Читаем без скачивания Мильтон в Америке - Питер Акройд

Полоумный малый прошептал у меня под боком: «О Господи!», однако в эту торжественную минуту моей жизни я предпочел воздержаться от заслуженной им выволочки. «Да, — произнес я. — Согласен».

Тотчас же со всех сторон раздались возгласы «Хвала Всевышнему!» и «Господь здесь, среди нас!» — что не могло не преисполнить меня радости. Почтенный Джервис повернулся к аудитории и провозгласил: «Бремя спало с наших плеч!»

Собравшиеся зашевелились, и по движению воздуха я ощутил, что кто-то поднялся со скамьи и направился ко мне. «Уже многое сделано для того, добрейший сэр, дабы облегчить ваши труды. На общем совещании мы выделили каждому семейству по двадцать акров». — «Кто вы? Представьтесь». — «Храним Коттон, сэр». — «Святое имя, бесспорно». — «Итак, наши угодья распределены по справедливости. Далее, если мне позволено будет произнести подобные слова в этом благочестивом собрании, каждая семья получила корову и две козы. Что касается посевов…»

Я убрал руку с плеча Гусперо и простер ее перед собой. «Досточтимый распорядитель Храним Коттон! Господь умножит земные блага и дарует своему народу преуспеяние. Отбросьте все сомнения на этот счет. Не выйти ли нам сейчас на свежий воздух, где легче дышится?»

Я всегда был осмотрителен и привередлив, дорогой Поул, твердо полагая, что чистота приближает нас к кристальной ясности Духа Святого. В доме собраний сделалось непереносимо душно и жарко — и я велел моему прислужнику неспешно и благоговейно провести меня меж слушателей к распахнутой настежь двери. Мои шаги сопровождались пением братьев, вышедших вслед за мной на осиянный светом простор Новой Англии.

Когда все они сгрудились вокруг меня, я обратил лицо к солнцу. С левой стороны доносились разнообразные благоуханные веяния буйно разросшегося леса: наше богоугодное поселение и в самом деле располагалось в девственном краю. Ободрившись, я трижды ударил посохом о землю.

«У нас сегодня не воскресное собрание, — проговорил я. — Я обойдусь без проповеди. Вам не понадобятся песочные часы, добрые прихожане, дабы следить за длительностью моих наставлений. Скажу только одно. Возникновение народов — помимо упомянутых в Писании — до сего дня покрыто тайной или же запутано и затемнено выдумками. Однако нам не придется плести всякие небылицы. Вы — бедные скитальцы, возлюбленные Господом, нашли прибежище в этой необозримой глуши только потому, что предпочли суровую свободу легковесному ярму пышного угодничества. Я не вижу ваши лица, но слышу строгие и торжественные слова. Я знаю, что вы наделены не меньшим благородством и столь же готовы к жизни в свободном обществе, как древние греки и римляне. — Заплакал младенец, и, пока его успокаивали, я умолк, воспользовавшись этой возможностью для компоновки заключения. — Я разделяю вместе с вами надежды на великое будущее нашего сообщества. Перед моим внутренним взором разворачивается перспектива нового мира, счастливой колыбели некоей новой человеческой породы, сверкающий островной край, где когда-нибудь в будущем, с течением времени, восстанет могущественная империя. Долог был путь и тяжел, но из преисподней кощунства и святотатства Бог вывел нас к лучам рассвета. Воистину — да будет свет!»

— Помнишь, Кейт, как мы впервые встретились?

— Я и словечка тебе не сказала, Гус.

— Как бы не так! Ты была такая болтушка.

— А вот и нет!

— Была-была, да еще какая. Но не ты одна. Наш добрый хозяин столько слов наговаривал братьям — дивиться надо, как это у него язык не болел. Но кто бы решился просить его онеметь, если он и так слепой? Помнишь тот сарай, который они называли домом собраний? Я сопровождал его обратно — и он разражался длиннейшими речами.

— У нас были деревянные хибарки, Гус. И еще палатки из сукна.

— Вы все выглядели так, будто надели на себя такие палатки. Одни заплаты — и все сплошь чинено-перечинено: будто вы из стойкой породы шэдуэллских попрошаек. Правда, стойких среди вас как раз не было. Уж прости меня, Кейт, но от вас оставались только тени. Это не Нью-Тайвертон, сказал я себе, а какой-то Нью-Умирон. И вот увидел тебя.

— Ты подошел ко мне, когда захныкала малютка Джейн. Ты это помнишь, Гус? Помнишь свои первые слова?

— Что за милая девушка!

