Читаем без скачивания Луна в тумане (Жуткие японские рассказы) - Уэда Акинари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг, позабывшись,
Пригоршню воды зачерпнет
Путник усталый…
Как сияет Жемчужная река
В дебрях таинственных Такано[44]!
Монах, улыбаясь, сказал: «Эти стихи – из сборника «Фугасю». Комментарий к ним гласит: «На пути к храму в дебрях Такано воды реки Жемчужной кишат ядовитыми насекомыми, и стихи сочинены в предостережение жаждущим». Как видите, ваше мнение совпадает с мнением комментатора, и ваше недоумение понятно. Ведь Кобо-дайси был всемогущ, ему были подвластны духи земли: проложить дорогу или прорыть пещеру в скале ему ничего не стоило. Он приручил Великого Змея, заставил служить себе феникса. Люди почитали его за доброту и могущество, поэтому комментарий представляется мне очень сомнительным. Я толкую эти стихи поиному. Паломники не помнят, не знают, что на Такано есть эта прекрасная река, но тем не менее восхищаются ее чистыми водами. Я думаю, что ядовитость вод Жемчужной реки – выдумка, да и сами стихи вызывают сомнение, потому что они написаны не в стиле начала Хэйанской эпохи. Когда мы говорим: жемчужная прическа или жемчужные одежды, мы словом «жемчужный» выражаем свое восхищение чистотой или красотой предмета. Совершенно так же мы называем чистую воду жемчужной водой. Издавна в разных провинциях есть реки, получившие название Жемчужных – Тамагава. Во всех стихах, посвященных любой из этих Тамагава, воспевается чистота и красота их вод. Думается, так же чиста и вода Жемчужной реки на горе Такано. Разве можно представить себе, чтобы ядовитый поток назвали словом Жемчужный? Впрочем, ревностные почитатели Будды часто не понимают стихов и делают подобные ошибки. И весьма похвально, что вы, человек далекий от поэзии, сумели усомниться в комментарии». Все пирующие выразили восхищение словами монаха.
Из-за гробницы вновь донесся крик птицы: «Буппан! Буппан!» «Редко приходится слышать эту птицу, – промолвил сановник, подняв чарку. – От нее на пиру веселее. Ну, что же ты замолк, Дзюха?» Монах почтительно ответил: «Мои стихи, наверное, уже надоели господину. Между тем здесь оказались двое паломников, и один из них весьма искусен в современных стихах. Пусть господин потребует его к себе». Сановник приказал: «Подать его сюда!» – и тогда молодой самурай обернулся к Мудзэну и сказал: «Тебя зовут, подойди к князю». Не помня себя от страха, Мудзэн ползком приблизился к сановнику.
Монах сказал ему: «А ну-ка, прочти господину стихи, которые ты только что сочинил». – «Смилуйтесь! – сказал, весь дрожа, Мудзэн. – Какие стихи? Я ничего не помню!» Монах настаивал: «Ты читал о таинственном голосе птицы. Читай же скорее, это желание его высочества». Охваченный ужасом, Мудзэн спросил: «Кто же это? Кого вы называете высочеством? Что означает этот пир в горных дебрях в глухую ночь? Я ничего не понимаю!» И монах ответил: «Его высочество – это наместник императора князь Хидэцугу, и с ним прославленные правители и воины Кимура Хитатиноскэ, Сасабэ Авадзи, Сираэ Бинго, Кумагая Тайдзэн, Авано Моку, Хибино Симодзукэ, Ямагути Сёун, Марумо Фусин, Рюсэй-нюдо, Ямамото Тономо, Ямада Сандзюро и Фува Мансаку. А я – хоккё[45]Дзюха. Тебе и твоему спутнику пожалована поистине необычайная аудиенция. Читай же скорее». Будь на голове у Мудзэна волосы, они поднялись бы дыбом от страха; душа его ушла в пятки. Трясущимися руками он достал из своей сумы «дхутанга» лист чистой бумаги, кое-как написал стих и подал Ямамото Тономо. Тономо прочитал вслух:
Даже голос птицы,
Словно чаща глубокая леса,
Исполнен тайны.
«Хорошие стихи, – похвалил князь Хидэцугу. – Пусть кто-нибудь сочинит следующую строфу!» – «Позвольте мне», – сказал, выступив вперед, Ямада Сандзюро, подумал, наклонив голову, и написал:
Пускай, не смыкая глаз,
Кунжута зерна мы жжем до зари, —
Как летняя ночь коротка[46]!
«Прекрасно», – сказал Дзюха и передал стихи князю. Князь похвалил, развеселился и снова пустил по кругу полную чарку.
Вдруг человек, которого Дзюха назвал Авадзи, изменился в лице и сказал: «Наступает час кровавой битвы. Я слышу, как к нам приближается демон Асура [47]. Готовьтесь же!» Лица пирующих тотчас запылали, словно завалились кровью, все дружно вскричали: «Зададим же мы сегодня трепку этому сброду Исида и Масуда!» Князь Хидэцугу повернулся к Кимура: «Зря мы показались этим бездельникам-паломникам. Захвати их с собой на кровавую бойню!» Но его старые соратники закричали: «Дни их еще не сочтены! Зачем же творить новые злодейства?» Фигуры людей стали удаляться и исчезли в туманном небе. Некоторое время Мудзэн и его сын лежали без памяти, но, когда забрезжил рассвет, холодная роса вернула их к жизни. Было еще совсем темно. В страхе, непрерывно повторяя имя Кобо-дайси, они дождались восхода солнца и сошли с горы. Они поспешно вернулись в Киото и долго лечились снадобьями и иглоукалыванием. Как-то раз, проходя
