Читаем без скачивания Мимо денег - Анатолий Афанасьев

В тот же вечер после школы между ними состоялось решительное объяснение. Сидели в скверике, Корин нервно курил, и девушка пару раз затянулась из его рук. Сизое солнце спускалось за Донской монастырь. Стоял поздний сентябрь с его подозрительной, просвечивающей сквозь провода чахоточной желтизной.

— Мне по барабану твои приколы, — устало заметил Корин. — Телок на мой век хватит. Но можно как-то по-культурному, без дикости. Я же тебе всей душой открылся.

— Ты имеешь в виду компьютер? — вздохнула Анек. — Пожалуйста, можешь его забрать. Я же написала.

— При чем тут компьютер? Компьютер — это деталь. Ты в ресторан пошла?

— Пошла.

— Добровольно?

— В ресторан, да. Но…

— Что значит «но»? Если девушка идет с парнем в ресторан, значит, приняла какое-то решение? Однозначно.

— Эдичек, ты меня напоил. Я никогда столько не пила.

— Ах вот оно что! Я и виноват.

— Ты не виноват, нет. — Анек покраснела. — Ну хочешь, скажу правду?

— Скажи… Только лапшу на уши не вешай. Про женские дни и все такое прочее.

— Я понимаю, глупо выгляжу, но я не могу так.

— Как?

И тут полоумная девица ляпнула такое, отчего и нынешний, перевоплощенный, Корин заулыбался и с наслаждением впился зубами в почти обглоданную кость, представив, что целует хрупкий девичий мосол.

— Мы же не звери, Эдичек, миленький. Ты мне действительно нравишься, может быть, я даже влюбилась… Но как же так? Напились, потеряли рассудок, потрахались в кустах?.. И все, да?

— А что еще?

— Эдик, пожалуйста, не пугай меня. — Она чуть не плакала. — Не обижайся, но есть же в отношениях мужчины и женщины духовное начало. Или ты в это не веришь?

Тот, прежний, Корин сухо поинтересовался:

— Ты всерьез?

— Вполне… Ну послушай… Даже звери, перед тем как повязаться, исполняют танец любви. Между ними звучит какая-то музыка. А между нами ничего — тихо.

— У тебя температуры нет? — озаботился Корин.

Девушка пригорюнилась, поникла.

— Наверное, мы говорим на разных языках. Ты ничего не понял.

— Почему же? — возразил Корин. — Не держи за пенька. Тоже кое-что почитывали. Только книжным умом не проживешь, Анек, тургеневские барышни нынче не в почете. Протри глаза, отличница. Музыку хочешь услышать? Включи магнитофон. А по мне нет лучше музыки, чем шуршание зеленочки. Знаешь, в чем твоя беда?

— В чем?

— Ты в отсосе. Погляди, какое время веселое, вольное, а тебя назад тянет, к предкам. По дешевой колбасе, что ли, соскучилась? Им ничего больше и не надо было. Еще в кино, правда, ходили по праздникам. «Кубанских казаков» им показывали и «Чапаева». Тоже так хочешь жить?

— Какая у тебя каша в голове… — вздохнула Анек.

Корин потерял терпение.

— Короче так. Или кончаешь ломать комедию, или ищи другого кретина. Я больше за тобой гоняться по кустам не стану. Хорошего помаленьку.

— Какое чудесное объяснение в любви!

— Понимай как хочешь.

Она ушла от него. Молча поднялась и не оглядываясь побрела к школе, помахивая зеленой веточкой над головой. Походка гибкая, полная соблазна. Ну и пусть, подумал Корин. С ними иначе нельзя. Весь его небольшой жизненный опыт подсказывал, что если женщине дать волю, у нее происходит короткое замыкание и она начинает качать права. Нельзя им поддаваться, тебя же будут презирать. Пацаны постарше тоже говорили, что неуправляемая телка страшнее пистолета. Так и с Анастасией Вадимовной получилось. Он ей во всем угождал, а она обращалась с ним как с комнатной собачкой. Подай, принеси, раздевайся, иди в ванную, глубже, повернись на бок, пошевеливайся, увалень!.. А чуть что не так, не медлила с оплеухой. Вроде играючи, а врежет так, после башка полдня гудит. Спасибо за науку, но хватит.

Корин надеялся, что Анек опомнится. Все-таки красиво ухаживал: компьютер, ресторан, тачка… Чего еще надо? Но она не опомнилась. С того дня словно перестала его замечать. И он, естественно, держал марку, не унижался. По утрам цедил сквозь зубы: «Привет, крошка!» — и все, морду в сторону. Борьба между ними затеялась не шуточная: кто кого переможет. Кто первый пойдет на попятную. Весь класс с интересом наблюдал за тайным любовным поединком. Каково же было его изумление, когда однажды за ней в школу заехал на «Тойоте» белобрысый детина, лет двадцати, любезно распахнул дверцу и Анек, как принцесса, небрежно чмокнув его в щеку, нырнула в салон!.. Корин от возмущения чуть сигаретой не подавился. Закадычный корешан Венька Громов (где-то он теперь?) деловито предложил: «Ну что, будем мочить прямо здесь?» Корин раздраженно отмахнулся: «Не лезь, сам разберусь».

