Читаем без скачивания История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима - Сьюзен Бауэр

Другой ханьский генерал, который находился вне дворца, Дун Чжо, увидел для себя в происходящих событиях возможность захватить власть. Он оставил кампанию против Желтых Повязок и направился в столицу, взяв контроль над творящимся хаосом. Он приказал заключить в тюрьму вдовствующую императрицу и начал назначать министрами верных людей, используя армию для подкрепления своих приказов.

В действительности, он блефовал, так как у него просто не хватало сил для установления полного контроля над столицей. Но каждую ночь он приказывал отряду выскользнуть из Лояна в темноте, а затем возвращаться громко на следующее утро с развевающимися флагами и гремящими барабанами. Выглядело так, будто все больше и больше солдат присоединяется к нему во дворце.

Пятнадцатилетний император и его младший брат бежали из дворца, боясь за свою жизнь, – но не смогли найти безопасного места, крова и очага. Доведенные до отчаяния голодом, они вернулись во дворец и попросили убежища. Дун Чжо предоставил им его. Он объявил младшего брата новым императором, находящимся под его защитой. Но пятнадцатилетний Шао-ди был уже достаточно взрослым, чтобы оказаться опасным. Дун Чжо нарушил свое обещание дать убежище и убил юношу.

Однако Дун Чжо был не единственным генералом, мечтавшим о власти. Желтые Повязки еще не были разбиты, а уже разгорелись сражения между их противниками. Дун Чжо вынужден был отступить из Лояна, взяв с собой юного брата Шао-ди – Сянь-ди. Однако это ему не помогло: он был загнан в Саньян, разгромлен и убит там другим генералом, опытным военачальником по имени Цао, унаследовавшем титул и поместье в качестве приемного сына одного из евнухов.14

Затем Цао предложил свою защиту юному Сянь-ди, у которого просто не было выбора: если он не примет покровительства Цао, то окажется мертвецом. Юноша согласился. Цао быстро женил юного императора на своей дочери и снова отправился завоевывать север Китая – теперь для своего нового зятя.

Сражения против Желтых Повязок продолжались. Наконец, в 205 году Цао смог разбить последних бойцов Желтых Повязок. Однако многолетняя война, наряду с кризисом государственного управления и повальной коррупцией, уже разрушила страну. Сянь-ди вернулся в Лоян и сел на трон Хань. Но он так же не имел власти и влияния, как и император Чжоу к концу правления династии. По всей территории империи разгорелись войны между местными правителями. Цао смог вернуть под власть императора север страны, но у него не оказалось союзников в попытках воссоединить земли Хань – слишком много соперничавших генералов не хотели, чтобы Лоян снова стал могущественным.

В 208 году армия Цао встретилась с войсками двух своих самых крупных соперников на реке Янцзы, в месте, называемом Красные Скалы. Армии много дней стояли на противоположных берегах реки – обе стороны были измотаны бесконечными сражениями последних лет и не решались атаковать.15 Когда Цао решился, наконец, на атаку, он обнаружил, что удача ему изменила. Военачальники противника использовали возникшую возможность применить против другого берега неожиданное оружие. Сначала они послали Цао письмо с предложением сдаться; а затем они (по словам Сымы Гуана) «взяли десять военных кораблей, заполнили их палубы сухой травой и высушенным деревом, облили маслом, затем укрыли тканью и подняли флаги». Эти фальшивые корабли были отправлены через реку к лагерю самого Цао и его стоящим на якоре кораблям. Когда корабли почти достигли противоположного берега, солдаты, шедшие в легких лодках позади, подожгли их. «Огонь был яростный, и ветер был сильный, и корабли неслись, как стрелы, – говорит Сыма Гуан. – Весь северный флот сгорел, огонь дошел до лагерей на берегу. За очень короткое время дым и пламя заволокли все небо, и множество людей и лошадей сгорело, утонуло или умерло».16 Люди Цао, убегая, обнаружили, что дороги стали непроходимыми от слякоти. Они попытались засыпать дороги травой, чтобы создать твердую поверхность, но трава тонула под копытами лошадей, и еще много людей и животных погибло в этой жиже.

Поход погубил надежды Цао на объединение Китая. Он отступил. Теперь царю Хань остался только север, и хотя война продолжалась, он больше не бросал решающего вызова своим соперникам.

Сам Сянь-ди, судя по всему, прекрасно знал, что его императорская власть является фиктивной. Когда в 220 году Цао умер, Сянь-ди отрекся от престола, передав власть его сыну – хотя формально государство Хань завершило свое существование лишь после 426 года.

