Читаем без скачивания Капитан идет по следу - Марк Гроссман

Уже поздней ночью егерь привел к нам врача, побывавшего в избушке и сделавшего все, что следовало.

— Ну, что скажете, Егор Семеныч? — живо обратился Смолин к врачу, тащившему с себя доху, чтоб поскорее подсесть к печке.

— Странное дело, — подходя к огню и потирая руки, проговорил доктор. — Смерть наступила от неизвестно как попавшей в грудь совершенно целой металлической гильзы!

ДОРОЖКА СЛЕДОВ

Вечером мы высадились на полустанке и через бор направились в деревеньку.

Вяхирь прихварывал, с нами зоревать отказался, но пообещал свести за полночь в отменные места. Дед божился, что там косачей, как саранчи.

Смолин посмеивался одними глазами: «Знатно сочиняет дед!».

Перед зарей старик повел нас в лес, рассадил по разным балаганам, сказал: «Ни пуха ни пера!» и ушел в деревеньку.

Прежде, чем развиднелось как следует, я немного пострелял. На бурой земле чернел сбитый косач, несколько птиц застряло на голых ветках.

Выстрелов Смолина я почти не слышал и решил: у него пусто. Жаль. Хотел уже выбираться на волю, подтянул ружье, патроны и… замер.

В том краю, где сидел Смолин, раздался длинный, звонкий, переливчатый, рокочущий звук… еще… еще… и вот уже по всему лесу понеслось боевое бормотанье косачей! Казалось, рыдая и хохоча, воркуют рядом где-то огромные незнаемые голуби.

Но вот звуки смолкли, и уже тише понеслись оттуда странные двусложные крики, в которых свист и шипенье тесно сплелись меж собой.

— Чуффффы! Чуффффы! — стонали в весеннем ознобе косачи.

Я ждал выстрелов.

Но Смолин молчал.

Я посмотрел сквозь дыры в шалаше и увидел: Смолин стоит рядом и посмеивается. Быстро выбрался я из балагана, обрадовался: можно разогнуть, наконец, затекшую спину.

Смолин был не один. Рядом стоял пожилой лейтенант милиции, много лет бессменно работавший в районе. Возле него переминались с ноги на ногу два милиционера.

— Собирай дичь, — сказал капитан. — Есть дело. Потом постреляем.

Тут только я заметил: на удавках и в сетке товарища — около десятка косачей.

Мы быстро собрали моих птиц и заспешили к опушке.

Работники милиции оказались тут не для забавы.

Вчера вечером из города в район ушел крытый грузовик. В его коробе лежали часы, серебро, шелк для сельского универмага.

Шофер спешил и выбрал дорогу покороче, лесом.

Ночью отказал мотор. Водитель промаялся до утра, на зорьке проверил замок короба и бросился в соседнюю деревушку за помощью.

Когда вернулся к машине, увидел: замок сорван, а короб пуст. Через час сюда на мотоциклах примчались милиционеры. Не успели приступить к делу, услышали выстрелы и вышли на Смолина.

Увидев следователя, участковый обрадовался: не примет ли участие в сыске?

Вскоре мы уже подходили к машине, на подножке которой грустил водитель.

Разглядев нас, он оживился и стал подробно рассказывать все, что мы уже знали.

Смолин начал сыск немедля.

На сыроватой земле отчетливо виднелись следы людей, обобравших машину. Капитан пошел вдоль дорожки следов и вскоре очутился на вспаханном поле. Здесь отпечатки стали еще глубже. Смолин медленно двигался по следам, часто возвращался назад, иногда даже ложился на землю, в упор рассматривая дорожку. Он достал неведомо зачем взятый на охоту складной металлический метр и то измерял им следы, то выбрасывал из углублений куски чернозема.

Наконец, капитан подошел к нам.

— Их было трое, — сказал он, вытирая руки платком. — Один очень высокий, около двух метров. Второй, пожалуй, по плечо ему. А третий — недомерок, не больше ста пятидесяти сантиметров. Двое в валенках, третий в сапогах или в ботинках с галошами. Тот, что в галошах, — хром на левую ногу. Награбленное они разделили почти поровну, но потом высокий взял часть груза у хромого.

Смолин закурил.

— Попадете на полустанок до десяти утра, лейтенант, — пожалуй, возьмете преступников. Желаю успеха!

Участковый и два его помощника искоса взглянули на капитана и вздохнули.

Когда они отправились в путь, Смолин посмотрел на меня и рассмеялся:

— Ты тоже возмущен?

— Тоже.

— Зря. Охотник должен читать дорожку.

— По следам можно узнать много, но все ж…

— Что «все ж»?..

— Овсяная каша хвалилась, что с маслом коровьим родилась…

— Ну, знаешь! — усмехнулся Александр Романович. — Тебе замеси, да и в рот понеси.