На другой день подошел к Анеку на перемене.

— Как это понимать?

— Ты о чем, Эдичек? — наивно вскинула брови.

— Вчерашний случай имею в виду.

— Ах это… Я обязана отчитываться?

— Да вроде не чужие.

— Хорошо, это Славик, мой друг… Довольно с тебя?

— Не обидишься, если я твоему другу ножки переломаю?

Поглядела на него с какой-то странной, сочувственной улыбкой.

— Что ты, Эдичек! Даже не думай. Он тебе не по зубам.

— Неужели?

— У Славика красный пояс, и потом… Какое тебе вообще до этого дело? Ты же обещал за мной не бегать.

— Вон мы как заговорили… А этот… как сказать… твой Славик, он что же, слышит музыку?

— Не знаю, — серьезно ответила Анек. — Еще не проверяла.

— То есть еще не трахались?

Повернулась и ушла. Собственно, на этом роман и закончился. Белобрысый Славик повадился приезжать раз, два, три в неделю, и Корин вместе с Венькой и другими пацанами уже пришли к решению, что добром не уймется. Сделали первое предупреждение, но белобрысый отнесся как-то несерьезно. Корин сам к нему подошел (парни отстали на несколько шагов) и миролюбиво предупредил:

— Ты, братишка, в чужой огород забрался. Сворачивай удочку, чтобы не было беды.

Белобрысый сперва сделал вид, что не понял, о чем речь, но когда пацаны придвинулись ближе, поспешно зарекся:

— Извините, хлопцы, больше не буду. Честное пионерское. Я же не знал, что это ваша территория.

Неизвестно, чем бы кончилось толковище, но тут появилась Анек, обожгла Корина таким презрительным взглядом, что он и сейчас поежился, и утянула белобрысого в машину. Пацаны, тогдашняя компания Корина, соблюдали неписаный рыцарский кодекс: никого не били среди бела дня и при дамах. Машина отъехала, и в воздухе завис оскорбительный смешок белобрысого Славика: «Какие у тебя забавные одноклассники, Анечка… Не пуганные еще».

Продолжения не было. В конце четверти Анек неожиданно перевелась в спецшколу с языковым уклоном. Корин звонил пару раз, с большими перерывами, но разговоры выходили путаные, бестолковые. «Как поживаешь, дорогая?» — «Ничего, спасибо, как ты?» — «Тоже хорошо». — «Не передумала еще?» — «О чем ты, Эдичек, все это в прошлом». — «Как Славик? Как родители?» — «Родители в порядке, со Славиком тоже пройденный этап». — «Почему? Музыку не слышит?» — «Что-то вроде этого. Ты-то нашел себе покладистую девочку?» — «Да уж неужели! В опытных руках, Анечка, они все покладистые». — «Рада за тебя, солнышко».

Вот и все. Недолго фраер танцевал. Вступив во взрослую жизнь, Корин сразу окунулся в бизнес (начал с торговли подержанными тачками) и забыл о прелестной недотроге, хотя на сердце осталась зарубка, как о несбывшейся, возможно, волшебной сказке.

Но она все-таки опомнилась, все-таки позвала. Сколько же лет минуло — пять, десять? Какая разница? Если позвала, он придет.

Корин спал голый, он теперь никогда не мерз: густая, рыжеватая шерсть грела не хуже собачьей — и, покончив с едой, начал, чертыхаясь, копаться в куче тряпья, надеясь разыскать одежонку для выхода на поверхность. С удивлением отметил, что сознание прояснилось, вернулось почти в прежние параметры. Это его не обрадовало. Возвращение человеческих рефлексов и ощущений повлекло за собой смутную тревогу, от которой, казалось, он избавился навсегда. С этой постоянной тревогой — кинут не кинут, убьют не убьют, повяжут не повяжут, дадут не дадут — связаны все самые худшие, печальные воспоминания из того времени, когда он жил наверху. Возможно, именно эта тревога, подобная не до конца затянувшейся на шее петле, и погнала его в подземелье; и лишь впоследствии, когда произошло спасительное перевоплощение, он осознал, что сделал единственно правильный выбор. Конечно, помог Кириенок с его подельщиками, но решение он принял сам. Миллионы людей, прозябающих на земле, мечтают стать оборотнями, не отдавая себе в этом отчета, но мало кому это удается на самом деле. Ему есть чем гордиться, Анек это оценит. Он один из немногих избранных, при жизни освободившихся от земных пут…

Наконец подобрал себе вельветовые джинсы с одной распущенной от колена штаниной и какое-то подобие рубашки с длинными рукавами. Наверху лето, сойдет. Примут за бомжа или наркомана. Это самая лучшая маскировка. Разумеется, он не мог предстать перед любимой в таком затрапезном виде, но для выхода нормально.