Читаем без скачивания Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

Понимая недостаток сил своей армады в сравнении с японским флотом, Рожественский добивался включения в состав своей эскадры хотя бы двух-трех боевых судов Черноморского флота, но натолкнулся на упорное сопротивление дипломатов. В неизбежном в этой связи изменении режима черноморских проливов в ведомстве у Певческого моста (МИД) усматривали серьезнейшую опасность для международного положения России не только на Ближнем Востоке, но и в Европе в целом. «Можно быть уверенным в том, что выход части нашего Черноморского флота чрез проливы поведет к самым опасным для России осложнениям, вызвав со стороны некоторых держав, например, Англии, такие действия, которые неминуемо привели бы к новой войне, – предостерегал императора граф Ламздорф. – <…> Мера эта, открыв доступ иностранным судам в Черное море, в корне подорвала бы преимущественное политическое положение, которое ныне занимает Россия на Ближнем Востоке, и заставила бы ее навсегда отказаться от осуществления своей исторической задачи на берегах Босфора». Николай согласился с доводами руководителя своего внешнеполитического ведомства, собственноручно начертав на его записке: «Этот вопрос не предполагается подымать»[185].

По просьбе Морского ведомства, Ламздорф предписал российскому послу в Берлине информировать правительство Германии «о возможном прибытии в один из германских портов партии японцев для подготовления покушения на суда … 2-й эскадры», выразив при этом уверенность, что Германия не допустит подобного на своей территории[186]. Одновременно, по указаниям МИД, российскими миссиями в Египте и Турции было организовано секретное наблюдение за появлением японских судов в Адене и Порт-Саиде. Послам в Копенгагене и Стокгольме, Генеральному консулу в Лондоне и консулам на Востоке Ламздорф приказал бдительно следить за передвижениями японских офицеров[187].

В начале июля 1904 г. российский Генеральный консул в Стокгольме В.А. Березников по поручению посла совершил объезд основных портов западного побережья Швеции и заручился обещанием здешних российских вице-консулов (все они были шведскими подданными) немедленно сообщать о прибытии в их район любого японца. Как показали последующие события, эта поездка Березникова явилась хорошим подспорьем для заведующего Берлинской агентурой Департамента полиции А.М. Гартинга, который вскоре был направлен в Скандинавию со специальной миссией. Однако и посол Бюцов, и сам Березников, и другие российские дипломаты, выполнявшие в это время аналогичные поручения своего министерства, не скрывали, что сведения, полученные от вице-консулов, не могут претендовать на абсолютную точность и полноту и имеют лишь вспомогательное значение. Для вербовки за рубежом секретной агентуры Бюцов советовал использовать чиновников российского МВД, а посол во Франции А.И. Нелидов через военно-морского атташе лейтенанта флота Г.А. Епанчина прямо рекомендовал «поручить все дело бывшему начальнику русской политической полиции в Париже Рачковскому», который «имеет большой опыт и способен дать делу серьезную организацию»[188]. К такой схеме организации закордонной агентурной работы подталкивало и почти полное отсутствие в распоряжении Главного морского штаба офицеров, способных обеспечить охрану эскадры в западноевропейских странах. «Своих немногочисленных агентов из бывших офицеров, – свидетельствует Штенгер, – [штабу] с трудом удалось подыскать и их послали в более отдаленные пункты – как например, в Красное море»[189]. Вероятно, именно это обстоятельство и навело Рожественского на мысль обратиться за содействием в Департамент полиции, по договоренности с которым с августа 1904 г. морское ведомство взяло на себя финансирование не только зарубежных российских резидентур, созданных по его прямому требованию, но и деятельность других тайных информаторов, завербованных чиновниками Департамента в западноевропейских японских дипломатических миссиях.

Миссия коллежского советника А.М. Гартинга

Советы дипломатов и пожелания военных моряков были встречены с пониманием, и дальнейшие шаги по линии МИД, Военного и Морского министерств стали мероприятиями, так сказать, второго плана. Основная же нагрузка по организации охраны 2-й Тихоокеанской эскадры в Западной и Южной Европе в итоге оказалась возложена на тайную политическую полицию. На эти цели полицейский Департамент в разное время получил от Морского ведомства 384 тыс. рублей из общего полумиллионного кредита, выделенного казной на охрану эскадры. В июне – июле 1904 г. за рубеж Департамент полиции командировал коллежского советника А.М. Гартинга и подполковника Отдельного корпуса жандармов В.В. Тржецяка, каждому из которых предстояло создать агентурную сеть для предотвращения ожидавшихся диверсий японцев, соответственно, на севере Европы и в районе черноморских проливов. Позднее, в середине октября 1904 г. секретное задание получил и другой полицейский чиновник – титулярный советник И.Ф. Манасевич-Мануйлов. На средства военно-морского ведомства он был направлен в Париж.

В отличие от большинства своих коллег во внешнеполитическом и военном министерствах, имевших официальный статус и пользовавшихся дипломатической неприкосновенностью, чиновники Департамента полиции находились за рубежом на полулегальном или нелегальном положении, были снабжены подложными документами и свои донесения подписывали псевдонимами: Гартинг именовался англичанином «Арнольдом», а Тржецяк – служащим российского Добровольного флота «А.К. Цитовским». В своей переписке они пользовались либо русским «губернаторским» ключом, либо французским цифровым шифром. Мануйлов также свои донесения шифровал, но подписывал настоящим именем (“Ivan”). Степень их «легальности» во многом зависела от характера взаимоотношений правительства данной страны и России, однако и в случае, когда эти взаимоотношения были вполне дружественными, они не могли действовать открыто во избежание международного скандала. Во всяком случае, продуктивная деятельность российских контрразведчиков часто была бы невозможна без неофициальной помощи со стороны высших должностных лиц ряда государств (в первую очередь, Франции и Дании) и без содействия российских штатских и военных дипломатов, с которыми у них, как правило, с самого начала складывались тесные деловые контакты.

Методы добывания информации, использовавшиеся ими, также могли быть не в ладах с законом. Помимо традиционного и неизбежного наружного наблюдения, если того требовали обстоятельства, практиковался подкуп должностных лиц и прислуги, подслушивание, перлюстрация частной и служебной корреспонденции, тайное копирование, а иногда и кража наиболее важных документов. В этом смысле российские контрразведчики были вполне солидарны со своими японскими коллегами – и те, и другие полагали, что в условиях войны «все средства допустимы», как заметил в одном из своих донесений Тржецяк[190]. Выбор именно этих чиновников для столь ответственной и деликатной миссии объяснялся не только их профессиональными качествами, но и опытом работы в подведомственном регионе: Гартинг к тому времени уже несколько лет заведовал агентурой Департамента полиции в Германии, а Тржецяк до 1903 г. в том же качестве работал на Балканах. Очевидно, что перед назначением кандидатуры всех троих были согласованы с адмиралом Рожественским и им одобрены.

А.М. Гартинг родился в 1861 г. в г. Пинске Минской губернии и до 33-х лет именовался потомственным почетным гражданином Авраамом-Аароном Мойшевичем Геккельманом. Как и некоторые другие крупные деятели российского тайного политического сыска, свою полицейскую карьеру он начал в качестве секретного сотрудника Петербургского охранного отделения и Департамента полиции; им он «освещал» деятельность столичных и эмигрантских студенческих и народовольческих кружков, в которых