Читаем без скачивания Достоевский о Европе и славянстве - Иустин (Попович)

По плану Шигалева"…каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежал всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высшие способности всегда захватывали власть и были деспотами. Высшие способности не могут не быть деспотами и всегда развращали более, чем приносили пользы; их изгоняют или казнят. Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается камнями, вот шигалевщина! Рабы должны быть равны: без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства, но в стаде должно быть, равенство, и вот шигалевщина!" [166]

"Слушайте, Ставрогин, — говорит Верховенский, — я за Шигалева! Не надо образования, довольно науки. И без науки хватит материалу на тысячу лет, но надо устроиться послушанию. В мире одного только недостает — послушания. Жажда образования есть уже жажда аристократическая. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство. Необходимо лишь необходимое, вот девиз земного шара отселе… Теперь надо одно или два поколения разврата, разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь — вот чего надо… Мы провозгласим разрушение, эта идейка так обязательна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… И начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видел… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам… Ну-с, тут-то мы и пустим… Кого?

— Кого?

— Ивана-Царевича.

— Кого-о?

— Ивана-Царевича; вас, вас!" [167]

Есть в человеке некая бездонная тьма, праисконный мрак. В эту тьму, в этот мрак Достоевский погрузился глубже, чем кто-либо из людей. Во мраке он открыл некие жуткие силы, которые дух человека незаметно претворяет в бесовский дух, и тогда человеческое существо растворяется в небытии. Там, в этих необозримых глубинах, человеческая тьма сливается с некоей метафизической тьмой, которая имеет все признаки абсолютного и бесконечного. Эти темные провалы и есть те самые лаборатории, где бесы, эти ревнивые идеологи человекобожества, неустанно изобретают орудия, с помощью которых они хотят осуществить свой план на нашей планете. Главное правило для всей деятельности заключается в следующем: все — дозволено, если речь идет об осуществлении цели в жизни. Смело, как боги, они преступают все границы и все препоны. Они сами по себе, высшая ценность и высшее мерило. Используя все средства, они не нуждаются ни в чьем разрешении. Само преступление для них уже "не помешательство, а именно здравый смысл, почти долг, по крайней мере, благородный протест" [168].

Ради осуществления своего плана по переустройству мира они исходят из неограниченной свободы, а завершают неограниченным деспотизмом. Как окончательное решение вопроса, они предлагают разделить человечество на две неравные части. "Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо", живя и работая "в безграничном повиновении" [169].

Для всех творцов человекобога существует только одна высшая творческая сила, всемогущая, неограниченная и незаменимая. Сила эта — свободная воля. Зачарованные ею, как единственным божеством, они приносят ей в жертву все и вся. Всеми своими силами они стараются с помощью свободной воли достичь вершины в развитии личности. Поэтому они без колебаний сбрасывают с себя все оковы моральных, религиозных, культурных понятий и традиций. В этом они верны своему прародителю — подпольному антигерою: созидают самое себя на свободной воле как на фундаменте. Для них свободная воля — синоним человека, синоним личности. Если бы слово "человек", слово, определяющее специфические его особенности как существа, можно было бы заменить каким-то другим словом, то этим словом было бы слово "воля". В этом смысле правомерно сказать: человек есть воля, и воля есть человек. Всякий творец человекобога — это полное отрицание человека как свободного существа.

Раскольников

Раскольников — человек, олицетворяющий собой тип человека как воли. В этом смысле он серьезно отвечает на вопрос подпольного антигероя: что такое воля? от чего она зависит? Чрезвычайно глубоко и смело решает Раскольников эти вопросы. Он первый серьезно и мучительно погружается в эти проблемы, экспериментируя на себе. Воля чудится ему в образе безответственного горшечника, который по своему свободному усмотрению месит и придает форму черной глине, которая зовется миром. Если существуют ценности, то воля — самая высшая из них; если есть мерило, то воля — самое высокое мерило в этом мире. Всякое существо и всякое явление надо рассматривать с точки зрения воли, sub specie voluntatis.

"Все в руках человека" [170] — это главная аксиома, которой руководствуется Раскольников. Это значит: человек в этом мире единственный и абсолютный господин самому себе. И если это не так, то он сам в этом виноват, ибо сам себя закабаляет призраками и байками, законами и обстоятельствами. Пойманный в свои собственные сети человек боится каждого нового шага, новых слов, новых поступков. Такой человек — обыкновенный человек, и такие люди — обыкновенные люди. Но помимо таких, обыкновенных, существуют новые люди — необыкновенные.

Всех новых людей Раскольников делит на обыкновенных и необыкновенных. Обыкновенные люди должны жить в покорности и не имеют права преступать закон, ибо они обыкновенные. А необыкновенные имеют право совершать различные преступления и всячески нарушать законы, ибо они необыкновенные [171]. Все "законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Соломонами, Магометами, Наполеонами и так далее, все до единого, были преступниками уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым разрушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и уж, конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы" [172]. "Одним словом, — делает вывод Раскольников, — я вывожу, что все не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные сказать что-нибудь новенькое, должны по природе своей быть непременно преступниками, — более или менее, разумеется" [173].

Что касается разделения людей на обыкновенных и необыкновенных, то Раскольников считает: "Я только в главную мысль мою верю. Она именно состоит в том, что люди по закону природы разделяются, вообще [174], на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово [175]. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд — все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны: большею частью они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо для своей цели перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то внутри себя, по совести, он может дать себе разрешение перешагнуть через кровь" [176].

Гениальный диалектик Раскольников смело развивает свою главную мысль: "Людей с новой мыслью, даже чуть-чуть только способных сказать хоть что-нибудь новое [177], необыкновенно мало рождается, даже до странности мало. Ясно только одно, что порядок зарождения людей всех этих разрядов и подразделений должен быть верно и точно определен каким-нибудь законом природы. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что он существует и впоследствии может стать и известным. Огромная масса людей, — материал, для того только и существует на свете, чтобы наконец через какое-то усилие, каким-то таинственным до сих пор процессом, посредством какого-нибудь перекрещивания родов и пород понатужиться и породить наконец на свет, ну, хоть из тысячи одного хоть сколько-нибудь самостоятельного человека. Еще с более широкою самостоятельностью рождается, может быть, из десяти тысяч один… Еще с более широкою — из ста тысяч один. Гениальные люди — из миллионов, а великие гении, завершители человечества, может быть, по истечении многих тысяч миллионов людей на земле" [178].