Читаем без скачивания Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

— Да. Но есть еще эта идея Эйнштейна о единстве пространства и времени.

— Разумеется, о ней написано во всех школьных учебниках. Но у них это получилось на самом деле. У них выходит, что и пространство, и время, и масса, и энергия, и излучение, и тяготение — все это разные способы представлять себе нечто единое. И стоит только разобраться в том, как работает что-нибудь одно, сразу получаешь ключ ко всему остальному. Если верить Уилки, то все физики до самого последнего времени, даже после того как появилась атомная бомба, только и делали, что бродили по обочинам. Они взялись было за единую теорию поля, но сами в нее по-настоящему не верили и действовали так, будто все это совершенно разные вещи. А Ледбеттер догадался, что такое на самом деле излучение, и благодаря этому Кэлхун с Уилки получили ключ ко всей остальной физике. Вы поняли? — добавил он с улыбкой.

— Не очень, — сознался Томас. — А вы не могли бы сказать, что это дает?

— Ну, прежде всего, тот первичный эффект Ледбеттера, от которого здесь погиб почти весь личный состав, — Уилки считает, что это всего лишь случайное побочное явление. Брукс говорит, что полученное излучение повлияло на коллоиды живых тканей: у тех, кто погиб, они коагулировали. Но с тем же успехом это излучение можно использовать, чтобы высвободить энергию поверхностного натяжения. Только вчера они таким способом взорвали полкило говяжьей вырезки — взрыв был как от динамитной шашки.

— Да ну?

— Правда. Только не спрашивайте меня, как они это сделали, я просто повторяю то, что мне было рассказано. Суть в том, что они, кажется, поняли, как устроено вещество. Они могут взрывать его — иногда — и использовать энергию взрыва. Они могут превращать один химический элемент в другой. Они, по-моему, убеждены, что знают с какого конца подойти, чтобы понять природу тяготения, и тогда они смогут обращаться с ним так же, как мы сейчас обращаемся с электричеством.

— Я думал, что по современным представлениям тяготение — это не вид энергии.

— Правильно, но в единой теории поля сама энергия — не энергия. Черт возьми, это очень трудно объяснить на человеческом языке. Уилки говорит, что это можно описать только математически.

— Ну раз так, то мне, должно быть, придется примириться с тем, что я ничего не понимаю. Но откровенно говоря, я удивлен, что они успели так много сделать за такое короткое время. Ведь это меняет все наши представления. От Ньютона до Эдисона прошло полтораста лет, а тут такие результаты за несколько недель!

— Я и сам удивляюсь. Мне это приходило в голову, и я даже спросил Кэлхуна. Он изобразил из себя ужасно умного и объяснил мне, как школьнику, что те первопроходцы просто-напросто не знали тензорного исчисления, векторного анализа и матричной алгебры, и в этом все дело.

— Может быть, так оно и есть, — пожал плечами Томас. — У нас в Институте права этому не учили.

— У нас тоже. Я пробовал посмотреть их расчеты. Я знаю алгебру и немного учил высшую математику, но уже много лет их в руки не брал и, конечно, ничего не понял. Похоже на санскрит: множество непонятных значков, и даже те, которые знаешь, означают что-то совсем другое. Вот смотрите — я полагал, что «а», умноженное на «b», всегда равно «b», умноженному на «а».

— А разве нет?

— То-то и оно, что у них все не так. Но мы отвлеклись. Рассказывайте, что вы узнали.

— Слушаюсь, сэр.

Томас рассказывал долго стараясь как можно обстоятельнее описать, что он видел, слышал и чувствовал. Ардмор слушал, не перебивая, и только изредка задавал вопросы, чтобы уточнить какую-нибудь подробность. Когда Томас закончил, Ардмор помолчал немного, а потом сказал:

— Наверное мне подсознательно хотелось, чтобы вы вернулись и сообщили что-нибудь такое, после чего все встало бы на свои места и было бы сразу ясно, что делать. Но то, что вы рассказали, не слишком обнадеживает. Я не вижу, как отвоевать обратно страну, которая полностью парализована и находится под таким тщательным контролем.

— Но я видел не все. Я был всего километрах в трехстах отсюда, не больше.

— Да, но ведь вы многое слышали от других хобо, которые побывали во всех концах страны?

— Да.

— И все говорили примерно одно и то же. Должно быть, мы можем считать, что картина получается довольно близкая к истине. Насколько свежей, по-вашему, была та информация, которую вы получили из вторых и третьих рук?

— Ну, если речь идет о новостях с восточного побережья, то им дня три-четыре, не больше.

— Должно быть, так и есть. Новости всегда передаются кратчайшим путем. Все это не слишком радует. И все-таки… — он умолк и озадаченно нахмурился, — все-таки вы, кажется, сказали что-то такое, что может стать ключом к решению всех проблем. Никак не могу сообразить, что это было. У меня появилось такое ощущение, но я подумал о чем-то другом, отвлекся и потерял нить.

— Может быть, мне начать сначала? — предложил Томас.

— Да нет, в этом нет необходимости. Завтра я прослушаю с начала до конца всю запись, если только до этого не вспомню все сам.

Их прервал повелительный стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Ардмор.

На пороге появился полковник Кэлхун.

— Майор Ардмор, что там за история с пленным паназиатом?

— Это не совсем так, полковник. У нас здесь, действительно, находится один человек азиатского происхождения, но он американец.

Кэлхун не обратил внимание на его слова.

— Почему мне об этом не сообщили? Я давно уже поставил вас в известность о том, что мне для экспериментов срочно необходим человек азиатского происхождения.

— Доктор, нас здесь слишком мало, чтобы соблюдать все формальности. Со временем вы бы так или иначе об этом узнали — да ведь и в самом деле уже знаете.

Кэлхун сердито засопел.

— Случайно, из разговора моих подчиненных!

— Извините, полковник, но тут уж ничего не поделаешь. Как раз сейчас Томас докладывал мне о том, что он выяснил.

— Очень хорошо, сэр, — ледяным голосом произнес Кэлхун. — Не откажите в любезности сейчас же прислать ко мне этого азиата.

— Я не могу это сделать. Он спит после приема снотворного, и вы сможете увидеться с ним не раньше чем завтра. Кроме того, хоть я и не сомневаюсь, что он пойдет нам на встречу и согласится участвовать в любом эксперименте, тем не менее он не пленный, а американский гражданин и лицо, которое мы взяли под свою защиту. Нам придется поговорить об этом с ним.

Кэлхун вышел так же порывисто, как и вошел.

— Джефф, — задумчиво произнес Ардмор, глядя ему в след, — я хочу сказать вам неофициально — сугубо неофициально! — что если когда-нибудь получится так, что мы не будем связаны дисциплиной, я тут же съезжу этому старому мерзавцу по физиономии!