Читаем без скачивания На войне как на войне. «Я помню» - Артем Драбкин

– Немецкие разведчики работали так же успешно, как и наши?

– А я не знаю, по каким критериям оценивалась успешная деятельность немецкой разведроты. Но работать они умели, в воинском мастерстве им не откажешь. Как-то в Белоруссии они утащили у нас офицера из штаба дивизии, так об этом ЧП многие не решались говорить даже шепотом. Но немцы аккуратисты, у них все было рассчитано по секундам, без гибкости, и такой подход нередко их губил.

– С немецкой разведкой на «нейтралке» приходилось сталкиваться? Некоторые разведчики упоминают подобные эпизоды в своей боевой биографии.

– На самой нейтральной полосе у меня такого не случалось, но был один выход, что мы уже подползли очень близко к немецкой траншее, и приготовились к захвату, как из траншеи вдруг стали выползать в свой разведпоиск довольно большой «компанией» немецкие разведчики. Мы сразу открыли огонь в упор и отошли с боем. Немцев было раза в три больше, чем нас, но они были ошеломлены и, наверное, здорово перепуганы от такой неожиданности, и толкового преследования за нами не смогли организовать. Мы не взяли «языка», но и сами вернулись без потерь в группе.

– Как принимали пополнение в разведроте? Проводились ли с новичками какие-то специальные занятия по подготовке разведчика?

– Все зависело от предыдущего фронтового опыта новичка. Бывшего партизана или человека, уже немного повоевавшего в разведке, многому учить было не надо. Если в разведку попадал совсем «зеленый», то его учили бесшумно ползать, убивать кинжалом, сворачивать шею, объясняли смысл тех или иных жестов, используемых в поиске.

– Умение «убрать» врага ножом не всем дано. Были такие, которые оказались психологически неготовыми действовать холодным оружием?

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Нет, у нас в роте таких «кисейных барышень и слабонервных» не было. Вы же прекрасно знаете, что в разведку не приходили, скажем, массово, «студенты консерватории по классу виолончели», в дивизионные разведроты набирали в основном «отпетую публику», решительных и смелых бойцов. Ножом все могли работать. Борьба за жизнь из слабых делала сильных. Просто у нас не было большого выбора: или жизнь, или смерть. Жить захочешь – начнешь хладнокровно вражеские глотки резать, без малейшей нервной дрожи в руках и каких-то душевных терзаний. Но бесшумно, без крика, моментально и качественно «убрать» часового – это действительно редкое умение. Но разведчики «тренировались», у нас зарезать по-тихому немца в траншее или в боевом охранении при выходе из немецкого тыла считалось почти обыденным, но приятным делом.

– Статус «ветерана разведроты» неофициально существовал?

– На словах – конечно, но этот статус не давал никаких поблажек, а только способствовал тому, что в любой сложный поиск ты пойдешь одним из первых, или придут новички – и тебя пошлют сразу с ними заниматься, или малейшая неясность в обстановке, и ты должен сам, первым, со всем разобраться. Этот статус больше обязывал, чем давал возможность «в почете почивать на лаврах».

– Вы упомянули о спецзадании, в выполнении которого также участвовали представители контрразведки СМЕРШ. Можно услышать подробности?

– В приграничном районе, между Украиной и Белоруссией, нам поручили переправить в немецкий тыл, в партизанский край, двух офицеров «смершевцев», капитана и подполковника, и радиста, из той же «конторы». Мы поступили в их распоряжение. Пошли с ними примерно двадцать разведчиков. И когда мы удачно прошли километров 25–30, «смершевцы» нам объявили боевую задачу. Речь шла о проведении карательной «воспитательной акции» в отношении бандитского партизанского отряда. Застали мы этот отряд врасплох. Сорок с лишним «партизан», почти все из «окруженцев». Несколько женщин среди них… Они занимались грабежами, мародерством, с немцами не воевали, подчиняться командованию партизанского края наотрез отказались. В землянках у них висели на крюках свиные туши, а самогона было – хоть залейся… Неплохо устроились «зеленые»… Разоружили этих «партизан». Особисты провели несколько скоротечных допросов. Потом вывели из шеренги командира этого отряда и трех его ближайших подручных. Подполковник зачитал приговор: «Именем советской власти!» – и этих мы расстреляли. По рации офицеры вышли с кем-то на связь, и уже через час-другой к нам подошли представители двух партизанских отрядов и забрали с собой оставленных в живых «партизан»-бандитов. Мы благополучно вернулись вместе с особистами через линию фронта к своим. Нам стало ясно, что все мы участвовали в «показательном мероприятии», целью которого было довести до умов всех «зеленых» бандгрупп, выдающих себя за настоящих партизан, но не ведущих активной борьбы с врагом, что возмездие неминуемо и что за их головами, если надо, придут и из-за линии фронта.

– Мне один бывший старшина, дивизионный разведчик, человек честный, настоящий боец с большими заслугами перед Советской Родиной, рассказал похожую историю, как силами усиленной разведроты под руководством и с участием офицеров СМЕРШа была проведена в Польше, в немецком фронтовом тылу, в 30 км за передовой, специальная операция по ликвидации отряда АК, в котором, по его мнению, также находились парашютисты, заброшенные «польским «лондонским» правительством». Но на публикацию этого эпизода в своем интервью он не согласился.

– И правильно поступил. А то бы завтра поляки, по примеру литовцев, стали бы «наживать политический капитал» и забрасывать прокурорскими запросами с требованием «выдать на следствие». Есть многие моменты в деятельности разведгрупп, «запретные темы», о которых даже сейчас не стоит говорить…

Иногда такое творилось, что…

– Но, скажем, «акты мщения» отдельных солдат из наших передовых частей по отношению к немецкому гражданскому населению весной 1945 г. для вас являются «запретной темой»?

– Нет, почему же, я не собираюсь прикидываться ангелочком, как некоторые.

Я не буду говорить, что происходило в этом «аспекте» в стрелковых полках дивизии, могу рассказать только о своей роте. Немцев мы никогда не жалели, и гражданских в том числе… Творили мы, что хотели, и каяться в этом я не собираюсь. Это была справедливая расплата за их преступления, совершенные на нашей земле.

До Германии оставалось три километра, и к нам в разведроту приехал командир корпуса. Один из разведчиков его спросил: «А что с немцами делать можно?» Комкор оглянулся по сторонам, и сказал: «Да все, что угодно!»… Первые 50 км мы прошли по немецкой земле, не сталкиваясь с гражданским населением. А потом началось…