Читаем без скачивания Равные звездам - Евгений Лотош

— Затем, сама Яна, что политика в Граше — очень сложный и запутанный клубок, в котором иностранке вроде тебя на бегу не разобраться. У нас почти нет формальных должностей, как в вашей стране, но есть много группировок и личностей, обладающих тем или иным влиянием. И многие, очень многие, относятся к Дракону лояльно, если не сказать хуже. Деньги в обмен на покровительство — простая, древняя и очень эффективная схема. А денег у Дракона много. Возможно, больше, чем у любого, даже самого влиятельного, союза тарсачьих кланов. По сути, Дракон — такая же часть нашей жизни, как у вас — политические партии в Ассамблее. О нем не принято говорить, но он есть. И если ткнуть его ножом в брюхо, можно получить ответный удар с самого неожиданного направления — взорвавшийся грузовик возле школы или внезапное расторжение выгодных контрактов, или разрыв союзнических отношений, не суть важно. Сейчас о вас знает только Великий Скотовод и несколько надежных людей среди его Глаз, включая Первую Смотрящую. Но если вы проникнете на территорию Дракона, а тем более — добьетесь успеха, последствия окажутся настолько серьезными, что скрыть правду мы не сможем. Крупный скандал — самое малое, что случится после того, и основной удар придется по кланам Северных колен, которые я здесь представляю. Именно из них сейчас в основном набираются Глаза в столице, и слишком многие с радостью укажут, что Глаза упустили враждебных чужаков или даже напрямую потворствовали им. Объясните мне, почему я должна рисковать тяжкими политическими последствиями для своих только ради того, чтобы помочь чужим?

— Потому что мы — Благословенные богами, например? — задумчиво предположил Дентор. — Или потому что мы спасаем своих, рискуя жизнью?

— Ваша самоотверженность замечена и принята во внимание, — холодно сказала Тимашара. — Равно как и ваша преданность друг другу. Но они для меня не повод, чтобы подставлять под удар своих. Что же до избранности, то боги всегда предоставляют смертным жить своей жизнью. Если они захотят, чтобы я дала вам дорогу, они явно сообщат мне.

— А если они попросту убьют тебя?

— Значит, такова моя судьба. У тарсаков испокон веков заведено, что командиры идут в первых рядах даже в самом опасном и безнадежном бою. И погибают, если так решил рок. У меня есть долг перед кланами, и я намерена выполнить его до конца. Я еще раз повторяю свой вопрос: почему я должна пропустить вас?

Тимашара по очереди оглядела чужестранцев. Те внимательно смотрели на нее, но в их глазах не замечалось мольбы. Только выжидание — а в глазах старших мужчин и северянки еще и холодный расчет. Старшая мать про себя порадовалась, что связала их словом: они не из тех людей, что легко позволяют сбить себя с намеченной дороги. Если держать их под прицелами автоматов, они наверняка выкинули бы какой-нибудь сюрприз, но так есть шанс, что все обойдется мирно. Она снова в очередной раз помянула недобрым словом Кимицу: Первая Смотрящая сознательно свалила на нее ситуацию, когда любое решение в конечном итоге оказывалось скверным, если не очень скверным.

А еще в глубине души она восхищалась ими. Они идут на чудовищный риск, чтобы спасти родственников. Тимашара знала некоторых мужчин и женщин Северных колен, похищенных Драконом — и тем тяжелее оказывалась их смерть, когда политическая ситуация делала выкуп неприемлемым. А одна из ее племянниц до сих пор так и не найдена, бесследно сгинув на диких просторах Сураграша. Находящиеся перед ней люди с Востока сознательно подвергали себя смертельной опасности, и вовсе не по глупости или наивности. Старшие прекрасно знали, на что идут. Молодежи, глупой и романтичной, не дано осознать, что все люди смертны, но двое опытных солдат наверняка не раз видели гибель друзей и не раз уворачивались от смерти сами. Они рисковали всем, чтобы спасти родственников — и теперь она, Тимашара, должна — нехотя, через силу — заставить их вернуться.

Или убить, если они окажут сопротивление.

Она не сомневалась, что Кампаха и три синомэ-телохранительницы справятся с двумя синомэ чужаков без особого труда даже без поддержки двадцати солдат. Остальные же четверо не кажутся особой проблемой — если только боги не наградили их какими-то дополнительными дарами. Но как же ей не хочется отдавать такой приказ! Достаточно лишь посмотреть, как этот мальчик защищает свою молодую жену… Если их убить, ей до конца жизни придется нести на себе тяжкое бремя вины, которую она никогда себе не простит. Великая Назина, сделай так, чтобы обошлось без крови!

— Так почему я должна пропустить вас, чужестранцы? — несмотря на бушевавшие в ее душе чувства, ее голос оставался ровным, а лицо — бесстрастно-вежливым. — Я задаю вопрос в последний раз. Я слушаю.

— Потому что мы так просим.

Все дружно повернулись к Яне. Та мягко поднялась с кровати. Кампаха у двери напружинилась, опустив руки вдоль тела и слегка наклонившись вперед, но Яна не обратила на нее никакого внимания. Она шагнула вперед и оказалась прямо перед Старшей матерью. Ее рука скользнула за воротник свободной тарсачьей блузы и извлекла на свет небольшую бело-золотую пластинку на платиновой цепочке.

— Это не оружие, — бесстрастным тоном произнесла она. — Всего лишь музыкальный синтезатор. Подаренный… моим приемным отцом. Я могу объяснить, почему нас следует пропустить, но иногда музыка оказывается куда лучше слов.

Она слегка повернула голову, и Тимашара вздрогнула. Ей показалось, что где-то в глубине зрачков молодой женщины тлеют кроваво-красные искры. Она сморгнула. Показалось, разумеется — просто спускающееся к горизонту вечернее солнце бросило свои лучи-копья сквозь комнату, пришпиливая к стенам длинные черные тени.

Яна приложила большой палец к овальному матовому пятну в центре пластинки и прикрыла глаза. Несколько секунд спустя в тишине комнаты прозвучали первые ноты. Тихая, ненавязчивая музыка — скорее даже, набор аккордов, чем оформленная мелодия — заполнила мир. Тимашара внезапно вспомнила детство — тихий степной поселок, жаркие летние периоды, сухой запах ковыля и почвы, нагретой солнцем, и радостная беззаботная скачка сквозь теплый радостный воздух на без спросу уведенном из табуна жеребце, давно прикормленном хлебом с сахаром…

— Мы выбираем дороги, которые ведут нас сквозь жизнь, — тихо заговорила Яна, и ее голос растворился в падающих подобно каплям зимнего дождя нотах. — Но точно так же дороги выбирают нас — высматривают еще в детстве, хватают за пятки, манят в дальнюю даль, неслышно напевают в уши песенки дальних странствий. Мы идем сквозь миры, не замечая, как далеко-далеко вперед убегает из-под ног наша дорога, всегда рядом и в то же время всегда опережающая нас, всегда уходящая вдаль. Многие никогда не замечают ее, полагая, что продираются по оврагам и буреломам или же живут на одном месте, не покидая надежный домашний уют. Но она есть. Она выбрала нас в детстве, как мы выбрали ее, и мы неотделимы от нашего пути, как он неотделим от нас.