Читаем без скачивания Не бывает прошедшего времени - Виталий Коротич

Просмотрев список тех, кто получил визы в последнее время, - французские друзья помогли с такой информацией относительно советских гостей Парижа, - Отто остановился на кандидатуре Владимира. Тем более что появилась возможность съездить в Париж в составе ветеранской туристской группы, а в городе был Виктор, с которым давно не удавалось встретиться. Единственное, что тревожило Отто, - он был неспособен избавиться от вросшего в сознание неистребимого чувства превосходства над любым советским. Это расслабляло, а значит, могло помешать...

Виктор, с которым Отто познакомился в конце войны, русским ему не казался. Возможно, решило то обстоятельство, что встретились они как союзники: Отто, которого лишь начали готовить для пропагандистской работы, и Виктор, с семьей спасающийся от Красной Армии. Тогда они были одинаково унижены - один проиграл войну, другой потерял родину. Впрочем, Отто принципиально не соглашался с тем, что он проиграл войну, - новые преподаватели уже по-английски утвердили его в таком убеждении. На одном из семинаров в шестидесятые годы он удивился, узнав Виктора; это было еще до того, как Виктор исчез в заокеании, женился, начал, рассказывали, пить и совершать необдуманные поступки. Париж свел их в новом периоде жизни, как война сводит людей, ощущающих влечение друг к другу, но позабывших момент знакомства, первого сближения.

После войны Отто пошатался по свету - его приглашали всё на новые занятия, на симпозиумы и семинары по пропаганде, города при этом сменялись очень часто. Города, как люди из прошлого, за малыми исключениями были лишены имен. Отто запомнил барак на Сицилии, где с ними как-то проводили семинар специалисты американской армейской пропагандистской службы. Семинар шел втихаря, подальше от глаз людских; барак, где расселили участников, размещался в стороне от дороги, за стеной колючих кустов, названия которых были неведомы, и цепкими заслонами из мандариновых полукустов-полудеревьев. На каждой двери был номер, но, поскольку семинар готовился в спешке, то номера повырезали из перекидного календаря за прошлый месяц. На двери у Отто цифра 7 была красного цвета, и все величали его "синьор Воскресенье". Отто не возражал: все равно настоящие фамилии называть не полагалось. Жили довольно удобно, а в окно зала заседаний даже вставили кондиционер. Но запомнились и колючие кусты, часовой у входа, полная изоляция от дамского общества - на войне как на войне. Первый период войны с коммунизмом (Отто теперь называл вторую мировую так) он завершал здесь же, на Сицилии...

В семинарах попадались бывшие советские граждане, но все они были чем-то сходны, может быть, своей подчеркнутой зависимостью. Наверное, с той поры в Отто утвердилось убеждение, что, кто видел единственного антисоветчика родом из СССР, видел их всех.

Хотя случались аномалии. В частности, с тем же Иваном Спиридоновичем.

Как они познакомились? Господин писатель явился прямо к ним на радиостанцию просить политического убежища. Как он их разыскал, как добрался, это выяснилось позже и по другому ведомству. Отто запомнил первые дни Ивана Спиридоновича в свободном мире и то, что проситель явился к ним на радиостанцию босиком. На квадратах аккуратных бордово-белых плит вестибюля босые стопы выглядели странно, тем более что Иван Спиридонович в левой руке держал соединенные шнурками туфли. В правой руке писатель держал чемодан из искусственной кожи...

С той поры Ивана Спиридоновича пошвыряло по свету, пока не осел он в Париже. Отто иногда видел его, но посмеивался, припоминая самую первую встречу и все случившееся с Иваном Спиридоновичем в дальнейшем. Собственно говоря, ничего особенного с беглым писателем не произошло; на Западе он был столь же бесполезен, как, судя по всему, и дома.

Выступать по радио месье писатель не любил и не умел. А когда его настойчиво попросили, понес ерунду о завистниках, которые душат литературу и ее национальные корни, особенно выразительные в его, Ивана Спиридоновпча, сочинениях. Собственно, Иван Спиридонович любил подчеркивать, что он в куда большей степени корень, чем крона. Из политических или близких к политике высказываний его можно было выделить разве что пророчества о том, что душа народа непременно очистится, что надо чаще наклоняться к земле и так далее, отчего Иван Спиридонович все больше становился похож не на человека сегодняшнего, а па проспиртованного синюшного врангелевца, на которых Отто после войны нагляделся вдоволь.

