Читаем без скачивания На войне как на войне. «Я помню» - Артем Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как получилось, что у вас нет ни одной фотографии с войны?
– Кому до нас, до простых солдат, было какое дело? Может, в тыловых частях, где люди успевали познакомиться и подружиться, и была возможность сфотографироваться, а там, где я служил, ничего этого не было. Меня на фронте приняли в комсомол, так даже комсомольский билет выдали без фотографии. Конечно, очень жалею, что у меня не осталось фотографий моих друзей, которые погибли.
– Как вас встречали поляки?
– Это была разоренная страна. Поляки встречали хорошо, говорили так: «Советский Союз – хорошо, но колхозы – плохо…» Но там была, конечно, очень сложная внутриполитическая ситуация. Я не слышал такого, чтобы они стреляли в наших солдат, но зато рассказывали, что они кидали гранаты в наши госпитали. Вообще, поляки – это такой народ, который помнит только плохое, что им сделала Россия и Советский Союз, а вот то, что они сами творили, они не помнят.
– Как вы относились к политработникам?
– Я считаю, что они были нужны. Солдатам нужно было многое объяснять, настраивать, работать с ними. У нас политработники были простые, скромные, порядочные люди, которые заботились о солдатах и пользовались авторитетом. То, что многие из них не ходили в бой, так это им и по рангу не было положено.
– Когда вы услышали о Победе, как-то ее отметили?
– Радость была такая, что передать словами это нельзя, очень трудно. У меня было немного денег. Нам в Польше единственный раз выдали злотые, а когда нас привезли в госпиталь, то нам их обменяли на рубли. И на остаток этих денег я купил бутылку водки, и мы с приятелем ее выпили. Митинга и праздничного ужина в госпитале не было, я не помню. Иногда приходили нас навещать школьники, местные артисты.
– Куда вы поехали после госпиталя?
– Дали мне 2-ю группу инвалидности, и поехал я, конечно, домой, в Одессу. Мои родные все были живы, но из друзей и ровесников единицы пережили войну…
– Как сложилась ваша послевоенная жизнь?
– Окончил в Одессе театральное училище. Поступил я туда, в общем-то, случайно, проходили мимо него с товарищем и решили зайти. Причем отучился я в нем всего три года вместо четырех, так как жизнь в Одессе в первые послевоенные годы была очень тяжелая. Мы жили трудно, в очень стесненных условиях, и мне пошли навстречу, разрешили досрочно сдать выпускные экзамены. После института я работал в разных театрах страны: в Николаеве, Ашхабаде, но осел в конце концов в Кишиневе.
– Вы встречали правдивые фильмы, книги о войне?
– Почти нет. Сразу после войны снимали так, как хотели бы, чтобы было на самом деле, а теперь уже и подсказывать почти некому, как оно было… Но, например, в фильме «Зеркало» А.Тарковского есть два совсем маленьких эпизода, детали, но очень ярко, точно показанные. Прекрасный фильм «Военно-полевой роман» Тодоровского, а сцена артобстрела при помывке – это просто картина из моей юности…
Новиков Юрий Николаевич
– Я родился 30 мая 1922 г. в г. Смоленске в штабном вагоне Западного фронта, после рождения никогда в этом городе не жил. Во время Гражданской войны мой отец был крупным политработником, членом Реввоенсовета Западного фронта, затем стал членом Реввоенсовета Южного фронта и так далее. Я был потомственным сыном военного, вплоть до 1927 г. отец возглавлял политотдел Красной Армии на Украине. Как говорится, от судьбы не уйдешь, поэтому, когда меня призвали в армию в 1940 г., я уже не боялся призыва. Но до этого в 1937 г. была чистка лиц, связанных с армией, а так как мой отец работал с Тухачевским и Фрунзе, его арестовали. Только в 1953 г. отца посмертно реабилитировали. Моя судьба сложилась очень просто. Как сын репрессированного врага народа, я попал в тюрьму в возрасте 14 с половиной лет, где пробыл 2 месяца. Целевая функция моего ареста: что я знаю об отце? Я ничего не знаю, а что я мог знать в 14 лет?! Как и над чем он работал, я же не знаю. После, ничего не добившись, меня выслали в Заполярный круг, но мать, которая развелась с отцом в 1932 г., узнала об этом, решила забрать сына назад. По случаю появления матери местные руководящие круги вынуждены были меня отдать. Так я стал ленинградцем в 1938 г., в том же году пошел работать на Невский машиностроительный завод токарем. В первый класс я поступил еще в 1930 г. в Москве, мы тогда там жили. У нас и в семье, и в школе было очень хорошее отношение к людям в военной форме, вообще я был в окружении военных, маршал Егоров был другом отца, часто бывал у нас. Я великолепно играл в бильярд и выигрывал у самого маршала. Отец часто вспоминал военные годы, его друг Кононов Иван Иванович, награжденный тремя орденами Красного Знамени, часто к нам приезжал, он был инвалидом, на нем Гражданская война отложила свой след, он тоже сыграл определенную роль в моем воспитании. В период войны 1936–1939 гг. в Испании я рвался туда, мне самому хотелось поучаствовать, но я был мальчишка тогда, не было ни профессионального опыта, ни специальности военной. В итоге поражение от Франко было очень тяжелым ударом, я болезненно переживал все это, ведь там наши интернационалисты участвовали в боях.
В 1940 г. я окончил 10 классов средней школы в г. Ленинграде. Мы тогда этого не знали, но теперь мне совершенно ясно, что Сталин готовил всех десятиклассников к тому, чтобы они стали офицерами. Когда меня призвали в армию, я отказался идти в военное училище, но попал в воинскую часть, состоящую только из одних десятиклассников. Это была артиллерийская воинская часть, размещенная во Владимире, которая фактически была артиллерийским училищем, хотя надо отметить, что мы имели полное право по истечении двух лет уйти мл. лейтенантами и не оставаться в армии. Нам сразу выдали военную форму, мы получили необычное в то время оружие – изучали артиллерию калибра 503 мм, один снаряд для орудия весил 500 кг. Взрывная воронка составляла 30 м в диаметре и 6 м в глубину. Когда мы изучали эту могучую технику, рождалось чувство гордости, что мы имеем такие артсистемы. В части мы служили как солдаты и одновременно как курсанты, ведь Сталин и руководство понимали, что развернутся военные действия и нужны были кадры. Что представлял собой процесс обучения? Глубокое изучение теории артиллерийского дела, практические занятия по овладению артсистемами, приборами наведения. В стрельбах мы не участвовали, так как я проучился всего год, и началась война. Кормили нас хорошо, было мясо, я не могу сказать, что плохо. Преподаватели мне очень понравились, это были высококвалифицированные педагоги, владеющие как педагогикой, так и военной техникой. Мне очень нравилось учиться военному делу, также значительное место занимала физическая подготовка, строевая, изучение уставов, ведь армия зиждется на определенных правилах. Дисциплина была хорошая, смотрели вперед с верой и чувством оптимизма, что тем более подпитывалось необычностью могучих артиллерийских систем, изучаемых нами.