Читаем без скачивания Сокол Ясный - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Появился… я… – сквозь чавканье подтвердил голос пожилого мужчины. – Жаль, молодка, не повстречались мы с тобой, пока у меня все, что надо, имелося!
– Опять ты за свое! – Рагана, то есть Гинтара, засмеялась.
Сердито ворчала старуха, скрипел что-то дедовский голос – должно быть, Биржели.
– Понравились вам мои блины? – спросила Младина.
– Блины знатные! – одобрил Хитрован. – Да что с того толку? Разве это работа для тебя? Блины-то печь всякая дура может.
– Да, – перестав смеяться, с грустью подтвердила Гинтара. – Не для тебя все женские работы – не колосья ты будешь жать, а жизни человеческие подсекать острым серебряным серпом. И не та тебе сестра, что носит воду от реки, а та, что души младенческие достает из облачного колодца и в белый свет выпускает.
У Младины от огорчения опустились руки. Духи все-таки подтвердили: она станет волхвитой, будет и отнимать жизнь чарами, и выискивать души умерших родичей для нового рождения. Для этого и нужны волхвы – чтобы умершие имели возможность вернуться и род не прерывался. И хотя задача эта была необходимой и почетной, Младина остро тосковала по обычному человеческому уделу – мужу, детям, простым бабьим заботам… Но этого не будет. Не прясть ей и не ткать, а носить одежду из того полотна, что девушки и женщины весной вешают на березы для вил, а после их проводов забирают себе волхвы и ведуны.
– Это для тебя не работа! – добавил Хитрован. – А вот настоящая для тебя работа впереди.
– Что же это такое? – упавшим голосом спросила Младина.
– А вот… – начал Хитрован, но вдруг дверь заскрипела, послышались шаги, и в избу вошла Угляна.
– Гото… – начала она, но взглянула на очаг и осеклась. – Добрая ночь вам, отцы и матери! – сказала она, глядя в пространство над очагом. – Лаба вакар!
Если духи и ответили, то Младина этого не услышала. Угляна пошла к очагу, поставила короб, села.
– Они… говорили с тобой? – Поколебавшись, спросила она и устремила на девушку испытывающий взгляд.
– Да. Добрые здесь чуры, приветливые.
– К кому как… А к тебе… Что же – и не страшно было?
– Чего же страшного? – осторожно ответила Младина. – Я ведь знала… что они здесь живут. Вот если бы не захотели со мной говорить – тогда худо дело.
Угляна смотрела на нее во все глаза, будто слова Младины имели для нее совершенно особый смысл. Девушка говорила как прирожденная волхва, для которой общаться с духами – естественно, а вот когда они молчат – значит, что-то не в порядке. Но понимает ли это она сама? Пришло время проверить. И, может быть, удастся выяснить не только то, чего не знала о себе Младина, но и то, чего не знала о ней Угляна.
– Ну… – решилась волхвита, – коли сегодня такая ночь, что к тебе твоя судьба навстречу выходит, иди, ищи ее. – Она кивнула на дверь. – Не знаю, где она и в чем. Но ты ступай. Видать, пора настала.
Младина встала, медленно прошла к двери, открыла и шагнула за порог. Снаружи ее сразу охватил ночной холод, но было не так темно, как раньше: из-за облаков выкатилась полная луна, заливая белесым светом полянку и опушку.
Дверь позади закрылась, Младина осталась одна. Но стоять у порога не было смысла, и она пошла вперед, почти безотчетно переставляя ноги, понятия не имея, куда идет и куда хочет прийти. Лунный свет так ярко освещал тропу, что казалось, под ногами расстелено бесконечное белое полотно: ровное, гладкое, оно бежало вперед и манило за собой. Младина так увлеклась, глядя под ноги и любуясь им, что ей начали мерещиться на лунном полотне какие-то узоры. И чем дальше она шла, тем яснее они проступали; склоняясь ниже, она вглядывалась и различала с изумлением вышитые знаки и линии, образующие родовое дерево. И оно все тянулось, ветвилось, побеги или корни множились, утекая по реке веков не то вперед – к потомкам, не то назад – к предкам, разве разберешь, в какую сторону растет это дерево! Она даже не заметила, когда ступила на его ствол – неужели луна бросила ей это бесконечное, как у всякого из живущих, родовое полотенце прямо под ноги от порога ведовской избушки? Младина все шла, и уже мерещилось, будто она и не перебирает ногами, а полотно само несет ее к своему истоку – чаше Марены, серебром сиявшей над лесом.
