Читаем без скачивания Через реку - Джон Голсуорси

Стоя перед камином, где тлели поленья, Клер вертела в руках одну из фарфоровых безделушек матери. Приезда Джерри она не предвидела. Теперь против неё все: традиции, условности, соображения комфорта; у неё лишь одно оружие для защиты, но обнажать его ей мерзко. Он выждала, пока мать не заговорит первая.

— Дорогая, ты ведь нам ничего не объяснила. Абсолютно ничего.

А как объяснить такие вещи той, кто смотрит такими глазами и говорит таким голосом? Клер вспыхнула, потом побледнела и выдавила:

— Могу сказать одно: в нём сидит животное. Он этого не показывает, но я-то знаю, мама.

Леди Черрел тоже покраснела, что было несколько странно для женщины, которой за пятьдесят.

— Мы с отцом сделаем все, чтобы помочь тебе, дорогая. Только помни, что сейчас очень важно не сделать ошибки.

— А так как я уже сделала одну, то от меня ждут и второй? Поверь, мама, я просто не в состоянии говорить об этом. Я не вернусь к нему, и конец.

Леди Черрел села, над её серо-голубыми устремлёнными в пространство глазами обозначилась морщина. Затем она перевела их на дочь и нерешительно спросила:

— Ты уверена, что это не то животное, которое сидит почти в каждом мужчине?

Клер рассмеялась.

— Нет, не то. Я ведь не робкого десятка.

Леди Черрел вздохнула;

— Не расстраивайся, мамочка. Всё образуется, лишь бы покончить с этим. В наше время таким вещам не придают значения.

— Говорят. Но мы придаём. Что поделаешь — застарелая привычка.

Клер уловила в голосе матери иронию и быстро добавила:

— Важно одно — не потерять уважения к себе. А с Джерри я его потеряю.

— Значит, говорить больше не о чём. Отец, наверно, позовёт тебя. Пойди пока сними пальто.

Клер поцеловала мать и вышла. Внизу всё было тихо, и она поднялась в свою комнату. Она чувствовала, что решимость её окрепла. Времена, когда мужья распоряжались жёнами, как собственностью, давно миновали, и, что бы отец и Джерри ни придумали, она не отступит! И когда её позвали, она сошла вниз, твёрдая, как камень, и острая, как клинок.

Мужчины стояли в похожем на канцелярию кабинете отца, и Клер сразу увидела, что они уже обо всём договорились. Кивнув мужу, она подошла к отцу:

— Слушаю.

Первым заговорил Корвен:

— Прошу вас, скажите вы, сэр.

Морщинистое лицо генерала выразило огорчение и досаду, но он тут же взял себя в руки.

— Мы все обсудили, Клер. Джерри согласен, что ты во многом права, но даёт мне слово больше тебя не оскорблять. Прошу тебя, попробуй понять его точку зрения. Он говорит, — и, по-моему, резонно, — что это даже не столько в его интересах, сколько в твоих. Может быть, теперь не те взгляды на брак, что в наше время, но вы в конце концов дали обет… и не говоря уже о нём…

— Я слушаю, — вставила Клер.

Генерал одной рукой пощипал усики, другую засунул в карман:

— Подумай, какая у вас обоих будет жизнь. Разводиться вам нельзя: тут и твоё имя, и его положение, и… всего через полтора года. Что же остаётся? Раздельное жительство? Это нехорошо ни для тебя, ни для него.

— И всё-таки для обоих это лучше, чем жить вместе.

Генерал взглянул на её ожесточившееся лицо:

— Так ты говоришь сейчас, но у нас с ним опыта больше, чем у тебя.

— Я ждала, что рано или поздно ты мне это скажешь. Словом, ты хочешь, чтобы я уехала с ним?

Вид у генерала стал совсем несчастный.

— Ты знаешь, дорогая, что я хочу тебе только хорошего.

— А Джерри убедил тебя, что самое лучшее для меня — уехать с ним. Так вот — это самое худшее. Я с ним не поеду, и давай закончим разговор.

Генерал посмотрел сначала на неё, потом на зятя, пожал плечами и принялся набивать трубку.

Зрачки Джерри сузились, взгляд, перебегавший от отца к дочери, остановился на лице Клер. Они долго смотрели друг на друга: никто не хотел опустить глаза первым.

— Отлично, — процедил он наконец. — Я приму другие меры. До свиданья, генерал. До свиданья, Клер.

Он повернулся кругом и вышел.

В наступившей тишине раздалось отчётливое шуршание — автомобиль уехал. Генерал мрачно курил и смотрел в сторону. Клер подошла к окну. На дворе темнело; теперь, миновав критическую точку, она ощущала полный упадок сил.

— Господи, да неужели я так ничего и не пойму в этой истории! — раздался голос её отца.

