Читаем без скачивания Дети Великой Реки - Грегори Киз

— Или поручить это дело жене, — вставил Апад с каким-то нарочитым смешком, который должен был означать, что он добродушно шутит и вовсе не желает нанести смертельное оскорбление.

Капака, ехавший впереди с Нгангатой и Атти, уже немолодым человеком с густыми рыжими косами, покашляв, прочистил горло.

— Строить планы всегда хорошо, — произнес он. — Но только помните, что Владыка Леса может и не дать согласия.

— Конечно, я понимаю, конечно, — поспешил ответить Апад, подмигнув Перкару.

— А ты, Атти, готов заключить со мной пари?

Атти медленно повернулся в седле. У него была странная привычка обегать глазами все вокруг, никогда не останавливая взгляда на одном предмете.

— Довольно бессмысленное пари, — наконец промолвил он. — Если мы будем судить, сколько земли расчищено лишь в конце жизни, что за толк будет победителю от вола?

— Ну, хорошо, согласен, можно слегка изменить условия пари. К примеру, скажем так: у кого из нас будет больше всего пастбищ к пятидесяти годам.

Атти насмешливо фыркнул.

— Это дает тебе преимущество передо мной, на корчевание пней у тебя остается тридцать лет, а у меня всего десять. Но несмотря на это, я мог бы даже и выиграть. Куда тебе валить деревья такими нежными руками долинного жителя?

Апад даже присвистнул.

— Мы еще посмотрим, дремучий горец. Ты собираешься корчевать деревья, швыряя в них камни, как твои друзья альвы?

Перкар видел, как помрачнел Атти и сразу же отвернулся от них. Нгангата, однако, будто и не слышал ничего, зато Эрука метнул предупреждающий взгляд в сторону Апада.

Они тоже не любят альву, решил Перкар. Один только Атти с ним разговаривает. Эти его нелепые косы и странный выговор… Он с первой минуты невзлюбил Нгангату, как только почувствовал на себе нахальный взгляд его черных глаз и услышал его поганый язык. Тихий и вкрадчивый, но в то же время он не мог избавиться от какого-то ощущения вины, может быть, потому, что понимал, что отец и Капака не одобряют его. И все-таки Апад и Эрука давно знают этого альва, и если и они не любят его, это означает, что не так уж неправ он, Перкар.

И все же последнее замечание Апада прекратило спор — очевидно, отпуская шутки, иногда надо соблюдать осторожность.

После недолгой паузы Капака сказал:

— Спой нам что-нибудь, Эрука, что-нибудь походное.

— Хм. — Эрука задумался, затем попробовал голос и запел. У него был чистый красивый тенор. И последние ноты песенной фразы он заканчивал неистовым заливчатым тремоло в старинном стиле, что требовало от певца большого искусства, но Эрука пел мастерски.

Горн и молот — все готово.Стану я ковать подковы.Как ковать коней я стану —Нашепчу им заклинаний.Вспрянет конь, горяч и бешен,Вволю, вволю я потешусь!Как в седло хозяин вспрыгнет —Так огонь во чреслах вспыхнет,И, мечтою мучась грешной,Он помчит к подруге нежной.Конь помчится через поле —Вволю я потешусь, вволю!

Апад время от времени подпевал Эруке, повторяя слова «потешусь», «женщину», но певец он был никудышный, и его трели звучали скорее как детские крики или вопли раненого о помощи. Это делало песню еще более комичной, и Перкар чувствовал, как впервые за несколько лет он улыбается свободно и непринужденно. Он был в дороге, на пути к миру, богатому Пираку, к миру непредсказуемых возможностей, о которых он никогда не смел и мечтать.

Весь остаток дня он проехал погруженный в свои грезы. Но как только они покинули отцовские земли и двинулись по местности, которой не касался топор, все ушло — и богиня, и мать, ушла грусть, и мысли его теперь были поглощены лишь лошадью и шумной болтовней спутников.

Солнце уже клонилось к западу — день незаметно пролетел. Леса стояли открытые, словно распахнутый пиршественный зал, где вместо громадных опорных столбов — деревья, а листва — вместо черепицы на кровле отчего дома. Ржавый пыльный солнечный свет просачивался вниз, собирался то тут, то там под деревьями, как будто его кто-то смел в маленькие кучки. Дневное птичье пение сменилось вечерними мелодиями, и маленькие черные лягушки, которые жили в палых листьях, уже завели свои причудливые гортанные песни.

— Мы должны двигаться быстрее, — объявил Капака. — Хорошо бы добраться до дамакуты Бангака еще до наступления ночи. Что ты на это скажешь, Перкар?

— Думаю, надо мчаться во весь опор.

— Вот это правильно, — с одобрением сказал Капака и пустил рысью своего пегого коня. Остальные последовали его примеру.

Вскоре они выехали из леса на холмистые пастбища. Несколько возмущенных коров бросились врассыпную, когда они перешли на галоп. Теперь им открылось небо, гобелен с багровыми облаками на стальном сером фоне. Облака набухали влагой, и вдруг на горизонте вспыхнула малиновая молния, горящее сердце какого-то гигантского призрака. В небе и в полях было столько простора, а их голоса и стук копыт оставались вокруг них в тесном замкнутом пространстве, будто боялись выйти из него в надвигающуюся ночь. Они неслись во весь опор, и Перкар ощущал себя частью менга, частью этого четвероногого зверя. Он слышал, что племена менгов верили в то, что лошадь и всадник, умершие вместе, продолжают жить как единое существо, получеловек, полуконь. Ему это казалось удивительной сказкой.

Сейчас облака были серые, а небо черное, и звезды, уже не спрятанные за горами, спокойно сияли. Появилась луна, сонная, с полуприкрытыми веками, красная, как горящее божественное око.

Совсем стемнело, когда они, наконец, увидели сторожевые огни дамакуты, и люди вышли им навстречу.

Перкар довольно хорошо знал Бангака и его сыновей. Более того, одна из невест, которых предлагали Перкару, была племянницей Бангака и жила в его дамакуте. Перкар решил по возможности избегать встреч с ней. Сам Бангака встретил их у ворот. Он был старый человек, спина у него слегка согнулась и волосы стали белыми и тонкими, словно пух чертополоха. Как часто бывает у стариков, у него был мутный блуждающий взгляд, и это смущало Перкара. У Бангака было восемь сыновей, но только младший пока еще жил с ним.

Никакого особого пиршества в честь их приезда не было — час был поздний, и Бангака не ждал гостей.

Вождь удалился с хозяином поговорить о Пугану и разных разностях, тогда как остальным были предложены амбар для ночлега и подогретые фляги с воти у горящего очага.

— Сойдет, — снисходительно заметил Апад. — Это, конечно, далеко от гостеприимства твоего отца, Перкар, но, в общем, сойдет. — Он задумчиво поглядел на стайку молоденьких служанок, которые украдкой наблюдали за ними из-за хозяйственной постройки во дворе и пересмеивались.