Читаем без скачивания Каждый твой взгляд - Шерри Томас

Гастингс смахнул с рукава невидимую пылинку.

— Что ж, в таком случае придется действовать исключительно при ярком свете и следить, чтобы глаза оставались широко открытыми.

Он смерил ее медленным тяжелым взглядом, и глубоко внутри вспыхнул опасный огонь — тем более странный, что одновременно захлестнула холодная волна неприязни.

Прежде Хелене довелось несколько раз бывать в доме Гастингса. Каждый сезон виконт давал званый обед, и родственники неизменно настаивали на ее присутствии. Особняк располагался в аристократическом районе, выглядел весьма респектабельным и в целом производил впечатление не столько чрезвычайно богатого, сколько удобного, вместительного и ухоженного — при том, что хозяин располагал огромным состоянием. Точнее говоря, унаследовал огромное состояние, а вот успел ли уже промотать, Хелена не знала.

Она вошла в холл под руку с Дэвидом. Слуги, выстроившиеся для торжественной встречи, выглядели откровенно озадаченными, но в то же время не могли скрыть любопытства. Она отвечала на поклоны благосклонными кивками и сдержанными улыбками, не забывая при этом как можно чаще прижиматься к спутнику и с каждой минутой все острее ощущая его близость. Рука казалась твердой, как гранит. Время от времени виконт властно накрывал ее ладонь своей, и жар проникал даже сквозь перчатку. Но еще хуже, что всякий раз, когда он хотел что-то сказать, губы почти касались уха и горячее дыхание щекотало висок.

Экономка миссис Маккормик сообщила, что сундук уже прибыл и доставлен в комнату госпожи. Хелена решила воспользоваться удобным случаем и избавиться от навязчивого присутствия названого супруга.

— Дорогой, ты меня отпустишь? Хочу проследить за разборкой вещей.

Гастингс поднес ее руку к губам и поцеловал в запястье. Легкий влажный поцелуй отозвался почти болезненным трепетом.

— Конечно, милая. Располагайся в своем новом доме. Прикажу подать ужин наверх.

Хелена ушла, понимая, что избавление будет недолгим. Отныне и впредь избавление всегда будет кратким. В сопровождении миссис Маккормик и двух горничных она поднялась по лестнице с неестественным, застывшим выражением фальшивого довольства на лице. Однако стоило открыть дверь в комнату, как наигранное умиротворение мгновенно сменилось улыбкой искреннего восторга.

Выше дубовых панелей стены оказались не оклеены обоями, как было принято, а окрашены. В первое мгновение голова закружилась, словно Хелена стояла на высокой башне и смотрела вдаль, на бескрайние просторы неведомой сказочной страны. Мягкие изумрудные холмы уходили в бесконечность, щедрые виноградники соседствовали с пышными садами. Речки и ручейки деловито бежали в синее озеро. По извилистым дорогам двигались телеги, нагруженные бочками с вином и тюками свежего сена.

Над линией горизонта виднелась часть золотистого солнечного диска. По мере того как взгляд скользил по потолку, небо меняло цвет и на противоположной стене превращалось в темно-синий, расцвеченный серебряными проблесками ковер.

— О Господи! — изумленно выдохнула Хелена. — Кто же все это нарисовал?

— Хозяин, миледи, — ответила миссис Маккормик.

Удовольствие мгновенно померкло. Нет, только не он!

— Очень мило, — сухо произнесла госпожа, но почувствовала, что вышла из образа, и добавила более правдоподобно: — Потрясающе.

Следующий час леди Гастингс провела в обществе экономки и горничных, отдавая распоряжения относительно платьев, блузок и юбок, прибывших в сундуке, который старательно собрала служанка Венеции. Несмотря на то, что сейчас одежда занимала ее меньше всего на свете, Хелена отнеслась к делу крайне ответственно: к счастью, подобные сугубо дамские занятия полностью исключали мужское присутствие.

Когда же наконец каждый предмет туалета занял подобающее место, новоиспеченная леди Гастингс приняла ванну и переоделась. Удивительно, но виконт к ужину не явился. Она так и не поняла, обиделась ли или обрадовалась неожиданно обретенной свободе.

Есть совсем не хотелось, а вот настенная роспись продолжала привлекать внимание. Собственно, удивляться не приходилось. Гастингс всегда отлично рисовал, так что мастерское владение кистью и масляными красками следовало считать закономерным проявлением творческого дара. И все же масштаб работы, великолепие и изящество картины свидетельствовали не только о таланте, но и об истинном призвании художника.

Чем дольше Хелена рассматривала фреску, тем навязчивее становилось ощущение дежавю. Она твердо знала, что ни разу в жизни ни на секунду не заглядывала в эту комнату. Но по мере того как первоначальное изумление отступало, окружающие виды начинали казаться давно знакомыми, почти родными. Складывалось впечатление, что она давным-давно уехала из прекрасного края, много лет его не видела и вот теперь наконец вернулась.

Панорама изображала Тоскану и представляла те самые пейзажи, которыми мастера Возрождения заменяли неведомые красоты Святой земли. Секрет заключался не только в характерном образе плавных, поросших кипарисами холмов. Где она могла видеть окрашенный охрой дом с зелеными ставнями? И почему такой знакомой казалась крошечная придорожная молельня со скромным букетиком маргариток у ног Пресвятой Девы?

Неслышно появилась горничная и забрала поднос. Хелена встала, подошла к туалетному столику и провела расческой по волосам. Обратила внимание на маленькую, величиной с ладонь, фотографию белокурой девочки и, на миг задумавшись, поняла, что перед ней дочка Гастингса.

Конечно, заботу виконта о девочке следовало считать весьма похвальной. Но в то же время трудно было смириться с тем обстоятельством, что многочисленные прегрешения, среди которых числился и этот незаконный, рожденный распутной женщиной ребенок, не мешали Гастингсу пользоваться безоговорочным успехом в любой гостиной Британского королевства. И это при том, что она вынуждена выйти замуж за первого встречного, чтобы избежать позора и изгнания из семьи.

— Прелестное зрелище, — раздался за спиной знакомый голос.

Хелена обернулась к соединяющей спальни двери. Гастингс стоял в черном бархатном халате, небрежно прислонившись плечом к стене.

— Давненько я не видел этих прекрасных волос в первозданном великолепии.

— Имеете в виду тот случай, когда я обнаружила вас у своего окна и столкнула вниз?

— Да уж, тогда вы обошлись со мной жестоко. Мог бы разбиться насмерть.

— Но не разбились, зато в полной мере насладились колючим объятием розария.

— Должно быть, мне свойственна необъяснимая тяга к колючим объятиям. Осмелюсь заметить, что трудно представить объятие более колючее, чем ваше. — Он подошел и потянулся к расческе.