Читаем без скачивания Триумф времени - Джеймс Блиш

— Гипнопедия? — спросила Эстелль. — Но я думала, что с этим все покончено и забыто. Ведь в действительно ты не _у_ч_и_ш_ь_с_я_ таким образом; ты просто узнаешь факты.

— Точно, только факты. Естественно, так нельзя научиться пониманию. Для этого у тебя должен быть наставник. Но это было вполне неплохо для запоминания таких вещей как 1 х 1 = 10, или таблиц на обложке книги, или 850 слов, более всего необходимых для изучения нового языка. Обычно на это уходило около пятисот часов, чтобы набить твою башку всем этими, знаниями с помощью обратной ЭКГ-связи, мерцающего видения, звукового повтора и я не знаю чего там еще — и все это время ты находился под гипнозом.

— Звучит довольно легко, — также сонно прокомментировала Эстелль.

— То, что должно быть легким, таковым и является, — ответил Уэб. — Какой смысл учить такие вещи зубрежкой наизусть? На это уходит слишком много времени. Ты сама знаешь, что можешь выучить какую-то вещь за десять повторений или пять, а у других детишек на это может уйти тридцать повторений. И тебе придется просидеть дополнительно двадцать или двадцать пять повторов, в которых ты вовсе не нуждаешься. Если я что и ненавижу в школе — так это зубрежка — все это время затраченное попусту, когда его можно было бы по-настоящему использовать на что-то полезное.

Неожиданно Уэб осознал, что уже некоторое время слышит странный хлопающий звук, доносившийся с вершины холма позади него. Он достаточно хорошо знал, что опасных животных на планете Он не было, но только сейчас он понял, что уже какое-то время слышал этот звук, пока еще говорил; и у него появилась мысль, что быть может, его определение опасного зверя не обязательно должно совпадать с таковым у Ониан. Так или иначе, он мог лишь надеяться; в лучшем случае это мог оказаться только тигр. Он быстро повернулся, на локтях и коленях.

— Не глупи, — произнесла Эстелль, не пошевелившись и даже не открыв глаза. — Это всего лишь Эрнест.

Из-за вершины холма показался свенгали и покатился, похрустывая, через высокую траву, целой симфонией отчаянной дезорганизации. Он лишь мельком «взглянул» на Уэб и затем склонился над Эстелль с укоризненным взглядом совершенного позабытого зверька, но по-прежнему — и он надеялся, что вы это заметите — твердого в своей искренней преданности. Уэб подавил возникший было смешок, потому что едва ли можно было винить это существо; так как оно было столь же безмозглым, как и бесполым — несмотря на свое прозвище — оно не смогло придумать никакого иного способа следовать за Эстелль, кроме как принять участие и повторить каждое ее движении в игре Матрица, в игре, для которой существо абсолютно не было приспособлено, так что оно только что закончило ее. Просто счастье, что дети не сочли это создание одним из игроков, иначе бедному Эрнесту пришлось бы пробыть Этим — и об этом Уэб подумал с неосознанной неприязнью — вплоть до самого конца времени.

— Мы могли бы и здесь подписаться на это, — неожиданно выпалил он.

— На что? Гипнопедию? Твоя бабушка нам не позволит.

Уэб повернулся и снова сел на траву, выдернув при этому длинный, пустой внутри стебель бамбукоподобной травы и вонзая в задумчивости в мякоть корешка свои зубы. — Но ее здесь нет, — сказал он.

— Нет, но она обязательно приедет, — сказала Эстелль. — Она ведь школьный воспитатель на Новой Земле. Мне не раз приходилось слышать, как она воевала по этому поводу с моим отцом, когда я еще была маленькой. Она обычно говорила ему: «Зачем вы теперь учите ребятишек всем этим вычислениям и истории? Что полезного от всего этого тем, кому предначертано когда-нибудь улететь осваивать новые планеты?» Обычно после этого, мой Папаша нес какую-то ужасную чепуху.

— Но сейчас ее здесь нет, — повторил упрямо Уэб с незначительным ненамеренным ударением. Только сейчас он вдруг понял, что лицо Эстелль с прикрытыми глазами, было столь прекрасно в своей безмятежности под лучами бело-голубой звезды в это однодневное лето, гораздо прекраснее, чем что-либо виденное им прежде. Он понял, что больше ничего уже не хочет добавлять.

