Читаем без скачивания Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина

И.А.Макаренко и А. А.Эксархопуло, разграничивая правомерное и неправомерное психологическое воздействие на допрашиваемого справедливо отмечают, что если цель правомерного воздействия состоит в том, чтобы добиться понимания и осознания допрашиваемым лицом необходимости дать правдивые показания, то целью психического насилия становится желание поставить допрашиваемого в безвыходное положение, при котором дача правдивых показаний окажется для него меньшим злом.[971]

В процессе реализации различных форм психологического воздействия, применяемого в условиях конфликтной ситуации для побуждения противоборствующего субъекта к изменению занятой позиции (такие как убеждение, принуждение, внушение, постановка и варьирование мыслительными задачами и др.), недопустимо применение для разрешения конфликтов в следственной и судебной практике такой формы воздействия, как внушение (суггестия). Внушение имеет место в результате снижения волевого самоконтроля, когда участник уголовного процесса принимает какую-либо идею без критического анализа и следует ей автоматически. Следует согласиться с Р. С.Белкиным, который прямо указывал, что использование внушения недопустимо в следственной практике, ставя названный прием воздействия в один ряд с такими видами психического насилия, как вымогательство, угрозы, шантаж[972].

Таким образом, правомерность воздействия, оказываемого следователем на противодействующую сторону, зависит от правомерности средств воздействия. Каждый тактический прием должен всецело соответствовать критериям его допустимости, к которым следует отнести законность, этичность, обеспечение следователем свободы выбора поведения участника уголовного процесса, избирательность воздействия. Мы разделяем точку зрения А. Б.Соловьева и Е. Е.Центрова, которые обоснованно полагают, что «единственной допустимой формой психологического воздействия при получении показаний является убеждение, которое позволяет следователю повлиять на допрашиваемого путем приведения аргументов и предъявления доказательств ошибочности его позиции и в то же время предоставляет последнему свободу выбора своего дальнейшего поведения»[973].

Психологические ловушки и психологические хитрости. Отдельного внимания заслуживают тактические приемы, получившие названия в научной литературе "следственные хитрости", "психологические ловушки". К ним следователь, как правило, прибегает с целью создания у подозреваемого или обвиняемого преувеличенного представления об имеющейся доказательственной информации относительно того или иного обстоятельства. Вопрос о правомерности использования "следственных хитростей", "психологических ловушек" в следственной тактике является предметом непрекращающейся научной дискуссии.

Одни ученые отвергают советы прибегать в процессе расследования к «психологическим ловушкам», «следственным хитростям», рассматривая их как определенный вид психического насилия[974]. Так, М. С.Строгович указывал, что к ним относится, например, «формирование у подследственного ошибочного представления» о различных фактах. Прямо лгать обвиняемому следователь не может, но он применяет обман в более сложной форме и под менее откровенным наименованием — «формировать ошибочное представление». Такая хитроумная форма лжи, обмана с точки зрения нравственности еще более нетерпима и недопустима[975].

По мнению Р. Л.Ахмедшина, современная криминалистика не должна ориентироваться на тактику, построенную на «следственных хитростях», т. е. таких тактических приемах, определяющим фактором которых является незнание их содержания допрашиваемым. Придя к выводу об ограниченной эффективности рассмотренных тактических приемов ввиду того, что они действенны только если лицо, на которое оказывается воздействие, о содержании этих приемов не знает, ученый предлагает возвратиться к традиции исследований, базирующихся на двух аспектах: 1. На интеллектуальном превосходстве следователя над допрашиваемым. 2. На уменьшении защитного потенциала допрашиваемого в силу отсутствия у него информации о тактическом приеме либо малозначительности факта владения этой информацией[976].

Действительно, информированность допрашиваемого о содержании тех или иных тактических приемов, базирующихся на «следственных хитростях», в определенной степени может снизить их эффективность, создавать препятствия к достижению целей расследования. Вместе с тем трудно согласиться с мнением о том, что осведомленность допрашиваемого о сущности конкретных тактических приемов является критерием их эффективности. К примеру, на допросе в условиях конфликтной ситуации следователь может предложить противодействующей стороне изложить обстоятельства расследуемого события в различной логической или хронологической последовательности в целях выявления противоречий в ее показаниях и изобличения во лжи. При этом знание этого тактического приема самим допрашиваемым вряд ли будет оптимизировать его мыслительные процессы при моделировании ситуации в рамках непривычного алгоритма развития события.

Сторонники второго подхода понимают "психологические ловушки" и "следственные хитрости" как изобретательность и маневрирование информацией, допуская возможность их использования в следственной практике[977].

Следует отметить, что сами термины "следственные хитрости" и "психологические ловушки" имеют неоднозначный характер и вызывают различное их толкование. А. М.Ларин, например, считал, что «хитрость» часто употребляется в предосудительном значении — в смысле изворотливости, достижения цели обманным путем. Но когда говорят о следственной хитрости, то имеют в виду другое значение — изобретательность, искусность в чем-либо[978]. Действительно, слово «хитрость» чаще понимается в предосудительном значении и не все исследователи, говоря о следственной хитрости, имеют в виду изобретательность человека в чем-либо.

По мнению Н. А.Селиванова, следует отказаться от употребления таких терминов, ибо они вольно или невольно могут ассоциироваться с понятием обмана[979]. Н. А.Селиванов предложил ввести в криминалистику понятие психологического реагента, определив это понятие как тактически значимую информацию, которую следователь использует при производстве допросов[980]. В этой связи правы ученые, предлагающие отказаться от употребления терминов "психологическая ловушка" и "следственная хитрость", так как они ассоциируются с обманом допрашиваемого лица. Как справедливо отметил профессор Л. Л.Каневский, «правомерное психологическое воздействие не допускает ни обмана, ни недобросовестности в отношениях с допрашиваемыми. Если тактический прием основан на правомерных с точки зрения закона и этически допустимых действиях следователя, то незачем называть такие приемы "психологическими ловушками" или "следственными хитростями". Это психологические приемы допроса, которые так и следует называть»[981].

А.Б.Галимханов, соглашаясь с мнением Л. Л.Каневского, указывает, что критерием правомерности приемов, основанных на создании представлений, должна являться абсолютная недопустимость со стороны следователя сообщения каких-либо неточных сведений, утверждений, оперирования ложными посылками, создание ситуаций, исключающих возможность правильного вывода[982].

Основные варианты применения следователем при допросе в строго конфликтной ситуации "следственных хитростей", направленных на получение правдивых показаний, достаточно подробно разработаны и изложены в трудах О. Я.Баева, Р. С.Белкина, И. Е.Быховского, А. В.Дулова, Л. М.Карнеевой, А. Р.Ратинова и других ученых криминалистов. Например, А. Р.Ратинов предложил девять таких вариантов[983]. И. Е.Быховский выделил следующие группы приемов:

1. Приемы, направленные на сокрытие намерений следователя относительно целей допроса.

2. Приемы, направленные на создание у допрашиваемого преувеличенного представления об осведомленности следователя об обстоятельствах совершенного преступления и наличии уличающих доказательств.

3. Приемы, направленные на создание у виновного представления о том,