Читаем без скачивания Френдзона: Выход - Дарья Волкова

Откуда ты взялся на мою голову, Ракитянский?! Уехала от тебя за тысячу километров, а ты и тут умудрился мне жизнь испортить!

Марфа себя в таком состоянии почти ненавидела. Она в нем и бывала-то нечасто. И всегда причиной такого ее настроения был он. Ромка.

Крайне неприятное состояние — бессилие, стыд, чувство вины, беспомощность, неспособность что-то сделать и на чем-то сосредоточиться. И ощущение, что от тебя ничего в твоей жизни не зависит. И что все бессмысленно.

Марфа устроилась в постели, воткнула в уши «капельки» и бездумно залипла в телефон — развлекательный контент, дурацкие ролики и картинки, что-то бормочет в наушниках. Чем угодно занять голову, внимание, время. Только бы не думать.

***

Господи, скорее бы он уехал. Она больше так не выдержит.

Марфа не смотрела на часы и не знала, сколько времени она провела за этим бесцельным занятием. Пока дверь в спальню не открылась.

Это оказался Рома. Наверное, он стучал, а Марфа в наушниках не слышала. Но видеть его сейчас ей было практически невыносимо. Она резко выдернула наушники.

— Что?

Вопрос вышел резкий, почти грубый. Но на Ромкином лице не отразилось никаких эмоций по этому поводу.

— Дай мне ключ от машины, пожалуйста.

— Поедешь снова разорять секс-шоп? — Марфа поразилась тому, насколько неприятно, скрипуче-язвительно звучал ее голос.

— Возможно, — Рома пожал плечами. И голос его был выверено ровный, в отличие от ее.

— Если тебе очень надо воспользоваться резиновым членом — я могу одолжить. Вон, лежит в тумбочке.

Что-то промелькнуло в его лице. Что-то, что доставило ей вдруг острое удовольствие.

— Мрысь… — Рома вдруг оторвал плечо от дверного проема и шагнул в комнату. — Прекрати сваливать на меня косяки Клауса.

— Да ладно?! — Марфа с изумившей ею саму скоростью подскочила с кровати и встала перед Ракитянским. — Я. Перекладываю. На. Тебя. Косяки. Клауса. Я правильно услышала?!

— Конечно, — терпеливо, так, словно говорит с ребенком, ответил Роман. — Я понимаю, что ты сердишься. Вчера было… неприятно. Но я в этом не виноват. Клаус — взрослый человек и… Ну что я должен был сделать, по-твоему?! Руки ему связать и рот скотчем заклеить, чтобы он не пил?!

— Что ты должен был сделать?! — с наслаждением заорала Марфа. Ей очень хотелось залезть на кровать и оттуда орать на Ракитянского. Нечего на нее смотреть сверху вниз! — Я тебе скажу, что ты должен был сделать! Ты не должен был сюда приезжать!

— Мрыся… — что-то случилось с лицом Ромы. Что-то, что снова доставило ей острое удовольствие.

— Ты тут не нужен! Ты приехал совершенно некстати! Ты мне несколько дней жизни испортил, Ракитянский!

Он замолчал. Не отвечал. Только смотрел напряженно. А Марфа с наслаждением вглядывалась в его лицо. Сейчас оно не было непроницаемым.

Господи, кажется, ей нравится делать ему больно…

— Но ты же не сказала… — начал Роман тихо. — Ты же могла мне это сказать, когда я прилетел.

— А я тебе это и сказала! Не моя вина, что ты меня не слышал!

— Но зачем ты тогда все-таки приехала встречать меня в аэропорт? — голос Ромы стал набирать громкость. — Зачем ты все-таки посадила меня в свою машину и привезла в свой дом?!

— Да потому что я взрослый человек! Из нас двоих взрослый человек только я! И только я понимаю, что люди должны нести ответственность за свои поступки. Это признак взрослых людей, Ромочка! И мне приходится нести ответственность не только за свои, но и за твои поступки тоже. Потому что тебе слово «ответственность» незнакомо! Ты живешь так, будто все на свете должны подстраиваться под твои хотелки. Захотел приехать — приехал. А ты хоть подумал о том, зачем ты это делаешь?!

— Подумал, — тихо и напряженно ответил Рома.

— Не смеши меня! — Марфа попыталась изобразить смех, но вышло какое-то невнятное фырканье. — Ты? Подумал?! О том, какие последствия могут вызывать твои действия?! Это невозможно!

— Почему?!

— Потому что о последствиях думают мужчины! А ты — избалованная эгоистичная инфантильная малолетка, Ракитянский!

Марфа даже не успела осознать, что она ему прокричала. Насколько оскорбительные произнесла слова. Она вообще ничего не успела подумать перед тем, как сильная рука притянула ее к крепкому мужскому телу.

Марфу поцеловали. И она тут же утратила способность думать.

Она столько раз об этом мечтала. Столько раз это представляла. И вот оно случилось. Произошло. И сейчас Марфу разрывало на части два совершенно разных ощущения. С одной стороны — как будто то, что происходит — происходило уже много раз. И это все уже часть ее жизни. Правильная неотъемлемая часть. А с другой стороны — каждое касание своей новизной и первозданностью просто насквозь прошивало все нервные окончания. А ведь они с Ромой просто целуются.

Хотя какое тут «просто». Не просто. Не сложно.

Навылет.

У него горячие руки — одна на ее пояснице, другая на шее, гладит, зарывается в волосы. Марфа помнит, какие у него горячие руки. И что щетина колючая — тоже помнит. Ромка, ты не побрился с утра? Это ничего. Я помню, какая наощупь твоя щетина.

А вот какие его губы — это не могла помнить. Не знала. Поцелуи в щеку — не в счет. В губы — все совсем иначе.

От него пахнет зубной пастой и немного абрикосовым джемом. Губы упругие, даже твердые. Яростные. Настойчивые. Требовательные.

Рома крепко прижимается, трется своими губами о ее. И очень быстро… Язык. Горячий, быстрый, наглый. Касается самым кончиком ее губ, словно спрашивая разрешения. А потом без разрешения вторгается в ее рот.

Ее голова запрокинулась назад, чтоб ему было удобнее целовать ее. Единственное, что могла делать Марфа сейчас — это как можно крепче вцепиться в Ромкину шею. И, приоткрыв губы, позволять, позволять ему целовать себя.

Господи, сколько же она этого ждала… Целуй. Не останавливайся. Иначе я умру. Честно.

Конечно, Марфа не сказала этого вслух. Она просто не могла этого сделать. Но он как будто услышал ее. И не останавливался. Целовал.

***

Его язык гладил и обвивал ее. А потом вдруг покидал ее рот, и Марфа чувствовала его губы на своих, касания, то нежные, то крепкие. И как вдруг начинает покусывать, не сильно, но так, что губы горят… Да все тело горит.

А он снова врывается ей в рот своим сладким языком, дышит в ее приоткрытые губы абрикосовым джемом, покрывает быстрыми жадными поцелуями все лицо — лоб, скулы, щеки, подбородок.

От этого всего стоять на ногах уже совершенно невозможно.

И они упали на широкую кровать.

Марфа