярков. — Реальная и осязаемая.
Устало приподнявшись, Борис Захарович потер занемевшую ногу.
— Вот именно, вернемся к реальности. Модернизация привела к тому, что у будущей космической лаборатории резко снизился потолок. А это мне не очень нравится.
Выбрасывая вперед коротенькие ножки, вошел Медоваров и еще издали протянул Пояркову голубой бланк радиограммы.
— Ну вот, так всегда получается. Я-то ведь был прав, когда не советовал выпускать «Унион». Мой инженер сообщает, почему погиб самолет.
Поярков взял бланк и, видя перед собой лишь улыбающееся лицо Петра, вспоминая их последнюю встречу над Днепром, прочел:
сообщаю предварительные данные работы комиссии тчк
летчик охрименко погиб тчк бортмеханик и младший научный сотрудник тяжело ранены тчк катастрофа произошла при сильной облачности тчк радиолокатор работал нормально тчк опросом местных жителей установлено тире за последние дни здесь были замечены невиданные ранее орлы тчк один из них долго парил под облаками где вскоре произошла катастрофа из-за поломки крыла и разрыва бензопровода тчк падая самолет загорелся тчк расследование продолжается.
— Так в чем же вы правы, Анатолий Анатольевич? — спросил Поярков и передал радиограмму Дерябину. — Значит, на Кавказе надо прекратить все воздушное сообщение?
За Медоварова ответил Борис Захарович.
— Здесь есть какая-то доля истины. — Он аккуратно сложил прочитанную радиограмму. — Надо бы в этом опасном районе поднять «Унион» возможно выше, куда не залетают орлы. Но если так дальше будет продолжаться, — он указал на замершее перо высотомера, — то вряд ли мы достигнем расчетного потолка.
— А что такое? — оживился Медоваров.
Поярков передернул плечами и укоризненно взглянул на Бориса Захаровича.
— Ничего особенного. «Унион» летит несколько ниже заданной высоты.
— Оскандалимся мы с вами, Серафим Михайлович, — сочувственно заметил Медоваров. — Надо бы прислушаться к сигналам общественности. Вечно вы торопитесь и других подводите.
— Кого это других? — рассердился Поярков. — Вас, что ли?
— Да я не о себе, золотко. Человек я маленький, что прикажут, то и делаю. Вы бы о коллективе подумали. Люди ночей не спали, работали на вас. Верили. Да взять бы того же Бориса Захаровича…
— Оставим, Анатолий Анатольевич, этот никчемный разговор, — вмешался Дерябин. — У меня свои претензии к Серафиму Михайловичу. Как-нибудь разберемся без адвокатов. А сейчас и без того тяжко.
— Но ведь мне будут звонить, узнавать, — не сдавался Медоваров. — И не только из главка и министерства, а и другие товарищи, ваши коллеги. Они ведь тоже вкладывали свой труд…
Поярков зло усмехнулся.
— Будут узнавать насчет «космической брони»?
Играя концом пояска, Толь Толич проговорил назидательно:
— Вам, как главному конструктору, не очень-то удобно так пренебрежительно относиться к работам своих коллег. Этого у нас, золотко, не любят. Тем более что речь идет о новых синтетических материалах.
— Каких там новых! — рассердился Поярков. — Ваша «космическая броня» нашими дедами из творога делалась. А сейчас ее вытащили на свет божий, чтобы моментом воспользоваться. Век пластмасс! Век полимеров!
— Простите, золотко, но вы не очень осведомлены… Из творога делается галалит. А здесь методом полимеризации…
Дерябин примирительно заметил:
— Дорогой Анатолий Анатольевич. Разговор идет о полете, который вы сами разрешили.
Несколько озадаченный Медоваров тут же возразил:
— Но я докладывал обстановку, сигнализировал в Москву. Потом, что я мог сделать, когда вы вдвоем взяли меня за горло.
— А таинственный звонок из Москвы?
— Какой звонок? — удивился Медоваров. — Ах, тот!.. Ну да, это было согласовано кое с кем. — И, многозначительно помолчав, он вышел.
Поярков отвел Бориса Захаровича в самый дальний угол зала и устало присел на подоконник.
— Последний полустанок. Вокруг него еще бегают какие-то мешочники, спекулянты, жалкие обыватели. Так и здесь, в институте. Его слишком долго собираются реорганизовывать, а пока он — захудалый полустанок, оставшийся от прошлого. Говорят, что еще в четырнадцатом году здесь была воздухоплавательная школа. И, несмотря на новое здание и современную технику, здесь мало что изменилось. Проходной двор, где задерживаются только медоваровы.
— Оценка весьма субъективная. Я спрашивал в главке, какого они мнения о работе института.
— И что же?
— К ученым у нас очень гуманное отношение, и этим многие пользуются. Разогнать НИИАП нельзя. План у них выполняется, испытания ведутся добросовестно. Квалификация сотрудников растет. Видал диаграммку? Отчетность идеальная и своевременная. Финансовая дисциплина безукоризненная. И к тому же два-три человека дают интересные работы. В министерстве надеются на лучшее и терпеливо ждут. А мы на этом полустанке чувствуем себя несколько задержавшимися пассажирами. Ругаем начальника за плохое расписание, за опоздание поездов. А ведь здешнее расписание не для нас составлено, и минутное опоздание тут не играет роли.
— Черт возьми, но неужели на дороге к звездам нельзя миновать подобные полустанки?
—А
