Читаем без скачивания Белое на белом - Константин Костин

— Ты уверен? — мгновенно успокоился Цайт, — Думаешь, подделка?

— Может и настоящий, — Ксавье подкинул значок на ладони, — да вот только он один на двоих. Я так полагаю, из тайной полиции — тот, которого мы приняли за Йохана.

Все трое посмотрели на покойника.

— Зачем они его убили? — поинтересовался не в меру любопытный Цайт.

— Возьми да спроси. Ксавье, что теперь с трупами делать будем?

Вопрос. Дома Ксавье и не задумался бы: закопали где-нибудь в горах или… Или, если бы мертвецы оказались незнакомыми, оттащили бы отцу, чтобы вместе понять, кто это такие, откуда взялись и что теперь делать.

Дома жизнь была опасной. Да и здесь, как оказалось, неспокойной…

Скрип шагов по снегу. Ксавье поднял руку вверх:

— Тихо. Сюда идут.

Из того самого узкого переулочка, откуда тащили убитого полицейского, слышались шаги, неуверенные, как будто шагавший был серьезно ранен.

Или смертельно пьян.

— Четыре, четыре, четыре поросенка… — затянул хриплую песню качающийся от стены к стене человек.

Голос был знакомый. Очень знакомый.

— Йохан? — первым сообразил Цайт.

Человек тут же сбросил притворное опьянение и поднял голову:

— Ребята? Что вы тут делаете? И зачем вы убили этих троих?

— Тебе бы в полиции служить. Прямо как на допросе… — начал было Цайт, но договорить ему не дали.

— Йохан! Медведь ты дикий! Куда ты пропал?! Что за холера?! — наперебой завопили Вольф и обычно спокойный Ксавье, обнимая приятеля.

Йохан отстранился, опустил голову, набычась, как будто собрался бодать товарищей:

— Мне было нужно выйти. Я захотел выйти. Мне просто понадобилось выйти, — бубнил он монотонно.

Ксавье и Вольф замолчали.

— Йохан, ты в порядке?

— Мне просто надо было выйти…

— Йохан?

— Я просто захотел выйти…

— Йохан!

Бормотание прекратилось. Йохан поднял голову, взгляд его прояснился:

— Ребята, — в голосе прозвучали умоляющие нотки, — Не спрашивайте меня. Просто не спрашивайте. Я вышел, немного прогулялся, потом… — он запнулся, — потом… Потом просто сидел и смотрел на реку.

— А сюда ты зачем пришел?

— Стреляли.

— Холера, а пьяным-то зачем притворился?

Йохан пожал плечами:

— Стреляли.

Вольф огляделся. Дома смотрели на них черными окнами, нигде не мелькал огонек свечи, нигде не горел свет. Но кто знает, сколько человек сейчас смотрят на них из-за штор.

— Нужно уходить, — высказал общее мнение Ксавье.

— А с трупами что делать? Бросать просто так — неправильно. Не по-человечески это.

— Вольф, мы даже вчетвером не стащим их.

— А на карете? — вдруг спросил Цайт, все это время стоявший поодаль и озиравшийся, как волк.

— На ка… — Ксавье замолчал и быстро огляделся.

В самом деле, по улице в их сторону медленно катилась карета. Четверка черных лошадей, на облучке — кучер.

— Герба нет, — чуть прищурился Вольф, когда карета проехала мимо одного из фонарных столбов, — Остановить. Погрузить. Отвезти.

— Отвезти куда? — Цайт опять начал бледнеть.

— Ну… А кто-нибудь знает, где штаб-квартира тайной полиции?

— Конечно, знает, — не выдержал Цайт, — Это же тайная полиция! Любой мальчишка на улицах покажет, где их тайная штаб-квартира! И маски они носят совсем не для того, чтобы никто не видел их лица, а просто так, мода сейчас такая… Вольф, никто даже не знает, кто ее глава! Говорят, даже король этого не знает.

— Захотят ли они, — Йохан смотрел на приближающуюся карету, — возить неизвестно куда три трупа?

Ксавье нагнулся и поднял лежавший на земле пистолет:

— Захотят.

Карета подъехала. Вольф шагнул было к ней, чтобы подхватить лошадей под уздцы, но тут кучер дернул поводья.

Из тут же распахнувшейся двери выскочил мужчина в черном пальто, с цилиндром на голове. Лет сорока, или чуть старше, грубое загорелое лицо, черные волосы, по-дворянски стянутые в хвост на затылке.

— Тайная полиция! — рявкнул он, взмахнув значком, — Что здесь происходит?!

Никто не успел ничего сказать, даже подумать ничего не успел. Грохнул выстрел и человек, роняя пистолет, осел на истоптанный снег с дырой во лбу.

