Читаем без скачивания Мечников - Семен Резник

Процитировав в своей статье слова Лейкарта о помощи и участии «господина кандидата Мечникова», он писал:

«Хотя выражения „помощь“, „участие“ не подлежат более точному определению, однако никто не подразумевает под ними признания вполне самостоятельных открытий, которые я сделал в немалом количестве. Самый важный из всех фактов, сообщенных в цитированной работе проф. Лейкарта, — это, несомненно, своеобразное развитие Ascaris nirgovenosa,[8] открытое мною одним, во время осенних каникул, когда профессор Лейкарт еще не работал в своей лаборатории. Однако не только фактические данные по возникновению полового свободного поколения личинок из зародышей Ascaris открыты и проверены мною лично, но и метод опыта (заключающийся в содержании молодых личинок во влажной земле) найден мною совершенно независимо от проф. Лейкарта, который рекомендовал мне различные другие (неудачные) способы работы».

Сколько бушующего огня прорывается сквозь эти внешне сдержанные строки! Будь Илья не так молод или не так горяч, он, наверное, нашел бы способ заявить о своих правах в такой форме, которая позволила бы Лейкарту их признать.

Но Клаус-то настропалил «разоблачить»! И Мечников, давно уже порешив с Лейкартом разделить приоритет, теперь требует признания своего единоличного авторства, чем переводит спор в совершенно иную плоскость. Ведь совместное открытие Лейкарт имел право опубликовать за своей подписью; следовало лишь указать имя соавтора открытия, что он хоть и не очень внятно, но сделал. Вопрос, таким образом, мог быть сведен к разъяснению смысла «не подлежащих более точному определению» слов «помощь» и «участие», что Лейкарт, и без того сконфуженный внезапным отъездом ученика, поспешил бы, думается нам, исполнить. Чужое же открытие Лейкарт за своей подписью не имел права публиковать; таким образом, оказывалось задетым его честное имя. Не поднять перчатку Лейкарт не мог.

И выяснилось, что:

1. «Г-ну Мечникову было желательно, как он говорил, получить некоторое образование по гельминтологии и, где возможно, делать наблюдения над историей развития нематод под моим наблюдением. До сих пор он еще в этой области совсем неопытен и даже вообще не умеет ставить опытов по гельминтологии».

2. «Самопожертвование учителя не может заходить так далеко, чтобы ученику, который принимает участие в исследованиях учителя лишь с целью собственного усовершенствования, передавать все, что, может быть, лишь по счастливому случаю попалось ему на глаза прежде, чем самому учителю».

3. «Г-н Мечников узнал (от проф. Лейкарта и других), что существуют Nematoda, которые в молодом состоянии живут, питаются и растут на воле в форме Rhabditis и, более того, он еще в то время слышал мое предположение о том, что отдельные формы в этом состоянии, возможно, достигают половой зрелости, и я прибавил тогда, что ставлю себе задачей подвергнуть это предположение дальнейшему испытанию с помощью новых и расширенных экспериментов».

И дальше в том же роде. А в конце вывод: «Таким образом, опыты были мною поставлены, а произведены Мечниковым».

Лейкарт выдвигает альтернативу: либо ученик, отлично сознавая свою незначительную роль в открытии, хочет его себе присвоить, и тогда он нечестен, либо (Лейкарт великодушно склонен признать второе) он очень неопытен и наивен и просто не понимает, что, как пассивный исполнитель, не может претендовать на то, что ему первому попало на глаза «лишь по счастливому случаю».

На все это Мечников ответит отдельной брошюрой и издаст ее на собственный счет, урвав толику денег из министерской стипендии. Он так тщательно выпишет все возражения Лейкарта, так детально изложит всю историю своих с ним взаимоотношений, что не остается никаких сомнений в его правдивости. Но как он мог доказать то, что сообщал? Он так и пишет: «Если мне не удастся доказать на суде правильность каждого отдельного приводимого здесь факта, то я подтвержу правильность сказанного мною моим честным словом».

Честным словом!

Так он же действительно неопытен и наивен, этот юный герр Мечников!.. Немецких ученых, которым он разослал свою брошюру, он мало в чем убедил, хотя те, кто враждовал с Лейкартом, довольно потирали руки. Основной его аргумент — каникулы — изрядно побивался признанием того, что он обсуждал с Лейкартом ход экспериментов у него на квартире. Не убедил никого и Лейкарт, хотя вопреки Клаусу такой образ действий вовсе не был для него характерен. Н. И. Пирогов в том самом письме в министерство, в котором ходатайствовал о стипендии для Мечникова, писал:

«Лейкарту наши посланные по зоологии и сравнительной анатомии многим обязаны; я могу свидетельствовать, что ни один из германских ученых не занимался так усердно с нашими посланными и не открывал им так радушно и свой дом, и все громадные научные средства (которыми располагает Гисенский анатомический институт), как проф. Лейкарт».

И надо сказать, что после разоблачений Мечникова поток начинающих ученых из России в лабораторию Лейкарта не оскудел. Явился к нему и Владимир Заленский, а ведь он знал всю историю из первых рук… Как бы задавшись целью повторить путь своего старшего товарища, он после гимназии поступил в Харьковский университет (правда, его путь из Харьковской гимназии в Харьковский университет не проходил через Вюрцбург), занимался в лаборатории И. П. Щелкова, окончил университет также экстерном (но не за два, а за три года), а потом — за границу, прямехонько к Лейкарту…

Но хватит! Оставим сконфуженного герра профессора! Коль скоро герой наш ушел от него, не простившись, то и нам он больше не понадобится.

Мечников давно уже защелкнул замки чемодана и, боясь опоздать на поезд, за добрых два часа примчался на вокзал. Новые дали, новые встречи ждут его впереди.

Об Александре Ковалевском Мечников слышал еще в Петербурге, где успел побывать перед отъездом на Гельголанд. Ковалевскому пророчили большое будущее, и Илья, презрев условности, тут же отправился к нему на квартиру. Но судьбе не было угодно, чтобы их встреча тогда состоялась. Осведомившись о том, какой Ковалевский нужен, тот ли, что издает книги, или «который исследует», мальчик-слуга сообщил вломившемуся гостю, что тот, который исследует, несколько дней назад отбыл за границу…

К счастью, судьба осознала свою ошибку и решила во что бы то ни стало ее исправить.

В мае 1865 года она предстала перед Ильей в облике почтальона и вручила пакет. Ковалевский звал в Неаполь и писал, что ему удалось проследить основные стадии развития ланцетника — маленького, похожего на рыбку животного; оказалось, что развитие ланцетника, относимого к позвоночным, напоминает развитие морских звезд и некоторых других беспозвоночных животных.