— Нет, ты не это сказал. А как-то странно поглядел на Джейн. «Ага, — сказал ты, — это младенец, и сомнений тут нет. Сестренка моя была точь-в-точь такая. Ревела без передыху».

— Я был рад узнать, что ребенок не твой. А твоего брата. Жена его, мне сказали, не перенесла плавания. День и ночь я не переставал думать, какая же ты хорошенькая — красивее тебя я и не встречал с тех пор, как покинул Англию. Потом спросил, как тебя зовут. «Джервис, сэр. Кэтрин Джервис». — «Чудесное имя. А меня можешь называть Гусперо». — «Можно вас кое о чем спросить, мистер Гусперо?» — «Конечно». — «Как получилось, что именно вас выбрали сопровождать мистера Мильтона?» — «Я поступил на службу Его Величества по воле случая». — «Его Величества?» — «Так я его изредка называю. Но он к этому титулу равнодушен. Или просто делает вид». Я подмигнул тебе, Кейт, и ты прыснула от смеха.

— Ни чуточки. Я как раз убаюкивала малышку.

— Да, это верно. «Мне казалось, что вы, мисс, как и все прочие, погружены в уныние, но я ошибся». — «В таком месте, как наше, совсем не до веселья, мистер Гусперо». — «Гусперо. Просто Гусперо». — «У нас мало причин для радости». — «Можно беспричинно хохотать и в безлюдной пустыне. Как сказал бы мой хозяин, смех — это всего лишь судорожное подергивание губ».

Ты снова засмеялась, и это было такой же приятной неожиданностью, как клубника зимой. «Значит, смеяться ничего не стоит?» — «Ничего не стоит, как лондонский суд присяжных. Но скажи мне, Кэтрин, почему ты сюда отправилась?» — «Обещала жене брата быть с ней. А она, как вы знаете, умерла в пути. Теперь я нянчу ее ребенка. Такова Божья воля». — «Кто тебе это сказал?» — «Мой брат, Морерод Джервис. После смерти жены он стал набожным». — «К несчастью, так случается нередко. И он построил эту церковь, так?» — «О нет, мистер Гусперо. Она принадлежала индейцам. Мы наткнулись на заброшенную постройку и расположились вокруг нее». — «Выходит, мой хозяин проповедовал в языческом святилище? Что ж, он получит громадное удовлетворение».

— Гус, ничего такого ты не говорил. Все это твои выдумки. И разговора такого у нас не было. Ты просто спросил, как меня зовут, а потом стоял, посвистывая, и переминался с ноги на ногу. Помнишь, на тебе была тогда накидка из разноцветных лоскутков? Ты приколол к ней цветок и заломил шляпу на затылок.

— Это оттого, что волосы у меня скручивались. Тогда они у меня росли очень быстро.

— Хочешь, я их подстригу и причешу как следует?

— Нет. Ни за что. Ведь тогда я не смогу, как сейчас, положить голову к тебе на колени, чтобы ты мне их гладила. А помнишь, как на следующий день из Нью-Плимута явился этот ужасный Калпеппер со своим мальчишкой-индейцем?

— Ты мне ничего об этом не рассказывал. Ты был тогда такой застенчивый.

«— Мистер Калпеппер с давних пор изучает мои памфлеты, — сказал мне хозяин, когда стало известно о его прибытии. — Мне сообщили, что он особенно восхищается трактатом "Резоны церковных властей, настраиваемых против прелатства, и некоторые соображения относительно наиболее подходящих способов избавить церковь от продажных священнослужителей". Вне сомнения, он жаждет меня приветствовать».

Я же приветствовать его вовсе не жаждал, особенно после того, как твой драгоценный набожный братец Морерод обстоятельно поведал мне о его служении. Так это именуется? Гостя звали Натаниэль Калпеппер: он прослыл «Кудесником Калпеппером» благодаря своей деятельности среди «Богомольных Индейцев» — бедных душ, обращенных в христианство его наставлениями. Морерод сказал, что некогда дикари слышали голос своего бога в раскатах грома, но теперь внимают голосу Бога через посредство Кудесника Калпеппера. Последний и в самом деле отличался чрезвычайной громогласностью: когда он оглушительно гаркнул: «Возрадуемся!», хозяин вздрогнул и слегка попятился. Лицо гостя — широкое, багровое, упитанное — напомнило мне лица мясников на Смитфилдской бойне; а лошадь свою он пришпоривал яростней, чем тать в ночи. Ты наверняка его видела, Кейт.

— Он мне смутно вспоминается, Гус, но все было таким новым и странным, что я едва…

— Мне это тоже показалось странным, потому что я увидел вслед за ним молодого индейца в седле. До того я индейцев не встречал.