Читаем без скачивания Мир приключений № 14, 1968 - В. Пашинин

«Кремень» — оказался худенькой белокурой девочкой с толстой косой и большими, удивленными глазами. И звали ее не Ольга, а Ольма — имя, которое иногда встречается на севере.

— Совсем не такой, гораздо красивее, — сказала она, увидев рисунок, кажется, раньше, чем Гордина. — Я сделала бы так…

На стене возник еще один Гордин — моложе и красивее. У него были чуть вьющиеся волосы, брови высокие, грустная складка в углах губ.

— Ничего подобного! — возмутилась Рита. — Она же тебя как следует не видела. Влюблена заочно.

— Рита! — сказал Валь.

— А что, подумаешь — тайна!

— Я вас таким и представляла, — сказала Ольма. — По портретам.

— Вы долго жили на севере?

— Всю жизнь. Приедете к нам? Адрес простой: Волонга, Чёшская губа.

— Охотно, — сказал Гордин. — Я давно не был на севере, а посмотрел на этюд…

— Сейчас. — Она сняла этюд. — Возьмите. К вашему приезду — видите? — зажегся огонь на мачте.

Транспортер не работал, нервно подрагивали тонкие края ленты. Гордин толкнул рычаг. Лента тронулась и замерла. Пластинки кончились — тысячи одинаково белых, одинаково глянцевых, по единой системе пронумерованных пластинок.

«Вот и все, — подумал он. — Очень хорошо, что кончилось. Теперь я свободный человек. Захочу — поеду к Рите… Хотя нет, у нее защита. Позвоню Ханту… А зачем? Поеду на юг, или на север, или в лес».

Ни звонить, ни ехать не было желания. Он закурил сигарету, смял, прошелся по комнате. Определенно ему чего-то не хватало. Может, этих — белых, глянцевых. Лента не двигалась, теперь уже и края не дрожали. Стоп, извольте слезать. Станция назначения.

Он перебрал отложенные пластинки. Дискуссия о полетах в космос. Вторая дискуссия. Проект раздробления Юпитера. Спор о свободном времени. Освоение Марса. Кислородные полимеры. Наследственный отбор. Проблема игр. Эмоциональные автоматы.

Все это надо бы узнать подробнее. В пластинках мало информации. Но не сегодня, как-нибудь потом.

Он понимал, что слишком резко изменился темп. События пятнадцати лет он проглотил за месяц. А теперь нужно жить по-другому, день за день.

Он вспомнил о старых газетах, позвонил. Их прислали большие, великолепно оформленные.

Он читал. В первые дни много писали о его полете. Фотографии: он и Рита. Рита, совсем ребенок, что-то рисует. Рита купается в реке, рассматривает картину в музее, смеется. Свои фотографии он раньше не видел — даже эту, за кульманом. А другие и не мог видеть: снимали на тренировках, в момент отдачи рапорта, перед стартом.

Огромная голая равнина. Вдалеке — отлогие холмы, там стояли люди. Еще дальше, у самого края горизонта, лес. Три круга — черной, как будто вытоптанной земли, бурых холмов и серого неба, — это он запомнил. Потом (но это он увидел уже на экране) люди исчезли. Остались зрачки телекамер, круглые глазенки фотоаппаратов. Земля наблюдала за ним.

Он внимательно, словно чужую, прочел свою биографию. Родился. Учился. Сконструировал. Опубликовал. Отправился. В беседе с нашим корреспондентом сказал… Ничего путного не сказал, мог бы и промолчать.

Дальше шли телеграммы: длинные и короче, короче. Самые последние, пожалуй, ему даже нравились. Слово ценилось, и они долго думали над ними — он сам и автомат.

Газеты той поры были интересны. Знакомые имена, события, которые начинались при нем.

Перешагнул через пять лет, связь оборвалась. Незнакомые люди делали что-то, видимо, важное, но чужое. О главном он знал, остальное не имело значения. Вторую подшивку он просмотрел за полтора часа. С третьей было совсем легко: он сидел и с любопытством наблюдал, как машинка листает страницы.

Последние известия он пропустил, можно было не торопиться. Но и гулять не хотелось. Гасли огни в окнах, город засыпал.

Он дошел до угла и остановился. В огромном освещенном окне напротив Гордин отчетливо видел профиль девушки. Она была в черном платье и от этого казалась призраком. Это умеют фотографы: черный силуэт на белой глянцевой бумаге.

Он машинально перешел улицу. Музыка стала громче. Почему-то он был уверен, что это рояль.

Он еще раз взглянул в окно — девушки не было. Музыка прекратилась.

— Простите. — Кто-то шел к нему с той стороны улицы. — У вас не найдется огонька?

Доставая зажигалку, Гордин гадал — видел ли этот прохожий, как он стоял под окнами. Похоже, что нет. Все равно глупо.

— Спасибо. — Молодой человек улыбнулся. — Похоже, вы член Великой Ассоциации Курильщиков?

— И активный.

— А я, наверное, ее почетный вице-президент. Костя.

— Эрик.

— Понимаете, не рассчитал. День рождения в разгаре, а сигареты кончились. Бросили жребий, и пришлось мне идти до самой Лучевой.

— Напрасно. Тут автомат за углом, на Зеленой.

— Я почему-то решил, что вы приезжий.

— Я действительно недавно вернулся, но город я знаю.

Они еще поговорили: о городе, о том, что лето прохладное. Удивительно, от каких случайностей зависит настроение, думал Гордин, с удовольствием попыхивая сигаретой. Что изменилось? Просто встретились два человека.

— Не знаю, как вы, — сказал Костя задумчиво, — а я когда прохожу поздно вечером мимо освещенных окон… Трудно объяснить, но сердце щемит. Почему-то кажется — там удивительная жизнь, не похожая на нашу. И новые, необыкновенно интересные люди. А зайти неудобно. Постоишь и идешь мимо…

Ясно, что он видел. Но куда он клонит?

— Что делать.

— Как — что? — вполне натурально удивился Костя. — Один раз в жизни махнуть рукой на все и зайти.

— Зайти?

— Да. Шли мимо, холодные, мрачные, одинокие. И вдруг яркий свет, звон бокалов, музыка. Не поймут, тем хуже для них — значит, и заходить не стоило. Но я думаю, что поймут. Рискнем?

— Рискнем, — сказал Гордин. И уже в подъезде: — А как же с днем рождения? Ведь вас ждут.

Костя толкнул дверь.

— Конечно, ждут. Потому я и тороплюсь.

— Заходите. — Мимо них промчалась девушка.

Из комнаты донеслось:

— Костя!

— И не один.

— А сигареты?

— Говорю, не один!

— Тащите их сюда.

Но они уже вошли.

— Знакомиться не будем, — сказал Костя. — Так интереснее. Официальный титул: «Наш дорогой гость». В экстренных случаях можно «Гость» или «Незнакомец». — Он обернулся к Эрику: — Перечислять имена бессмысленно, не запомните.

Костя усадил Гордина у окна:

— Ешьте. Пейте. Скучать не придется, сейчас организуем спор. Между прочим, народ ничего, толковый: физики, химики, математики. Иноверец один: вон тот рыжий, филолог.