Уверенность эта пошатнула меня. Я махнул рукой на свои познания в трассологии[3] и сдался:

— Объясняй.

Смолин ухмыльнулся:

— Постараюсь. Но поймешь ли?

— Ладно, ладно, — заворчал я. — Где уж нам, дуракам, чай пить… — И мы оба рассмеялись.

— Что ж, идем к началу дорожки, — мирно заключил Смолин.

Солнце в это воскресное утро ослепительно сияло в чистом голубом небе. Земля почти везде уже очистилась от снега, трактора поднимали пар под яровую пшеницу, и на рыжевато-сером фоне степи то тут, то там чернели огромные массивы вспаханной земли.

Мы шли по одному из таких полей, оставляя на черноземе — влажноватом и жирном — глубокие печати резиновых сапог.

Александр Романович, казалось, совсем не опечалился тем, что нам так нежданно помешали отдыхать.

— Странно, — сказал я Смолину, — почему милиционеры пошли пешком? Почему оставили здесь мотоциклы? Ведь им торопиться надо.

Капитан усмехнулся:

— Они не поверили мне. Решили догнать воров по следам. А зря. За полем потеряют отпечатки, там твердый грунт. Все равно придется идти к полустанку.

На мгновение Смолин остановился, прислушался к дальней скороговорке косачей, и мы снова пошли вперед.

— Конечно, участковый изучал раздел о следах, — сказал Александр Романович. — Знает: по отпечаткам можно составить представление о человеке. Лейтенант объяснит при нужде, что такое линия направления и линия ходьбы, длина шага и угол шага. И вывод сделает: стоял человек, шел или бежал. И только. Но я не виню его. Не эксперт же он!..

Прошли молча еще несколько шагов.

— Чтение следовой дорожки — это дело практики, не больше, — снова заговорил Смолин. — Ты счел мой вывод самонадеянным. Но и сам сейчас убедишься, что он правилен.

Мы подошли к окраине поля, и Смолин снова достал складной метр.

— Обрати внимание на эту дорожку. Какие огромные следы! Их оставил человек, рост которого никак не меньше двух метров. Я как-то говорил тебе: стопа ноги человека в семь раз меньше его роста. Но ведь мы за редким исключением видим не оттиск ноги, а след обуви. Кожа и другой материал, пошедший на переда и задники ботинка, равны, примерно, сантиметру. На сапог уже идет полтора, а на валенки — и все два сантиметра.

Здесь не оттиск стопы, а след обуви. Какой же? По дорожке ясно: валенок. Очень широкие следы. Каблуков нет.

Теперь измеряй след. Сколько? Видишь: тридцать один сантиметр! Значит, в стопе — двадцать девять сантиметров. Помножь на семь и получишь двести три сантиметра: рост преступника, оставившего эту дорожку следов.

Если также поработать с другими дорожками, получаются цифры — сто семьдесят пять и сто пятьдесят четыре. Конечно, все это далеко не точно, очень относительно.

Смолин медленно пошел вперед.

— Ты видишь: это след правой, а это — левой ноги. Это — опять правой, а вот — левой. Если от правой к левой пятке провести прямую линию, а затем — от левой к правой, скажем, на протяжении десяти-пятнадцати шагов, мы получим ломаную линию — линию ходьбы.

Посмотри на наши следы: очень ломаная линия. А у этого детины почти прямая дорожка. Почему же? Вот почему: человек нес на себе тяжелый груз. Храня равновесие, равномерно распределяя тяжесть, детина этот ступал не обычно — носками врозь, пятками внутрь, а, считай, параллельно. Ноги при такой ходьбе ставят почти всегда нешироко и больших шагов не делают.

По следам тройки видно: вблизи грузовика все линии ходьбы почти прямые. Каждый из воров нес на себе часть товаров. Но вскоре двое из них стали нервничать: их беспокоил третий. Он — самый маленький и, видно, самый слабый. Да еще у него нога болит. Вот там они собрались и самый большой взял груз у самого маленького.

— Почему же — самый большой? Может, средний?

— Нет. Шаг мужчины среднего роста — семьдесят-восемьдесят пять сантиметров, если он не бежит. Конечно, нужно учесть и возраст, и силы, и скорость движения. Но речь пока не о том.

В начале пути шаг маленького равнялся шестидесяти сантиметрам, шаг среднего — восьмидесяти двум, большого — метру. Конечно, они растянулись, занервничали. Большой подождал среднего и маленького, и они поменяли груз. У маленького не осталось ничего. Посмотри: его шаг увеличился на два-три сантиметра, а дорожка из прямой превратилась в ломаную. У среднего и длина шага и линия походки остались прежние. Зато шаг большого сразу укоротился: восемьдесят сантиметров.