Читаем без скачивания Одна на миллион - Елена Алексеевна Шолохова

– Угу, только не поняла, с какой целью. Ещё раз тебе повторю: я не наркоманка. Никакие наркотики я никогда не употребляла и не употребляю.

Наконец он поднял на меня глаза, светло-серые, льдистые, колючие.

– То есть это не тебя на днях еле откачали после передозировки?

– Это был единственный раз! Случайность! Я просто глотнула дым, я же говорила тебе. До этого я никогда ничего не пробовала и больше уж точно не попробую. Да я даже не курю!

– Все так говорят.

– Знаешь, я тебе сказала, как есть. Верить или нет – твоё дело. Но я в этот приют для нариков не поеду! – твердо сказала я.

– Надо будет – поедешь. Даже не сомневайся.

Только я собралась высказать всё, что думаю, как отец опередил меня:

– Но у тебя есть выбор. Пока есть.

Я постаралась взять себя в руки и без истерики в голосе спросила:

– Какой выбор?

– Устроиться на работу. Ты двадцать с лишним лет порхала как стрекоза, а теперь пора взяться за ум. С учёбой у тебя, гляжу, ничего не вышло.

– Я могу и на заочке доучиться.

– Значит, иди работай, – пропустил отец мою реплику мимо ушей. – Будь хоть кем-то. Неужто тебе самой не противно осознавать свою полную никчёмность? Впрочем, это вопрос риторический. В общем, дочь, выбор у тебя невелик: либо ты немедленно устраиваешься на работу и действительно работаешь, а не просто просиживаешь. Либо – ну, ты сама знаешь.

Меня буквально разрывали эмоции. Злые слова так и просились слететь с языка, но я уже усвоила – с отцом качать права бесполезно, только себе хуже сделаешь. Проще согласиться, а там уж действовать по обстоятельствам. Кое-как поборов в себе эмоции, я спросила:

– И что это за работа?

– В пресс-службе моей компании. А ты что хотела? Куда тебя, без образования, без опыта, ещё возьмут? А у меня работать, чтоб ты знала, почитают за честь специалисты – не чета тебе. С красными дипломами, со стажировками за границей. Далеко не всякого у меня берут, и далеко не всякого из тех, кого взяли, оставляют. Соболев, начальник пресс-службы, например, отучился в Англии, здесь работал в администрации города, а я его переманил. Команда у него – тоже сплошь профи. И все они очень ценят работу у меня. Так что не кривись.

– Ну и зачем тебе это? У тебя вон профи, так для чего тебе такой никчёмный неуч?

– Мой крест, – обречённо развёл руками отец. – Надо же тебя хоть куда-то пристроить. Я мог бы, конечно, договориться, но не хочу, чтобы ты срамила меня среди партнёров.

Вот как – он наперёд уверен, что я всё запорю, испорчу, опозорюсь. Он вообще во мне разумного человека не видит. Он просто априори считает меня… даже слово не могу подобрать, чтобы не сильно обидно было.

Нет, мне сильно обидно. Нестерпимо. Мама так никогда со мной не обращалась. Мама себя считала прекрасной, а меня так вообще лучшей. И неустанно повторяла: «Лина, ты у меня сокровище. Ты чудом сумела взять лучшее от нас с отцом. От меня переняла красоту, от него – ум».

Ну, она так говорила, когда я ещё в школе училась. Потому что кроме математики и физики я по всем остальным предметам шпарила на отлично без всяких усилий.

Да и вообще мама в меня верила, хвалила за каждый самый маленький успех…

– Так что лучше свой позор держать при себе, – заключил отец, и тут меня прорвало.

– Ты – самый бездушный и бессердечный из всех, кого я знаю. Ты оцениваешь людей только по их успешности. Выучился за границей – молодец, ничего не достиг – отстой. А на человеческие качества тебе плевать. Конечно, на качествах же денег не срубишь.

– Я впечатлён твоей пылкой речью, но к нашей ситуации это мало применимо, хотя бы потому что и качествами ты не блещешь. Так в чём же, скажи, я тебя недооценил?

– Знаешь что, если бы ты по-человечески предложил мне работать, без этих вот оскорблений, думаешь, я бы отказалась? Может, и да, но, может, и нет! Ты никогда ничего по-доброму не предлагал и не просил. Ты только приказываешь и вынуждаешь. Конечно, твои профи ценят эту работу, потому что они сами её добились, захотели и устроились, силком их не тащили. А меня ты работой наказываешь. Кто же радуется наказанию? 

Отец, что странно, молчал, будто не знал, что сказать. Тогда я перевела дух и наконец выпалила то, что давно наболело:

– А ещё ты постоянно говоришь гадости о маме, но если сравнивать вас как родителей, то ты ей и в подмётки не годишься. Хотя бы потому что она любила меня и действительно заботилась!

Отец от гнева аж потемнел лицом, и я моментально пожалела о своих словах. О ней он до сих пор не мог говорить спокойно, а я так неосторожно ткнула в больную мозоль.

– Любила и заботилась, говоришь? – рявкнул он. – Наверное, от большой любви и заботы она хотела сбежать со своим любовником за границу, забрав деньги его семьи. Ну а тебя бросить здесь, на растерзание его родни.

– Что за бред?

– Да уж какой тут бред. Этот Кошкин, адвокат, выгреб деньги с общего счёта. Бизнес-то у него был семейный на пару с женой. Развестись он не мог без крупных потерь, вот и решил сбежать вместе с твоей матерью, так понимаю, на Кипр. И если б не этот несчастный случай, то спустя неделю они бы…

– Всё ты врёшь! Мама не могла так со мной поступить.

– Не могла, угу... Только купили они два билета на Кипр в один конец. И деньги со счёта его семьи тоже куда-то делись. Да если бы не я, вдова тебе изрядно крови бы попортила.

Отец ещё что-то говорил, приводил какие-то факты, но я едва его слышала – в голове грохотал пульс, заглушая остальные звуки. Перед глазами противно рябило.

А дальше помню всё сумбурно, фрагментами. Кажется, я повторяла как заведённая: это неправда. И ещё кажется, я рыдала, а Вобла совала мне стакан с водой. Не помню, откуда она взялась в кабинете отца, но помню её тощую руку перед лицом и стук собственных зубов о стеклянный край стакана. Потом Вера увела меня в мою комнату, уложила в