Читаем без скачивания Живыми не брать! - Татьяна Вагнер

От неожиданности я остановилась и обернулась.

– Макарий, отдай ей волчью лапу, что в сарае нашли, – пусть когти себе отпилит.

Младший из старцев вытащил из той же самой коробочки крупную волчью лапу и протянул мне. Я коснулась пальцами жесткой седой шерсти, потом крупинок крови, присохших к ней: мне не привиделось в темноте, я не придумала его от страха – там действительно был волк! Волк, которого я пригвоздила к стене, а кто-то отпустил…

Запихиваю лапку в карман куртки и не могу удержаться от вопроса:

– Тот маленький темнолицый старикашка в сарае и был Меркит?

Старцы переглянулись, Макарий улыбнулся, а слепец покачал головой:

– Нет, Анюта! Самому Меркиту здесь делать нечего. Это черный дух ранжиром помельче, с его подручных, что ли…

– Но как? Как вы можете знать наверняка, если у Черного шамана много личин?

– Примета есть верная. Он любую личину примет, но эта примета на месте останется. – Слепой поманил меня к себе пальцем, и зашептал на ухо: – Наколка у него на руке выбита. Изнутри, под самым локтем рисунок черным сделан – круг, а в нем треугольник, а в треугольнике – око всевидящее. Ясно тебе?

– Да.

– Сдается, путница, ты и Мер кита пометила так, что теперь узнать его немудрено, – добавил Макарий. – Со старого времени до нас дошло, что если шаманов ледяной волк лапы лишится, то Меркит может ему новую вырастить, если не пожалеет пальца со своей руки… Только зачем тебе его приметы знать – напугалась так, что во сне видела?

– Нюта на правь идти хочет, – ответил вместо меня Лёшка. – Путь искать.

– Какой там путь? – раздосадовался Макарий. – Там нечего искать!

– Как нечего? Вы же говорите: путь отсюда – один через навь, другой – через правь…

– Настасья так говорит, мы – нет, – сурово сказал Макарий. – Нам про ту дорогу ничего не известно. Зачем вы ей дозволяете, Феодосий Ильич? Она утопнет в болоте зря!

– Разве ее удержишь? Пусть идет, нельзя запрещать человеку ошибаться. Кто ошибется, впредь умнее будет. Настасья тоже не глупее нашего. Нам, старцам, за гать ходить строго воспрещается – на то у нас договор с шаманами, и про тамошние пути-дороги нам ничего не известно – это чистая правда, Нюта. Ты лучше Фролку спрашивай. – Седовласый Феодосий отставил пустую кружку, поманил к себе правнука, вынул из-под нагромождения подушек старомодный наган, который я так неосмотрительно обронила в сарае во время драки, и отдал оружие Фролу. – Твой? Небось на гати подобрал?

Фрол виновато кивнул.

– Где ж еще…

– Сказывай!

– Что сказывать? Забрели мы туда с Власием…

– За каким таким делом?

– Просто по случайности! Смотрим – из грязи сапог торчит. Потянули, а там путник. Ясно, что давно помер, а всем видом, как живой[14]. Мы у него нашли наган, ремень с пряжкой, на пряжке звезда о пяти лучах, нож годный – складной, только одно лезвие поломано, а на руке ремешок со стекляшкой был. (Компас! – догадалась я.) Еще мешок заплечный у него со всяким инструментом и камнями разными – мы его сняли. Там и книжка рукописная лежала. Только болотной водой сильно попорченная, слова едва разобрать, только картинки всякие странные нарисованы. Потом самого его, конечно, хворостом обложили и пожгли, чтобы душа не томилась между небом и землей.

– Что вам мать на такие дела выразила?

– Да ничего. Мы рассказывать ей не стали, чтобы не обременять напрасно.

– Покажи все Анне, хоть какая с того барахла польза будет, – велел старец.

В глазах у Фрола сверкнула электрическая искорка любопытства:

– Дед, а правду сказывают, что допреж, когда те, которые на нави лежат, были живыми, каторжных сюда сгоняли целыми артелями из земли золото копать?

– Тьфу, на тебя, Фролка! Где ты таких баек только понабрался. Отродясь в этих местах золота не видали! Завод они строили – это все равно как сарай, а в нем кузня громадного размера. Для какой нужды завод требовался, даже предания умалчивают.

– Чем мирские занимались – нам дела нет, их золото нам без надобности, – вступил с поучениями Макарий. – Не забивай ты глупыми сказками голову!

– Ступайте. Покажешь все путнице, с волчьего когтя оберег поможешь сделать, чтобы волки ее в шамановой земле больше не тронули, а к ночи проведешь путницу до гати. Сам же туда не суйся, путь только ей откроется, если у нее в том особая нужда…

– Можно, я тоже пойду проводить Аню? – попросился Лёшка.

