Читаем без скачивания Города-государства Древней Руси - Игорь Фроянов

По разграблении Киева его сын Мстислав Андреевич сажает здесь на столе князя Глеба{217}. Правда, киевская община не сразу сдает свои позиции. Мстиславу приходится в 1172 г. брать ряд с «кианы»{218}. Но реальная сила нередко была уже не на стороне киевлян, и они становятся все более пассивными в общественно-политической жизни. Андрей отдает Киев Роману Ростиславичу, а «кияне» лишь встречают назначенного им князя: «усретоша и с кресты митрополит и архимандрит Печерьским игумен и инии игумении вси и Кияне вси и братья его»{219}.

Пассивность эта проявляется и в последующих событиях. Поссорившись с Андреем, Ростиславичи отдали Киев своему брату Рюрику Ростиславичю. Андрей, как известно, направил своего посла с ультиматумом покинуть всем Ростиславичам Киев. Но самый юный из Ростиславичей — Мстислав «осоромил» посла, велев постричь ему голову и бороду. В ответ Андрей собирает огромную рать из ополчений ростовцев, суздальцев, владимирцев, переяславльцев, белозерцев, муромцев, новгородцев, рязанцев. Мощь северо-восточного правителя была так велика, что к его затее вынужден был присоединиться даже Роман Ростиславич, направивший смоленское ополчение «на братью». В поход пошли также полоцкие, туровские, пинские и городенские князья. У Киева к этому воинству примкнула и переяславци.

Ростиславичи даже не попытались «затвориться» в Киеве, а укрылись в своих городах: Рюрик в Белгороде, а Мстислав с полком Давыда в Вышгороде. Сам же Давыд отправился к Ярославу Осмомыслу за помощью. К рати союзников присоединились и «кияне». М. С. Грушевский предположил, что это киевское ополчение было набрано принудительно{220}. Действительно, у киевлян не должно было быть особого желания: сражаться за интересы северо-восточного князя и его волости. Слишком свежа была еще память о погроме Киева.

Часть союзного войска осадила Вышгород, воинство которого долгое время сдерживало натиск большой рати. Но неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не вмешательство юго-западного князя. «Ярослав лучьскыи» пришел со всею «Велыньскою землею» и, когда не смог договориться с Ольговичами о Киевском столе, пошел на соединение с Рюриком к Белгороду. Союзное войско испугалось нападения с тыла, и побежало. При этом опасались еще вмешательства «Галичан»{221}.

Данные события говорят о силе сформировавшихся городов-государств, которые решают судьбу Киева, о возросшем могуществе пригородов Киевской земли, но только не о величии. Киева. Киевская община ведет себя инертно, мы ее почти незамечаем в событиях, все больше и больше она становится лишь, орудием в руках других сил.

Князем в Киеве оказался Ярослав Луцкий, вынужденный скоро уступить княжение Святославу. Святослав «поймал» имущество Ярослава, пленил его жену, сына, дружину и. отправил их в Чернигов. «Ярослав же, слышав, яко стоить Киев без князя, пограблен Олговичи, и приеха опять Кыеву на гневех замысли тяготу Кыяном, река: „подъвели есте вы на мя Святослава. Промышляйте чим, выкупити княгиню и детя“, онем же не умеющим, что отвещати ему и попрода всь Кыев игумены и попы и черньце и чернице. Латину и госте и затвори все Кыяны»{222}. Это — апофеоз киевского позора. Город, располагавший когда-то огромными богатствами, теперь не может собрать денег, чтобы выкупить родственников и дружину Ярослава; город, которого когда-то опасались крупнейшие представители рюрикова рода, вынужден теперь подчиняться князю из волынского пригорода — Луцка.

Князья продолжали и дальше бороться за Киев. Прежде всего это — Ростиславичи и Ольговичи. В один из моментов борьбы вновь встречаем «киян». Когда Святослав «с полкы своими» стоял у Витичева, «ту же приехаша к нему Кияне, рекуче: уже Роман шел к Белугороду»{223}. Как видим, киевляне выступают лишь в роли информаторов князя. Киевом распоряжаются князья. Ростиславичи, «сгадавше», отдали Киев Святославу.

С киевской городской общиной мы встречаемся и в конце XII — начале XIII вв. Ее внутренняя жизнь во многом напоминает то, что было и раньше. Вот «кияне» на пиру по поводу освящения церкви святого Василия{224}. А вот они зовут на пир Давыда в 1195 г., а потом, Давыд «позва Кыяне к собе на обед и ту быс с ними в весельи мнозе»{225}. В 1208 г. «кияне» даже «отвориша» князю Роману с галичскими и владимирскими полками Подольские ворота в Копыреве конце{226}. Как видим, проявляется еще порой определенная социально-политическая активность, поддерживаются старые традиции общественной жизни, но нет главного — прежней самостоятельности. Киевским столом распоряжаются внешние силы: «И посади великый князь Всеволод и Роман Инъгвара Ярославича в Кыеве»{227}. Со времени памятного разгрома Киева вырабатывается новое отношение князей крупнейших земель к днепровской столице. Они уже настолько срастаются с местной средой, что их не влечет потерявший свое богатство и значение Киев. Лишь всплакнет иногда о судьбе Киева великий князь владимирский и походя решит судьбу киевского княжения. После другого страшного разгрома Киева, произведенного в 1203 г. Рюриком, Ольговичами и половцами, Всеволод «не помяну зла Рюрикова, что есть сотворило у Русте земли, но дай ему опять Киев»{228}.