Теперь Китай был расколот на враждующие царства. Сын Цао, Цао Пэй, контролировал старые земли Хань на севере. На юге двумя противниками Цао в битве при Красных Скалах были созданы две соперничающих династии. Сунь Чжуань в долине реки Янцзы объявил о создании династии У и основал новую столицу в Чжань-юэ – в районе современного Нанкина. Лю Бэй правил юго-западом из своей столицы Чэнду на реке Мин, объявив себя первым царем династии Шу Хань.17 Три царства сменили династию Хань, исчезла даже возможность мира. Следующие три века в Китае шли непрерывные войны.

На западе Септимий Север умер, и два брата, Каракалла и Гета, оказались заперты вместе в одном дворце. Они никогда не были добрыми друзьями, и в этом совместном правлении жертвой стал Гета: Каракалла убил его в императорских помещениях и приказал сжечь тело.

«История Августа» предполагает, что Каракалла затем попытался заручиться поддержкой преторианской гвардии:

«После смерти отца он пошел в лагерь [преторианской] гвардии и пожаловался солдатам, что… его брат приготовил для него яд, и что он не уважал их мать, и он публично воздал благодарность тем, кто убил [Гету]. И он выдал им дополнительную оплату за то, что они лояльны по отношению к нему. Некоторые солдаты восприняли убийство Геты очень плохо, и заявили, что обещали верность двум сыновьям Севера, и что они должны сохранять ее обоим. Ворота [лагеря] были закрыты, и долгое время императора не впускали. Солдаты успокоились только когда на душе у них полегчало, и не из-за жалоб и обвинений, которые тот выливал на Гету, а из-за огромной выплаты денег».18

Три царства

Затем Каракалла начал чистку среди тех, кто мог возмутиться убийством Геты. «В течение тех дней было убито бесконечное число тех, кто поддерживал его брата, – говорит «История Августа». – Резня шла повсюду. Убийства совершали даже в ванной, а некоторых убили во время обеда».19 Дион Кассий добавляет, что Каракалла упразднил даже соблюдение дня рождения Геты.

Потом он объявил новый закон: все свободные люди в империи становились римскими гражданами.

Триста лет тому назад Рим начинал войну в ответ лишь на требование кого-нибудь из италийских городов дать ему римское гражданство. Теперь закон прошел без долгих дебатов и обсуждений, без всякого общественного протеста.

С одной стороны, присвоение римского гражданства всем жителям империи стало большим достижением: Рим больше не был республикой, поэтому быть римлянином больше не обозначало получение права голоса (бывшее главной причиной конфликта, вызвавшего Союзническую войну). Но с другой стороны, римское гражданство отнюдь не было бессмысленным. Адрианов вал и превращение зависимых царств (имевших некоторую долю автономии и собственную национальную идентичность) в жестко контролируемые провинции вели людей внутри римских границ к одному неизбежному финалу. Им не могли позволить оставаться набором стран «под римским управлением», подобно кускам мрамора в стеклянной банке; при необходимости выбора их лояльность всегда оставалась на стороне национальной идентичности, и как только кризис разбивал банку, мраморные кусочки рассыпались. Необходимо было уйти от прошлого и создать новую идентичность. Этих людей требовалось сделать римлянами.

Но быть римлянином больше не означало иметь голос в национальных делах. Это больше не означало, что город Рим был вашим местом рождения – империя распространилась на так много земель, что сотни тысяч римских граждан на деле некогда не бывали в городе, который теперь предлагал им свое имя. Это не означало, что вы знаете римский способ потреблять пищу, любите поэзию Сенеки или хотя бы говорите на латинском языке.

В руках Каракаллы римская идентичность означала три момента. Во-первых, как заметил Эпиктет несколькими десятилетиями ранее, она подразумевала послушание императору. Это означало, что, как все римские граждане, вы имеете определенные права: если вас приговаривали к смерти за преступление, вы могли апеллировать к Риму (конечно, если вам не случилось попасть в чистку), ваш брак и другие контракты могли считаться легальными в римских судах, вашим детям гарантировалось получение наследства по вашему завещанию. И все это означало, что вы должны платить налоги. А Каракалла оказался на мели. Его подарки, необходимые для укрепления власти, опустошили казну, и ему требовалось как можно большее количество граждан, чтобы собирать с них деньги для пополнения казны.