Читаем без скачивания Ржевский. Том 5 - Семён Афанасьев

В этом месте задумываюсь. Вопрос действительно сложный, особенно в здешних реалиях.

— Знаете, мне всегда была ближе та идея, что в любых обстоятельствах нужно оставаться человеком, — принимаюсь рассуждать вслух. — Неважно, какого цвета твоя кожа, какой у тебя разрез глаз — важнее, что ты думаешь и к чему стремишься.

— Продолжайте.

— В вашем языке есть хорошая поговорка: близкий сосед лучше далёкого родственника. Смею надеяться, я отличаю «хорошо» от «плохо». Добро от зла. Если кто-то поступает плохо, мне не важно, под каким флагом он выступает и какими речами свои неблаговидные деяния будет прикрывать. — Фуф, кажется, сформулировал. — Ониси-сан, я живу не так долго, как вы, — не совсем правда, но вежливости ради, — однако убеждён: нехороший человек, попустительством судьбы забравшийся на вершину власти, всегда найдёт много хороших объяснений всем своим нехорошим поступкам!

— Интересные рассуждения. Я без иронии, для человека моей страны звучит несколько революционно.

— Боюсь, что для моей тоже… Фокус в том, что от хороших объяснений плохие дела не перестают быть злом. Я ответил на ваш вопрос?

— И да, и нет. Хотя после таких ваших заявлений я соглашусь, что с моей стороны было некрасиво пытаться выяснить ваши планы в адрес верхов, — голограмма собеседника, которую здесь зовут магограммой, тычет пальцем в направлении виртуального потолка.

— Ха, а вот в таком разрезе мне очень даже есть что сказать, — цепляюсь за последнее слово. — Сформулируйте, что вы имеете ввиду под «верх»?

— В прослушенном вами диалоге всё сформулировано за меня. Там чётко прозвучало: «Ноль-первый». Или вы хотите, чтобы я открытым текстом сказал титул⁈

— Да нет, не нужно, — разрешаю ему не напрягаться.

Он почему-то категорически не хочет произносить конкретное слово, хотя вообще иностранец и здесь никому ничего не должен.

— Вы ошиблись в системе координат, — поясняю. — Ноль-первый из вашего радиоперехвата находится не там, — отзеркаливаю его палец вверх. — А тут, — веду ладонью горизонтально на уровне глаз. — В отличие от больших людей, разговор которых мы с вами слышали, я человек маленький и…

— Когда начинаются такие вступления, дальше обычно идёт что-то интересное, — перебивает японец.

— Ещё многие считают меня недостаточно умным. Возможно, они даже правы, — спокойно киваю, подтверждая некую вероятность подобной возможности. — Вот как не очень умный человек я предпочитаю опираться на документы, а не на чьи-то субъективные оценки. Которые к тому же ни на чём не основаны.

— Продолжайте! — взгляд Такидзиро загорается нездоровым интересом. — Я очень хочу услышать развитие этой мысли!

— Только вывод, — качаю головой. — Ваш устремлённый вверх большой палец, как и диалог графа Воронцова со своим дядей, — ну да, я сопоставил по голосу, — не учитывают одной реалии. А я за эту реалию готов биться до последней капли крови. Да я и буду если, придётся.

— Какой же? Что это за реалия?

— В Хартии Соты у некоего Ноль-первого нет никаких привилегий либо преимуществ. С моей точки зрения, вы ошибаетесь: показывать в его сторону пальцем вверх — грешить против истины.

Ониси задумчиво закусывает губу.

— Есть договорённости, — продолжаю с чистым сердцем и с лёгкой душой. — Им не одна сотня лет. Царь, — японец почему-то вздрагивает, — может быть и классный мужик, не спорю! Но я пока не увидел, чем он настолько классный, чтобы лично я поступился своим чеканно зафиксированным РАВЕНСТВОМ с ним.

Даю собеседнику проникнуться сказанным, потому что рот Такидзиро озадаченно приоткрывается, а глаза округляются, как у совы.

— Ржевские никогда не вставали со стула и не снимали шляпы перед равными. Первыми. Только в рамках конструктивного диалога между двумя равноправными сторонами, точка. — Припечатываю, чтоб не осталось двойственных трактовок.

— Вы очень необычный человек, Ржевский-сан, — японец перестаёт изображать ушибленного сзади пыльным мешком филина и встряхивается.

На его лице появляется осмысленное выражение.

— Я самый обычный человек, — возражаю. — Я на каждом углу, в любой социальной группе, всю свою сознательную жизнь здесь, — топаю каблуком, — подчеркиваю, что я самый обычный человек.