Клер, по-прежнему стоя у окна, спросила:

— Он не рассказал, как попробовал на мне мой же хлыст для верховой езды?

— Что? — задохнулся генерал.

Клер круто обернулась:

— Да.

— На тебе?

— Да. Я ушла, конечно, по другим причинам, но это было последней каплей. Прости, что огорчаю тебя, папа.

— Боже!

Внезапно Клер осенило. Конкретный факт! Вот что нужно мужчине!

— Негодяй! — вспыхнул генерал. — Негодяй! Он уверял меня, что на днях провёл у тебя целый вечер. Это правда?

Краска медленно залила щеки Клер.

— Он попросту вломился ко мне.

— Негодяй! — ещё раз повторил генерал.

Когда Клер снова осталась одна, на душе у неё стало горько. Как неожиданно изменился её отец, узнав об этой подробности с хлыстом! Он воспринял его как личную обиду, как оскорбление, нанесённое его собственной плоти и крови. Клер подозревала, что, если бы это случилось с дочерью другого человека, он остался бы невозмутим; она вспомнила, что он даже одобрял порку, которой Хьюберт подверг погонщика мулов и которая позже принесла им всем столько тревог. Как бесконечно много предвзятого и личного в людях! Они все воспринимают и оценивают, исходя из собственных предрассудков! Ну, полно. Самое худшее позади: теперь родители на её стороне, а она уж постарается, чтобы Джерри больше не остался наедине с нею. Каким долгим взглядом он на неё посмотрел! Он из тех, кто умеет примиряться с проигрышем, потому что никогда не считает игру законченной. Его увлекает бытие в целом, а не отдельные его эпизоды. Он вскакивает жизни на спину, она выбрасывает его из седла, он поднимается и снова вскакивает на неё; если встречает препятствие, берет его и едет дальше, а на полученные царапины смотрит, как на неизбежное следствие повседневных усилий. Он околдовал Клер, растоптав на ходу её душу и тело; теперь чары рассеялись, и она даже не знает, была ли околдована на самом деле. Что он собирается предпринять? Ясно одно: он отыграется любой ценой.

XIII

При взгляде на ровный зелёный дёрн Темпла, на его стройные деревья, каменные здания и зобастых голубей, вы приходите в восторг, который, однако, быстро остывает, как только вы представите себе однообразные кипы бумаг, перехваченные красной тесьмой, бесчисленных клерков, томящихся в тесных комнатушках и посасывающих свой большой палец в ожидании стряпчих, тома в переплётах из телячьей кожи, содержащие такие подробные отчёты о делах, что, взглянув на них, легкомысленный человек начинает вздыхать и думать о кафе «Ройяль». Кто дерзнёт отрицать, что Темпл представляет приют in exselsis[17] человеческому духу и в креслах — человеческой плоти; кто станет оспаривать, что, попадая в Темпл, люди отрешаются от человечности и оставляют её у входа, как башмаки у врат мечети? Сюда её не допускают даже во время торжественных приёмов, поскольку мышление юриста должно быть свободно от всякой сентиментальности; поэтому на пригласительных билетах в порядке предосторожности указывается: «Просят быть при регалиях». Конечно, осенью, редкими солнечными утрами, обитатель Темпла, вероятно, чувствует то же замирание сердца, которые испытываешь, стоя на вершине горы, или слушая симфонию Брамса, или увидев первые весенние нарциссы; но, даже если это так, он быстро вспоминает, где находится, и берётся за дело «Коллистер против Девердея, посредник Попдик».

Как ни странно, однако Юстейс Дорнфорд, человек, уже подходивший к середине своего земного пути, и в солнечную и в пасмурную погоду испытывал чувство, которое бывает, когда сидишь на низкой ограде, нежась в первых весенних лучах, и видишь, как из сада, полного апельсиновых деревьев и ранних цветов, к тебе выходит сама жизнь в образе женщины с картины Боттичелли. Говоря без лишних слов, он был влюблён в Динни. Каждое утро с появлением Клер он изнывал от желания бросить диктовать ей на парламентские темы и перевести разговор на её сестру. Но, умея владеть собой и обладая к тому же чувством юмора, он не выходил из круга своих профессиональных обязанностей и только однажды осведомился у Клер, не пообедает ли она и её сестра с ним в субботу здесь или в кафе «Ройяль».

— Здесь, пожалуй, будет оригинальнее.

— Пригласите, пожалуйста, четвёртым кого-нибудь из знакомых мужчин.

— А почему вы сами не хотите, мистер Дорнфорд?

— У вас могут быть определённые планы на этот счёт.

— Хорошо, позовём Тони Крума. Я ехала вместе с ним на пароходе. Он славный мальчик.

— Отлично. Итак, в субботу. Сестру тоже пригласите сами.