– Иди, – разрешил Феодосий. – Только не болтайся по ночи, оставайся до света в Скиту, беды в том не будет. Всякой душе от посвяты дается срок в сорок дней, чтобы испытать ее веру на крепость. Иди, Совенок, твоя вера крепкая, и бояться тебе нечего.

Когда мы вернулись в Скит, солнце уже настороженно клонилось к закату. По дороге Фрол объяснил мне, почему искать дорогу в царство шамана надо обязательно ночью и что это за «гать» такая. Как повелось в здешних краях, Фрол начал с незапамятных времен, когда здесь стоял непонятный и таинственный завод, к нему «каторжные» тянули стальные нитки железнодорожных рельс прямо через болото.

«Каторжные», которых в те времена было великое множество, рыли каналы, чтобы отвести с болота воду и осушить его, забивали прямо в болотную жижу сваи, целыми вагонами засыпали крупные валуны и мелкий серый камень – щебень, пытаясь победить чавкающую торфяную массу. Их громоздкие землеройные машины и механические ковши до сих пор ржавеют на нави вместе с остовами железнодорожных вагонов.

Болото Черных шаманов оказалось сильнее, теперь об изнурительном и бессмысленном труде каторжных напоминала только гать – дорога из уложенных поверх грязи тонких древесных стволов и хвороста. Выстроенная наспех гать вела в никуда – обрывалась прямо среди трясин и топей. Сколько камня, железа, людей – живых или мертвых – проглотили прожорливые болота за время стройки, никому не ведомо. Любой человеческий след трясина слизывает быстрее, чем кот сметану с блюдца. Если шагнуть с гати в сторону, останется глубокий след, который сразу наполнится гнилой водой и растает за пару вдохов. Топи здесь такие, что не замерзают даже в самые лютые морозы и не просыхают знойным комариным летом.

Пока рассказывал, Фрол успел срубить охотничьим ножом тонкое деревце, обрубил с него ветки, вручил мне шест для прогулки по болоту и показал, как полагается орудовать шестом отчаянным людям, которые забрели в это место.

– Почему на гать нужно идти обязательно ночью? – спросила я не потому, что испугалась.

За последние недели я уже успела забыть, как надо бояться. Просто пытаюсь понять, зачем шаман Меркит обосновался в таком гиблом месте, а не построил свое святилище в сухом и комфортном лесу, как жители Форпоста. Лес – преогромный! Места в нем на всех хватит.

Фрол насупился для солидности и пояснил: отчаянных путников, вроде меня, ведут через топкие места болотные огни. Зеленоватые светящиеся шары летят над болотами вместе с ветром, но появляются они в большинстве своем рядом со спасительными местами – крепко заколоченными сваями или отсыпанными под рельс холмиками из щебня, прикрытыми сверху тонким слоем грязи и водяной травой. В таких местах на стройке часто закапывали умерших каторжан, чтобы не тащить тела до кладбища. Теперь их неупокоенные души застряли между небом и землей, они готовы помогать путникам, чтобы выслужить милость и быть похороненными по своему обычаю, в сухой земле.

Значит, на гати мне не будет одиноко!

13

Во дворе Скита Фрол повертелся, убедился, что мать его не видит, и юркнул в сарай. Выскочил оттуда весь перепачканный пылью, с брезентовым мешком в руках. На мешке сохранились следы жидкой грязи. Уже в тени дома я сообразила одну важную вещь, поймала Фрола за шкирку и слегка встряхнув, попросила молчать, что я собираюсь ночью идти на гать. На этот раз обойдусь сама, без спутников.

Вообще-то в Скиту не принято слоняться без дела, только мне каким-то образом удается избегать домашней работы. Но остальным везет меньше – Никита сидит в сенях и вертит ручку на крышке большой бадьи: взбивает масло. Иришки в его компании не видно – я искренне поразилась, когда узнала, что она возится с маленькими поросятами в хлеву! Делать ей больше нечего. Рядом с Ником на лавке лежит мешок, куда я вчера выгребла и побросала все, что нашла в дупле дерева по дороге на навь, а моя рассортированная добыча лежит рядом.

Конечно, я бы наорала на Никиту, который без спроса влез в МОИ вещи, если бы не одно «но» – предметы перебирал Данила! Он сидел на лавке сам (!) – хотя выглядел скверно: бледный, с ввалившимися щеками и темными кругами вокруг глаз, шея аккуратно обернута полосами льняной ткани. Дан показался мне очень взрослым и каким-то чужим и незнакомым. Только улыбка осталась прежней – он чуть-чуть прикусывал краешек губы, когда улыбался, и видны были ровные белые зубы.

Он разглядывал мой мрачный трофей – череп. Я ужасно рада! Рада, что наконец-то могу взять Дана за руку и поговорить с ним. Мы принялись рассказывать ему про жизнь на Форпосте и происшествия последних дней, тараторили все сразу, сбивались и перекрикивали друг друга. Дан слушал внимательно, хотя сам говорил мало. Чтобы не закашляться, ему приходилось часто останавливаться и отпивать воду из кружки.