Чистая правда, чё. Другое дело, сколько там той моей здесь жизни (пара дней). Поскольку до конца той недели я обитал в несколько иных местах.

По счастью, необъяснимая мистика в протоколы бесед не подшивается.

— И вот как этот самый обычный человек я и стараюсь всем напоминать, — не удерживаюсь и шмыгаю носом. Проклятый имидж, рандомно выстреливает на автомате. — Есть всем известный документ, у него есть название. В Хартии всё чётко прописано, стоят росписи. Несоблюдение является нарушением, с которым я буду бороться всеми доступными мне средствами.

Ониси поднимается из кресла и зачем-то кланяется мне почти в пояс. С опозданием припоминаю, что у них это всего лишь средний поклон вежливости.

— Ваши слова звучат очень революционно. Я обещаю, что эта беседа останется между нами и ни одна третья душа от меня о ней не узнает! — сообщает Такидзиро. — Даже мой господин.

— Благодарю, — повторяю его поклон под влиянием интуиции. — Я и не сомневался в вашей порядочности.

— А вы смелый.

— Не-а, самый обычный. Мой предок однажды сказал шикарную фразу: «Герой и трус душой чувствуют одно и то же, разница лишь в том, что они делают».

— У вас был великий предок, где-то завидую вашему духовному наследству.

— Вам нечему завидовать, — перебиваю решительно, потому что опять интуиция. — ВАШ предок, уничтожив тот склад с пятерыми соратниками путём синхронного самоподрыва, однозначно был не менее достойным человеком.

Судя по толике удовлетворения, мелькнувшего в глазах собеседника, тон нашей коммуникации я уловил верно и общаюсь правильно.

— Одна ремарка и последний вопрос, — Ониси почему-то переходит на русский. — Господин Ржевский, мне случайно стало известно, что клан Ивасаки прямо сейчас исполняет все свои обязательства перед Шу Норимацу.

— Вы о вышке связи⁈ — настроение резко идёт вверх.

Это же целая техническая революция! Неужели…

Скрестить пальцы и прикусить язык, чтобы не сглазить.

— Да, я о ней. Подумал, вам важно знать, — в глазах японца опять мелькает скрытое удовлетворение.

— А какой был вопрос?

— Что будет делать простой человек вроде вас, если вдруг обнаружит, что вторая сторона пытается нарушить общественный договор, известный ему как Хартия?

— Буду восстанавливать положение, — пожимаю плечами. — Оно мне и так не нравится последние три дня! — признаюсь честно. — Даже обер-полицейского пришлось лично к порядку призвать.

Обычно подобных вещей вслух не произносят, но здесь и беседа такая, что слова подбирать будет лишним. И, если подумать, Изначальный Ржевский был полностью в своём праве: мразь, поднявшая руку на детей и перед этим дававшая клятву (в виде присяги) защищать Закон, жить не должна.

— Я предполагал, что вы приложили к этому руку, — озадачивается японец на ровном месте. — Но удивлён, что… Снимаю шляпу! — он обрывает самого себя, снова встаёт и снова кланяется.

— Каждая очень сложная ситуация всегда имеет очень простое решение, — констатирую аксиому.

— А как вы себе видите технически противостояние этого гипотетического простого человека, о котором мы только что говорили? И той второй стороны, перед которой не вставали со стула только вы? — потомок первого камикадзе переходит на родной язык и снова напрягается.

— Мне кажется, вы недостаточно хорошо знакомы с нормативным документом, — предполагаю извиняющимся тоном. — Сила одного простого человека в том и состоит, что в Соте все люди изначально простые. Отвечая на ваш вопрос: в том гипотетическом противостоянии, я уверен, если простой человек выражает мнение большинства, в одиночестве он долго не останется.

— Вы очень смелый. Повторяю ещё раз.

— Боже упаси, — отмахиваюсь. — Просто читайте документ! «Единственным источником власти в Соте является народ Соты», пятая статья Хартии об основании города. Я всего лишь буду защищать конкретный документ.

* * *

Если бы не знал, что именно здесь находятся производственные мощности, первым в жизни бы не догадался войти и спросить — здание из стекла и бетона на десяток этажей, стёкла непрозрачные снаружи (для других), больше похоже на средней руки многоквартирный дом.

— Здравствуйте, мы с вами созванивались. — Вежливо здороваюсь с кем-то типа консьержа.

Вход в единственный подъезд перегорожен турникетом, причём срабатывает последний от странного сочетания электрического сигнала и магического каста.

К чему такой огород городить? Я бы понял, если бы это автоматизированная система охраны была или какое-нибудь минное поле хитрое (техно с магией вперемешку).

— Документы? — немногословный