Читаем без скачивания От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов

Следует сказать, что простуда не помешала Сталину тем же вечером принять Берута. Если доверять дневниковым записям Миколайчика, Сталин хотел прощупать возможность компромиссного решения по западным границам Польши, может быть, в чем-то умерив польские аппетиты.

Сталин говорил, что американцы «представили свое предложение о границах, проходящих по Восточному Нейсе и Одеру, включая Штеттин». Поскольку они в чем-то уступили, не следует ли и полякам в ответ сделать шаг навстречу и согласиться, например, «на границу по реке Квиса вместо Западной Нейсе». Миколайчик записал: «После консультаций с экспертами было решено, что мы должны, возможно, согласиться не только на Нижнюю Нейсе, но и при этом принять во внимание водораздел между Квисой и Западной Нейсе. Мы лишаемся некоторых источников водоснабжения, но это не скажется на промышленности Силезии».

У Сталина же в тот день дошли руки и до того, чтобы ответить на два предложения Трумэна. Во-первых, об авиасообщении через Берлин. «Советское правительство положительно относится к Вашему предложению, – ответил Сталин. – Соответствующим советским органам даны указания обсудить с американскими представителями технические вопросы, связанные с этим предложением». Во-вторых, об угле для Европы. С учетом сложной ситуации на освобожденных Красной армией территориях Сталин не стал брать на себя обязательств по поставкам угля, которые ожидали прежде всего из Силезии. «Поставленный Вами в меморандуме важный вопрос об использовании германского угля для удовлетворения европейских нужд будет подвергнут соответствующему изучению. Правительство Соединенных Штатов будет информировано о точке зрения cоветского правительства по этому вопросу».

30 июля. Понедельник

Сталин все еще болел или делал вид, что болел, и заседания лидеров 30 июля не проводилось. Трумэн, по его словам, большую часть дня «провел на военных совещаниях с министром Форрестолом, генералом Эйзенхауэром, адмиралом Куком, адмиралом Кокрейном, генералом Клеем, коммодором Шейдом и капитаном И. В. Тейлором. Некоторое время я подписывал бумаги и просматривал сообщения и почту из Вашингтона и написал письмо маме и сестре: „Мистер Сталин не сможет выходить их дома пару дней. Я действительно думаю, что он не болен, а разочарован английскими выборами“».

Почему Трумэн счел, что поражение консерваторов могло так выбить советского лидера из колеи, осталось загадкой. Президент также писал: «Вы никогда не видели таких несговорчивых людей, как русские. Я надеюсь, что мне никогда не придется проводить с ними еще одну конференцию, – но если придется, то конечно же я это сделаю».

Сталину же Трумэн отправил написанную от руки записку: «Уважаемый Генералиссимус Сталин. Я с большим сожалением узнал о Вашей болезни. Я надеюсь, что она не носит серьезного характера и что в скором времени Вы будете совершенно здоровы». Вдогонку Трумэн послал и свой фотопортрет с дарственной надписью.

В тот день он записал в дневнике: «Если Сталин сыграет в ящик, это будет конец первоначальной Большой тройки. Сначала умер Рузвельт, потом потерпел политическое поражение Черчилль, и вот затем Сталин. Интересно, что будет с Россией и Центральной Европой, если Джо уйдет в мир иной. Если какой-нибудь демагог на коне захватит контроль над эффективной военной машиной России, он может надолго ввергнуть европейский мир в хаос. Мне интересно также знать, существует ли человек, наделенный необходимой силой и чувством перспективы для того, чтобы занять место Сталина и сохранить мир и национальное единство внутри страны. В привычки диктаторов не входит подготовка лидеров, способных унаследовать их власть. На конференции я не видел ни одного русского, который смог бы сделать эту работу. Молотов окажется не в состоянии, то же Вышинский, а Майскому не хватает искренности. Дядя Джо еще очень силен психически и физически, но человек смертен, и нам остается только гадать, что нас ждет».

Сталин поблагодарил Трумэна за письмо и добавил: «Сегодня чувствую себя лучше и завтра, 31 июля, рассчитываю присутствовать на конференции». И чуть позднее: «Благодарю Вас за присылку вашего портрета. Как только приеду в Москву, не премину послать Вам свой портрет». Сталин выполнит свое обещание.

В полпятого вечера Бирнс приехал к Молотову, и именно в ходе этой встречи были найдены основные дипломатические развязки Потсдамской конференции. По Польше – граница по Западной или Восточной Нейсе, – госсекретарь обещал уговорить и англичан. Нарком не возражал.

Молотов вручил советские предложения о суде над главными военными преступниками. «1. Конференция признала необходимым для суда над главными военными преступниками, преступления которых, как об этом сказано в Московской Декларации от 1 ноября 1943 года, не связаны с определенным географическим местом, учредить в ближайшее время Международный Трибунал. 2. Конференция решила, что Международным трибуналом в первую очередь должны быть судимы следующие главари гитлеровской клики: Геринг, Гесс, Риббентроп, Лей, Кейтель, Дениц, Кальтенбруннер, Фрик, Штрейхер, Крупп».

– Имеются разногласия о том, где должен состояться процесс, в Нюрнберге или в Берлине, – заметил при этом Молотов. – Советское правительство предпочло бы Берлин, но оно готово согласиться на любое из этих мест.

Договорились об отказе от ялтинской идеи расчленения Германии. В сообщении об итогах Берлинской конференции будет сказано о том, что «германский народ начал искупать ужасные преступления, совершенные под руководством тех, которым во имя их успехов он открыто выражал свое одобрение и свято повиновался». Союзники заверили об отсутствии намерений «уничтожить или ввергнуть в рабство немецкий народ». Предусматривались полное разоружение и демилитаризация Германии, ликвидация промышленности, которая могла быть использована для военного производства, упразднение сухопутных, морских и воздушных сил Германии, СС, СА, СД, гестапо со всеми штабами и учреждениями, включая Генштаб, уничтожение НСДАП. Германия на время оккупации должна была рассматриваться как единое экономическое целое.

В Москве в тот день посол Сато добился приема у Лозовского, который немедленно отправил послание в Потсдам: «Ко мне 30 июля обратился Сато за ответом по вопросу о посредничестве. Я сказал, что для ответа требуется известное время. Сегодня, к сожалению, я не могу дать ответ послу… По поводу Потсдамской декларации Сато сказал:

– Япония не может сдаться на таких условиях. Если честь и существование Японии будут сохранены, то Японское правительство для прекращения войны проявит весьма широкую примиренческую позицию…

Он хочет знать, не будет ли со стороны cоветского правительства тех или иных пожеланий и указаний. В заключение Сато сказал, что у него имеются опасения, что обращение Трумэна, Черчилля и Чан Кайши может помешать посредничеству. Однако поскольку руководители cоветского правительства находятся в Берлине, то он надеется, что они уделят соответствующее внимание этому вопросу и устранят помехи».

В связи с ранее согласованными планами сбросить ядерные бомбы на четыре потенциальные цели генерал Карл Спаатс