Бах-Бах-Бах-Бах! Ксавье разрядил пистолет в карету, молниеносно подскочив к ней и распахнув дверцу. Мгновение ничего не происходило, потом наружу выпало человеческое тело, цилиндр прокатился полукругом.

— Нам конец… — хватаясь за голову, сел на снег Цайт.

— Во-первых, — Ксавье вместе с подскочившим Вольфом перевернули тела и обыскали их, — записная книжка, — он поднял вверх упомянутый предмет, с черной кожаной обложкой, с серебряной окантовкой, — не является значком тайной полиции. Значит, сей мертвый господин нам соврал. Во-вторых, тайная полиция всегда ходит в масках. В-третьих, тайные полицейские с фюнмаркским акцентом в Шнееланде не могут существовать. И в-четвертых, раз уж он ехал именно сюда, значит, скорее всего, он один из сообщников первых двух…

— Зачем ты начал стрелять? — Цайт держался за голову, раскачиваясь из стороны в сторону, — Зачем? Зачем?

Спокойный как валун Йохан подошел к нервно переступающим лошадям и погладил их морды.

— На моей родине тот, кто задумывается над вопросом, стрелять или нет, долго не живет.

— Но здесь, чума тебе на голову, не твоя родина! Здесь тот, кто стреляет не задумываясь, оказывается на виселице!

— Дворян, — Вольф не обернулся, рассматривая шпагу убитого в карете, — не вешают.

— А меня — повесят!

— Может, — Йохан продолжал успокаивать лошадей, — узнаем, зачем они сюда ехали?

— У кого?! Этот мастер пистолетной стрельбы убил всех!

— Не всех.

Взгляды четверых обратились на сжавшегося в комочек кучера.

— Я не знаю! — вопил прижатый к земле кучер, — Я ничего не знаю!

На улице, где несколько минут назад застрелили несколько человек, было тихо и пустынно. Ни людей, ни карет, ни мертвых тел.

Тела были погружены в карету, которую Йохан завел в переулок неподалеку. Не ближайший, туда карета не влезала.

Тот факт, что полицейские предпочли охранять здание Брандской оперы или Мост четырех королей, не означал, что на выстрелы не появится еще кто-нибудь.

Ксавье взял в руки нож и наклонился над распростертым человеком.

— А знаешь ли ты, любезный, — вежливо поинтересовался он, — что такое «драккенский галстук»?

— Нет, — насторожился кучер.

— А я тебе расскажу. Чтобы надеть на человека драккенский галстук, — Ксавье аккуратно развязал клетчатый засаленный шарф на шее кучера, — ему разрезают горло и в получившееся отверстие вытаскивают язык, который аккуратно укладывают на рубашку.

Несколько секунд понадобилось кучеру, чтобы осознать то, что ему рассказали светским тоном, потом прибавить к рассказу нож в руках Ксавье и получить очень неприятный ответ.

— А знаешь ли ты, любезный друг, — обратился драккенский аристократ к бьющемуся в истерике кучеру, которого держали вместе уже Цайт и Вольф, — кто в Драккене носит такие галстуки?

— Ммм!!! — выпученные глаза, горевшие над зажавшей рот перчаткой Вольфа, говорили о том, что он таких подробностей драккенской моды не знает, знать не хочет, и очень боится, что его желание в расчет не примут.

— Их носят те, кто молчит, когда их спрашивают уважаемые люди. Поэтому даю тебе последний шанс рассказать все.

По знаку Ксавье Вольф отпустил рот кучера.

— Я ничего не знаю, — прохныкал тот.

— Не знаешь, так не знаешь, — дернул плечом Ксавье, — Слева направо или справа налево?

— Меня наняли! — возопил кучер, зажмурив глаза, — Наняли! Они сказали, что я должен буду забрать двух человек и одно тело, и отвезти куда скажут!

— Отлично. Молодец. А куда именно, они сказали?

Взгляд кучера не отрывался от нависшего над ним кончика ножа:

— Сказали. Улица Горлицы, особняк посольства Фюнмарк.

Связанного кучера закинули в карету, в компанию пяти мертвецов.

— У меня есть новость, — сказал Ксавье, — Две новости.

— Хорошую, — затребовал Цайт.

— Что «хорошую»?

— Давай сначала хорошую новость.

— А хороших среди них нет.

— О.

— Если верить бумагам мертвеца, то он служил именно в посольстве Фюнмарка.

Наступило молчание. Убийство посольского — практически повод для объявления войны. Не каждый человек может похвастаться тем, что именно из-за него началась война.

— И вторая, — вбил последний гвоздь в крышку гроба на четверых Ксавье, — Нам осталось всего два часа на то, чтобы решить, собираемся ли мы возвращаться в школу сотни.

Два часа. Слишком малый срок для того, чтобы осознать, что ты превратился в преступника и изгоя.