А в это самый момент, свенгали, отдохнув уже достаточно, что бы прийти к консенсусу среди разбросанных по его телу ганглиевых клеток, служивших ему мозгом, сколь бы ни было плохо, заключил, что его долгий преданный «взгляд» на Эстелль ничего хорошего ему не сослужил. В то же время одно из его щупалец, все это время подрагивавшее, тянущееся к одной из корок дыни, неожиданно преодолело определенный порог и телеграфировало назад, остальной части зверька о значения этого едва заметного запаха специй. И вся остальное существо Эрнеста с радостью перетекло в это щупальце и свернулось в шарик вокруг этой корки; и затем моллюск безнадежно покатился вниз по холму, свернувшись шариком, но корка дыни были надежно зажата у него в середине. Когда существо покатилось, оно издало тонкий переливчатый свист, заставивший пошевелиться волосы на позвоночнике у Уэба — в первый раз он услышал, чтобы свенгали издал звук — но существо ни за что не хотело расставаться с своей добычей; наконец оно плюхнулось в небольшой ручеек, лениво текущий внизу в долине и его медленно понесло вниз по течению, несмотря на его едва слышимые протесты, но по-прежнему свенгали алчно переваривал свою добычу.

— Эрнест поплыл, — прокомментировал Уэб.

— Знаю. Я слышала. Он такой глупыш. Но он вернется. И твоя бабушка приедет тоже. Как только Мирамон, Мэр и доктор Шлосс и остальные решили остаться на планете Он, потому, что вся необходимая работа должна быть проведена здесь, они послали домой сообщение о том, что о нас кто-то должен побеспокоиться. Они думают, что мы не можем сами о себе побеспокоиться. Они не хотят позволить нам шататься по чужой планете самим, в полном одиночестве.

— А может быть и нет, — уклончиво произнес Уэб. Он уже взвесил это предположение; похоже, в нем содержалось немало неясностей. — Но почему обязательно это должна быть бабушка?

— Что ж, это не может быть папочка, потому что он должен оставаться на Новой Земле и работать на своей частью проблемы, над которой мы работаем здесь, — констатировала Эстелль. — И это не может быть твой дедушка, потому что он должен оставаться дома и исполнять обязанности мэра, пока Мэр Амальфи здесь. И это не может быть и моя мама, потому что все они — вовсе не ученые или философы, они просто бы внесли еще больше суматохи на Он, чем мы сами. Если они кого и отправят сюда, чтобы приглядеть за нами, то это будет только твоя бабушка.

— Похоже, что так, — признал Уэб. — Это помешает нам, уж точно.

— Даже больше, — с досадой сказала Эстелль — Она отошлет нас домой.

— Он не сделает этого!

— Еще как сделает. Они привыкли так думать. Она весьма практично отнесется к этому вопросу.

— Это вовсе не практичное отношение, — запротестовал Уэб. — Это предательство, вот и все. Она просто не может вот так прилететь, чтобы заботиться о нас на Он, просто как предлог для того, чтобы отправить нас домой.

Эстелль не ответила. И спустя мгновение Уэб снова открыл свои глаза, запоздало поняв что на его лицо упала тень.

Над ними стоял Онианский мальчишка, подаривший Эстелль дыню, спокойно и уважительно ожидавший в тишине, но очевидно, вполне готовый возобновить игру, как только они к этому будут готовы сами. Позади него, виднелись лица других Онианский детей, очевидно гадавших, что чужаки и их странно пахнущий любимец без костей сделают в следующий момент, но при этом они оставили всю инициативу своему представителю.

— Привет, — сказала Эстелль, снова приподымаясь.

— Привет, — запинаясь, ответил высокий мальчик. — Да?

На какой-то момент, он похоже, замешкался; но затем, улучшив ситуацию, он присел и и продолжил на простейшем Онианском, каком только смог.

— Вы отдохнули. Да? Сыграем в другую игру?

— Только не я, — ответил почти негодующе Уэб. — Лучше сыграем в Матрицу вчера, завтра, в какой-нибудь день. Да?

— Нет, нет, — ответил Онианин. — Не Матрица. Это другая игра, игра отдыха. Вы играете в нее сидя. Мы называем ее игрой в неправду.

— А. И каковы же ее правила?

— Каждый играет по очереди. Каждый рассказывает историю. Это должна быть настоящая история, но без какой-либо правды в ней. Другие игроки — судьи. Вы получаете очко за каждую мысль, которая правда в рассказе. Побеждает тот, кто меньше всего набрал очков.

— Знаешь, я похоже упустила по меньшей мере пять ключевых слов в том, что он сказал, — обратилась Эстелль к Уэбу. — Как это все на самом деле, повтори-ка.

Уэб быстро объяснил. Хотя его владение разговорным языком планеты Он ограничивалось временами прошлого подлежащего, настоящего возбудимого и будущего безысходного, его словарь, представлявший довольно пеструю неботаническую смесь родов и корней и несмотря на его склонение в одной массивной несклонности уклонения, он заметил, что довольно неплохо начал разбираться в языке, по крайней мере тогда, когда на нем говорили медленно. Вполне возможно, что и он так же упустил те же пять слов пока говорил мальчик-Онианин, но он понял значение всего сказанного из самого контекста. Эстелль же, очевидно, по-прежнему пыталась перевести слово за словом, вместо того, чтобы постараться ухватить полное значение предложения.