Читаем без скачивания Грех - Тадеуш Ружевич

Пожар на египетском судне

Британские танки атаковали Йемен

Рекордная победа футболистов над Норвегией

Вооруженное нападение венесуэльских патриотов

на главный штаб в Каракасе

Американский план покорения Луны

Американское Национальное управление по аэронавтике

и исследованию космического пространства НАСА сообщило во вторник, что первый полет с человеком на борту в рамках программы под

названием «Аполлон" (покорение Луны) состоится в 1965 году.

Во вторник Совет Безопасности рассмотрел две параллельные жалобы — израильскую и сирийскую — о нарушении демилитаризованной зоны на границе этих стран и совершение агрессии.

10 лет тюрьмы за попытку убить тещу.

30 марта вооруженный штыком обвиняемый вломился в квартиру Антонины Д. Держа тещу за руку бил ее штыком. Потом я листал старый журнал:

«Если задуматься, положение наше вселяет тревогу. Вокруг пропасть; бесконечность отступает во все стороны, куда ни глянешь, куда ни ступишь, повсюду беспредельность и вечность. Гигантские вихри несут этот маленький земной шарик в неизвестном направлении…»

Но журналистам удалось узнать немного: единственная фраза, которую после долгих уговоров пробормотал Утрилло, оказалась весьма специфическим для подобного торжества заявлением: «Люди глупы и злы…» И больше ничего. К славе Утрилло совершенно равнодушен. Старичок развлекается с детской железной дорогой… Карфагенские кондитеры имели большой успех; они искусно украшали свои изделия, пользуясь формами из обожженной глины: одни в виде рыбин или животных; другие представляли различные картины: птицы, рыбы, ракообразные и даже рыцари… В пунической кухне, равно как и в тунисской, сладкие блюда, вероятно, сочетались с пряными. Как большинство семитов, финикийцы воздерживались от свинины, но охотились на кабанов, которые плодились в зарослях и лесах Туниса. И ели мясо собак; обычай этот возбуждал в других народах почти такое же отвращение, как жертвоприношение детей. Бесчисленные амфоры для вина, продолговатые и остроконечные, найденные при раскопках всех пунических городов, достоверно свидетельствуют о любви карфагенян к этому напитку.

Круассет воскресенье вечером 20 июня 1858 года[15]. Так знай же, что Карфаген мне придется полностью переделать или, вернее, написать заново. Я все уничтожил. Это была чепуха. Неправда. Фальшь.

Думаю, что мне удастся найти нужный тон. Не знаю, когда я завершу этот колоссальный труд. Вероятно, не раньше, чем через два или три года. Эдмону и Жюлю Гонкурам

Круассет начало июля 1862

Небо здесь не красивее, чем в Шампани, можно бы сказать, судя по его цвету, что это плохо вымытый ночной горшок; на нем будто полосы свинцового пепла, как старый фарфор со смутным желтым пятном в центре, которое напоминает мочу и заменяет солнце…

4 июня в поезде Рим — Неаполь узнал о смерти Бориса Пастернака. Сидевший напротив итальянец читал газету в которой я увидал фотографию поэта и некролог.

В Кельне я посетил выставку

«Европейское искусство 1912»

Кампендонк

Явленский

Кандинский

Марк

Макке

Кирхнер

Нольде

Руссоло

Карра

Бальо

Кокошка

В Кельне смеется старый беззубый Рембрандт.

В Мюнхене; в Старой Пинакотеке возлежит на смятой постели розовая девушка Буше. Та же, что и в Париже, Кельне, Лондоне. Она лежит на животе, бедра раздвинуты и невинные розовые ягодицы зовут…

одна картина занимает место другой Форнарина вместо беззубого Старика Рембрандта «Девушка» Буше вместо «Грюнвальдской битвы» Матейко «Венера» Кранаха — вместо Арчимбольди тряпки Бурри — вместо портрета четы Арнольфини Ван Эйка. 27 мая посетил собор Санта Мария Маджоре вечером смотрел фильм Росселини «Индия» помню купающихся слонов слонов в джунглях колокола обезьяны солнце гудящие колокола на слоновьих шеях.