В постоянной борьбе князей и земель продолжала слабеть сила Киева и его волости. Князья, оказавшись на столе в Киеве, чувствуя себя «калифами на час», стремились разграбить, разрушить Киев, подорвать мощь когда-то могучего социального организма. Характерно в этой связи сообщение о Всеволоде Чермном. После длительной борьбы он «пришед седе в Кыеве, много зла створив земли Рустеи»{229}.

Итак, в напряженной и длительной борьбе за господствующее положение па Руси в XI — первой половине XII вв. киевская община исчерпала свои ресурсы. Симптомы ее ослабления обнаружились к середине XII столетия. Во второй половине XII в. Киев еще более обессилел, став частой добычей других, окрепших к этому времени, волостей и поддерживаемых ими князей. Былая мощь и величие Киева отошли в область истории. Киевская община в значительной мере утратила свой суверенитет и превратилась в орудие внешних сил.

С этой точки зрения неприемлемыми являются некоторые наблюдения Б. А. Рыбакова относительно политического развития Киевской земли во второй половине XII в. По мнению исследователя, «в связи с тем, что Киев часто являлся яблоком раздора между князьями, киевское боярство заключало с князьями „ряд“ и ввело любопытную систему дуумвирата, продержавшуюся всю вторую половину XII в. Дуумвирами-соправителями были Изяслав Мстиславич и его дядя Вячеслав Владимирович, Святослав Всеволодович и Рюрик Ростиславич. Смысл этой оригинальной меры был в том, что одновременно приглашались представители двух враждующих княжеских ветвей и тем самым отчасти устранялись усобицы и устанавливалось относительное равновесие. Один из князей, считавшийся старшим, жил в Киеве, а другой — в Вышгороде или Белгороде (он распоряжался „Русской землей“). В походы они выступали совместно и дипломатическую переписку вели согласованно»{230}. В соправители Рюрика Б. А. Рыбаков зачисляет, правда, ненадолго и Романа Мстиславича{231}.

Приведенные Б. А. Рыбаковым примеры слишком малочисленны, чтобы доказать существование «системы дуумвирата» на протяжении полувека. Они скорее являли собой исключение, нежели правило. К этому надо добавить, что случай «соправительства» Изяслава Мстиславича с Вячеславом Владимировичем вообще выпадает из схемы Б. А. Рыбакова, ибо, во-первых, эти князья принадлежали вовсе не к враждующим ветвям, а к одному «володимерову племени», и, во-вторых, отношения их строились на иной основе.

На взаимоотношениях Изяслава, а затем и Ростислава с Вячеславом сказались древнерусские традиционные представления о старейшинстве среди князей. Вячеслав — старейший князь, он приходится «в отца место» и Изяславу и Ростиславу. Сидит же он отнюдь не все время в Вышгороде. Как только Изяслав утверждается на столе в Киеве, он «веде стрыя своего и отца своего Вячеслава у Киев». Обычная для Древней Руси ситуация, но она осложняется тем, что Вячеслав, действительно, стар. И он не может уже выполнять всего того, что обязан был делать в те времена князь. Вячеслав обращается к Изяславу: «Пакы сыну тобе молвлю, я есмь уже стар, а всих рядов не могу уже рядити, но будеве оба Киеве, аче нам будет которыи ряд или хрестьяных или поганых, а идеве оба по месту, а дружина моя и полк мои, а то буди обою нама ты же ряди. Аче кде нам будеть мочно обеима ехати, а оба едеве, пакы ли а ты езди с моим полком и с своим. Изяслав же с великою радостью и с великою честью поклонися отцю своему»{232}. С Вячеславом у князя Изяслава прочно связывалось понятие о старейшинстве. Он заявляет: «Яз Киева не собе ищю, но оно отець мои Вячьслав, брат старей, а тому его ищю»{233}. Так же мыслили и Кияне, наставлявшие Ростислава: «Якоже и брат твои Изяслав честил Вячеслава, такоже и ты чести»{234}. Вячеслав и умер в Киеве, погребен был «у святыя Софья», провожаемый толпами народа и Ростиславом. Нет, нам думается, необходимости глубже вникать в социально-политическую и социально-психологическую атмосферу Древней Руси, чтобы решительно отринуть идею о «дуумвирате» в Киеве в середине XII в. Между Изяславом и Вячеславом не заметно никаких бояр, которые заключали бы с князьями «ряд» о дуумвирате. Князья строили свои отношения, исходя из соображений старейшинства, а не из предписаний боярства, и эти соображения разделяла киевская община.