Подняв наконец голову, Младина взглянула на луну. И вдруг увидела на ней прекрасное женское лицо с закрытыми очами, а длинные серебряные волосы спускались к земле, падая ей под ноги…
Осознав это, Младина остановилась. И тут же сияние померкло, она увидела прямо перед собой избушку – почти такую же, как жилище Угляны… но другую… или все же ту самую? Белое сияние ночного светила заливало косяки, бревнышки, конек на крыше, так что они сами казались сделанными из чистого серебра. Замирая и боясь хоть на миг остановиться, чтобы не соскочить с лунной тропы, Младина кинулась к двери, постучала, толкнула…
– Заходи, коли пришла, – раздался изнутри женский голос.
Голос был Младине незнаком, и лица женщины, сидевшей на лавке в переднем углу, она тоже никогда прежде не видела. Хозяйке серебряной избы было лет под сорок – возраст матери, вырастившей старших детей, но еще способной дать жизнь новым. Она была не так чтобы красива, но при виде нее перехватывало дух. Скуластое лицо с широким ртом и умными глазами дышало силой, распущенные волосы окутывали ее всю и почти достигали пола. Лунный свет наполнял избушку, вливаясь в оконца и раскрытую дверь, и делал излишним огонь – можно было рассмотреть все до последнего волоска, но все виденное казалось ненастоящим, призрачным, как отражение в воде или игра облаков.
– Доб… рая ночь… – почти неслышно прошептала Младина. Что-то сказать было надо, все же в чужой дом пришла, но как желать доброй ночи той, что сама является источником и ночи, и добра?
– И тебе того же! – Хозяйка улыбнулась. – Вот ты какая выросла! Хороша! Подойди ближе, не бойся! – позвала она, приветливо глядя на девушку и кивая. – Ни на кого не похожа, будто тебя в зыбке подменили! – Сказав это, она рассмеялась, Младина не поняла чему. – Да я и знала, что ты не пропадешь! Чтобы наши да пропали где? Коли пришла, то проси, чего хочешь.
– Я хочу… ничего не хочу! – с мольбой воскликнула Младина.
Перед ней было то единственное существо, что имело власть избавить ее от почти неизбежной участи, отогнать прочь духов – оставить в покое и тем дать право на простое человеческое счастье.
– Ничего мне не надо, ни богатства, ни мудрости, ни славы, я не хочу быть волхвитой, хочу быть как все, выйти замуж, детей родить, мужа любить… Пожалуйста, прошу, отпусти меня!
– Хочешь любить? – Хозяйка снова засмеялась с веселым и довольным видом. Казалось, речи гостьи отвечали ее ожиданиям. – Замуж хочешь? Не печалься – пойдешь замуж. Я для тебя и жениха припасла. – Хозяйка снова улыбнулась с лукавым обещанием и вынула из рукава что-то маленькое.
Младина с удивлением проследила за ее руками – мелькнула нелепая мысль, что сейчас та достанет жениха, будто яблочко.
– Возьми! – Хозяйка протянула к ней руку.
Младина подошла; сделала шаг, другой, третий, и лунная женщина как будто приблизилась, но одновременно усилилось чувство, будто она далеко-далеко… Недостижимо далеко… как сама луна.
– Ты спрашиваешь, зачем? – сказала женщина, задержав руку, уже было готовую вручить подарок. – Я скажу тебе. – Голос ее вдруг стал мягким, в нем зазвучала мечтательная нежностью. – Ты – мое сердце, отпущенное в белый свет. Ты – мои глаза, способные видеть… его, мои уши, способные слышать его голос. Ты – моя любовь к нему, способная жить в земном мире, ведь сама я не могу к нему приблизиться. Когда я молода и красива, когда силы мои велики – он спит, и даже мои слезы не способны разбудить его. А когда он просыпается и входит в силу – я старею, дряхлею, дурнею и сама скрываюсь во мраке, чтобы не внушать ему отвращения моим старческим безобразием. Мне не дано поймать его веселый взор, в котором блестит огонь жизни и мощь его страсти, не дано прикоснуться к нему, обнять его, ощутить его любовь! Жить в том мире, где есть он, я могу только через тебя. Ты и есть моя любовь к нему, живущая в его светлом летнем мире. Вот потому я пробудилась в тебе. И он уже близок…
Она закрыла глаза, готовая отдаться сладким мечтам, по ее телу пробежала дрожь нетерпеливого ожидания, томительной страсти, и то же томление вдруг ощутила Младина.
– Возьми. – Лунная женщина вложила в ее руку что-то небольшое и легкое; по виду она прикоснулась к ладони Младины, но та не ощутила никакого прикосновения и по-прежнему у нее было чувство, что рука хозяйки от нее недостижимо далеко. – Ты встретишь его, ты будешь отдавать ему твою любовь и любовь получать в ответ. Ты принесешь мне счастье, которого я лишена, а я… я о тебе позабочусь.