Рим 9 августа 1963 года. Снова, через три месяца, оказался в том же самом золотисто-малиновом почти выцветшем кресле перед Форнариной. Я не помнил о ней. Недели и месяцы, которые я прожил в Италии, были наполнены явными угрозами и тревогой. Земной шар катился к воине, самолет Фрэнсиса Пауэрса U-2 сбит над Россией. Сорвана конференция на высшем уровне, Токио охвачен беспорядками, черное Конго в огне. С каждым днем все более крупный шрифт газетных заголовков. Krieg oder Frieden um Kongo[16]. Катанга. Леопольдвиль. Лумумба. 8 августа я видел над Остией огромный реактивный самолет. Писал письмо. Дорогой С. Сижу на скамейке в парке и пишу на колене это письмо. Рим. Рим. Рим за десять дней до открытия Олимпийских игр. Мое итальянское путешествие подходит к концу, по вечерам я читаю «Венский курьер», иду в кино на первый попавшийся фильм, в музей, чтобы посидеть перед одной из любимых картин, перед скульптурой. Вечером еду на площадь собора Св. Петра или к кругу Колизея, Форум Романум, потом пью вино, кофе. Три дня назад был на Форо Италио, осмотрел стадион.

Хожу по Стационе Термини — железнодорожному

вокзалу. Думаю о возвращении. С вокзала кажется ближе. Хотя я должен лететь самолетом.

Возможности

я могу встать

идти вперед

оставить все

позади

могу долго ехать на поезде

выйти ночью

на другой станции

могу называть по-новому

города

могу еще

могу

но сижу за столом

листаю меню

пытаюсь написать на салфетке

то стихотворение Я

в палаццо Барберини

мужчина средних лет остановился перед Форнариной на 30 секунд. Было 11 часов 40 минут двое пожилых седоватых мужчин остановились перед картиной на 15 секунд затем один посмотрел в окно а другой заглянул в путеводитель Женщина в розовом платье замедлила шаг и разглядывала картину на ходу остановилась у мраморного стола Прошел смотритель напевая и скрипя ботинками Пожилая дама в очках посвятила Форнарине 10 секунд

после чего полминуты смотрела в окно

полчаса с Форнариной в автобусе

глядит на меня черным зрачком

белок голубеет

Сквозь зелень просвечивает небо

платье сползает с плеча

усталых глазах

Тициан Вечеллио

Эль Греко

Ханс Хольбейн «Генрих VIII»

Караваджо «Нарцисс»

Юноша склонившись над черным зеркалом воды всматривается в лежащее там лицо умершего

в свое лицо с закрытыми глазами профиль на фоне

серебрящегося платья уста приоткрыты исчезающий красный цвет

на губах тень

в глазнице

одиночество отстраненность от мира

ничего кроме собственного отражения

предчувствие современного

человека

ЧЕЛОВЕК С ГОРНОМ

(перевод О. Чеховой)

Тишина, царившая в доме, лопнула. Раздался пронзительный, невыносимый звук горна. Как будто пустая жестяная банка катилась по ступенькам. Я открыл дверь. В темноте лестничной площадки стоял человек. Увидев меня, он протрубил что-то бодрое, похожее на военный марш, потом отнял горн от губ и стал ждать. Мои глаза привыкли к темноте. Я разглядел, что человек этот одет в старую, потертую демисезонку. Он не протягивал ни руки, ни шляпы. Словно играл для собственного удовольствия, а на лестнице очутился случайно. Я принялся шарить по карманам в поисках мелочи и возился довольно долго. Старик спрятал горн под пальто и потер руки. Мне никак не удавалось найти монеты, потому что карманы мои всегда набиты разными бумажками, ключами, скрепками, оказался там даже пучок сена. Чтобы как-то скрасить ему ожидание, я спросил:

— Что вы играете? Какое произведение?

Старика удивил мой вопрос. Похоже, никто никогда не интересовался тем, что он играет.

— В такую погоду вам бы лучше лежать в постели, — продолжал я, — староваты уже. Детей у вас нет, что ли? Сомнительное удовольствие ходить под дождем, по грязи. Да и музицирование вам как-то не идет. Есть такие дома, где заботятся о пожилых людях. — Я высыпал ему в ладонь несколько мелких монет. Он схватил меня за рукав и сказал невнятно.

— Слышнее говорите, барин, я-то глухой как пень… Ничего не слышу. — Он улыбнулся неуверенно, как бы извиняясь. Пришлось начинать заново о холоде, о старости, о том, что в постели лучше.

— У вас красивый горн! — крикнул я старику в ухо.

Его серое, будто запыленное лицо просветлело. Негнущимися пальцами он вынул горн и заиграл армейскую побудку, энергично притопывая в такт ногой. Глаза его сияли. Он не был попрошайкой. Вовсе нет, мы с ним совершили сделку: я ему дал крохи своих «доходов от поместья», а он за это сполна расплатился со мной своим искусством.

КАРПЫ

(перевод О. Чеховой)

Ванну до середины наполняла вода, в которой плавали четыре карпа. Рыбы — сонные, медлительные, откормленные в каком-то пруду — предназначались для съедения. Карпы открывали рты, их черные в золотом ободке глаза были неподвижны, как камешки.