Отто глубоко уважал себя за трезвость мысли и за то, что он точно знал, какой именно мир ем.у нужен и какие усилия необходимы для его создания. Он уважал свою трезвость, потому что трезвые люди целятся вернее. Но Иван Спиридонович не отличался болезненной страстью к спиртному. Зато в пище он нуждался, как все люди на свете. Насколько Отто удалось разведать, месье писатель испытал себя во множестве занятий, не став специалистом ни в одном, - от киносъемок в массовках костюмных фильмов о любовных проделках средневековых красавцев (изображал бородатых бретонских крестьян-душегубов) до выбивания гостиничных ковров и разгрузки ящиков с водой "Перье", традиционно наливаемой в неудобные пузатые сосуды. Отто как-то сказал Ивану Спиридоновичу, что тот подтверждает тезис о многообразии жизни, но непонятно, какое место в ней господин писатель приглядел для себя.

Работа на радиостанции время от времени сводила Отто с бывшими советскими гражданами и научила его глядеть на них сверху вниз. Оставив родину, люди эти быстро понимали: планета для них, словно для средневековых монахов-схоластов, стала плоской со вполне реальным краем Земли. Люди эти быстренько соображали, что отсюда уезжать некуда, что никаких дверей, за которыми сидят сочувственные представители рай-, гор-, обл- и прочих учреждений, из которых дома можно было попить кровушки, на Западе не существует и не предвидится. Посему те, кого Отто усаживал перед своими микрофонами, и за медные, так сказать, денежки делали то, что было им сказано. Он даже не восторгался старательностью своих ораторов, так как хорошо знал цену им и в переносном значении и в бухгалтерском. Впрочем, была еще одна категория: Отто величал их "недополучившие". Это преимущественно творческие интеллигенты - Отто работал с такими, - которые смертельно обиделись на Советскую власть за то, что она недохвалила их, недопремировала, недоцеловала в темечко с той нежностью, на которую они рассчитывали. Из этих мух, как шутил Отто, можно было делать слоников, а затем поторговывать слоновой костью. Эти выступали охотно, им даже поменьше платили, потому что достаточно было время от времени передавать в эфир: живет-де на Западе такой-то гений, недооцененный варварами-большевиками, или издать оному гению книжицу, как недохваленный начинал прямо-таки грызть микрофоны от прилежания, что осложняло отношения с заграничными землячками, которые не соглашались, что столько похвал выпадает исключительно этому недохваленному, - есть и другие. Через некоторое время можно было похвалить и другого, но методику это не меняло.

Иван Спиридонович некоторым образом выпадал из системы, так как был неправдоподобно ленив. Его не хватало даже для честолюбия. Фиолетовые цыплята, о которых рассказал Виктор, были пьяной выдумкой одного либо пьяной выдумкой другого. Логики в них Отто не видел, а ему во всем была необходима логическая линия.

Так или иначе, он был в Париже. Германия, для которой он намеревался жить, была очевидна; Россия, которую он ненавидел, тоже была понятной. Все остальное Отто включал в категории сопутствующие. Он сам и немало его друзей однажды собирались уже умереть и готовы были отдать жизнь за общую мечту, теперь надлежало жить для нее, а это было не менее сложно.

НАПОМИНАНИЕ. (Из книги западногерманских публицистов Ю. Поморина, Р. Юнге, Г. Биманна "Тайные каналы".)

"30 октября 1981 года в Люнебургской пустоши у Ханштадта в 31-м лесном тайном убежище обнаружили 88 ящиков с оружием и боеприпасами... Не проходит и месяца, чтобы не обнаруживались все новые склады оружия. Согласно опубликованным в печати данным, в 1978 - 1982 годах найдено 516 килограммов взрывчатки, в том числе 2 килограмма особо сильного взрывчатого вещества, 2743 взрывателя, 415 тысяч различных боеприпасов, 2786 винтовок и пистолетов, 45 пистолетов-пулеметов, 3 пулемета, 52 фауст-патрона, 20 ракет, одно зенитное орудие, 30 центнеров реактивных зарядов, 38 бомб и мин, 384 гранаты...

Что говорят по этому поводу ответственные политические деятели ФРГ? "Никаких оснований для беспокойства".

НАПОМИНАНИЕ. (Из неонацистской гамбургской газеты "Дер штурм".)

"Мы, гамбургские национал-социалисты, обещаем имперскому руководству НСДАП еще упорнее бороться и трудиться над тем, чтобы наша национал-социалистская Германская рабочая партия стала весомым политическим фактором в этом районе. У нас одна цель, начнем с нее: "Гамбург будет коричневым!"