Читаем без скачивания Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Тридцать седьмой легион несет с собой много хорошей артиллерии. Кроме того, поскольку в Египте голод, я подумал, что тебе может понадобиться провиант. И нагрузил сорок транспортов пшеницей, нутом, маслом, беконом и очень вкусными сушеными бобами. А также бочками с соленой свининой. Эти бобы, как и свинина, идеальны для супа.

Я также поручил Митридату из Пергама собрать хотя бы еще один легион для тебя. Ему запрещено набирать армию, но я, пользуясь данными мне чрезвычайными полномочиями, отменил этот запрет. Когда он прибудет в Александрию, ведают одни боги, но он хороший человек, поэтому я уверен, что он поспешит. Кстати, он пойдет по суше, а не морем. Если ты снимешься с места раньше, оставь ему транспорты, и он нагонит тебя.

Следующее письмо тебе я отправлю из Понта. Марк Брут теперь — губернатор Киликии, но ему строго наказано заниматься одной лишь вербовкой и тренировкой солдат, а не сбором долгов.

— Я думаю, — сказал Цезарь Руфрию, сжигая письмо, — что мы немного сплутуем. Давай соберем все наши опустевшие бочки и отплывем вместе с ними из Александрии немного на запад. В открытую, не таясь. Как знать, вдруг Ганимед подумает, что его трюк с соленой водой сработал и что Цезарь покидает город, бездумно бросив свою кавалерию на произвол судьбы.

Поначалу именно так Ганимед и подумал, но тут его конный дозор наткнулся на праздно болтающуюся по берегу группу римских легионеров. Эти римляне, когда их окружили, оказались совсем неплохими парнями, но очень наивными. Они сообщили людям Ганимеда, что Цезарь никуда не уплыл, а просто берет воду из родника. Александрийские всадники поскакали галопом к своим, бросив пленников, которые возвратились к Цезарю.

— Но мы им не сказали, — заверил Руфрия младший центурион, — что наши корабли встретятся там с присланными нам на помощь судами. Они ничего не знают о них.

— Ага! — крикнул Цезарь, выслушав Руфрия. — Наш друг-кастрат теперь непременно выведет свой флот из гавани Эвноста, надеясь подстеречь тридцать пять наших транспортов-водовозов. Подсадные римские утки против александрийских ибисов, а? Где Эвфранор?

Если бы день не клонился к закату, война в Александрии могла бы на том и закончиться. Сорок квинкверем и квадрирем Ганимеда выскочили из гавани Эвноста, когда вдали показались римские транспорты, идущие против ветра, — не слишком трудная задача для гребцов на пустых кораблях. Как только александрийцы приготовились к смертоносной атаке, транспорты расступились, давая дорогу десяти родосским и десяти понтийским военным судам, за которыми следовали два десятка бывших торговых, но переоборудованных в боевые посудин. Два с половиной часа светлого времени — маловато для морского сражения, но Ганимед успел потерпеть серьезный урон. Одна его квадрирема с матросами была взята в плен, одна затонула, еще две, основательно поврежденные, потеряли свои экипажи. Военные корабли Цезаря не пострадали.

На рассвете следующего дня в Большую гавань вошли транспорты с войском и провиантом. Теперь к силам Цезаря в Александрии добавились еще пять тысяч солдат-ветеранов и тысяча нестроевых солдат и военный флот под командованием Эвфранора. А также много хорошей еды. Легионеры обрадовались. Они успели возненавидеть александрийскую пищу! Особенно масло, выжатое из семян кунжута и тыквы.

— Теперь, — объявил Цезарь, — я займу остров Фарос.

Это было достаточно легко сделать. Ганимед не горел желанием терять своих тренированных людей. Он отступил. Жители острова оказали серьезное сопротивление римлянам, но безрезультатно.

А Ганимед сосредоточился на том, чтобы спустить на воду все имеющиеся у него корабли. Победа на море вдруг стала казаться ему залогом победы на суше. Потин ежедневно присылал вести из дворца, думая, что снабжает информацией Ахиллу. Ни Цезарь, ни тем более Ганимед не удосужились сообщить ему, что Ахилла мертв. Ганимед знал, что, если Потин узнает, кто командует войском, поток сведений может иссякнуть.

В начале декабря Ганимед потерял своего информатора во дворце.

— Дело становится слишком серьезным, чтобы долее терпеть рядом шпиона, — сказал Цезарь Клеопатре. — Потин должен умереть. Ты не против?

Она удивилась.

— Нисколько.

— Хорошо. Я подумал, что надо спросить у тебя. В конце концов, он твой главный дворцовый управляющий. Вдруг евнухи сейчас в дефиците?

— У меня масса евнухов, я назначу Аполлодора.

Время их совместного пребывания ограничивалось часом здесь, часом там. Цезарь никогда не спал во дворце и не обедал. Вся его энергия посвящалась войне, затягивавшейся из-за нехватки войск.

Она пока не сказала ему о ребенке. Зачем? Время для этого наступит, когда он будет меньше занят. Она хотела, чтобы он обрадовался, а не рассердился.

— Позволь мне решить проблему с Потином, — сказала она.

— Если только ты не станешь его пытать. Это должна быть быстрая, чистая смерть.

Лицо ее помрачнело.

— Он заслуживает другого, — проворчала она.

— Возможно. Но пока здесь командую я, он получит удар ножом под ребра с левой стороны. Я мог бы выпороть его и обезглавить, но у меня нет на это времени.

Итак, Потин умер от удара ножом под ребра с левой стороны, как было приказано. Но кое-что Клеопатра утаила от Цезаря. А именно то, что показала Потину нож за два дня до его употребления. И Потин в течение этих двух дней лил слезы, умоляя сохранить ему жизнь.

Вскоре произошло морское сражение. Цезарь поставил свои корабли двумя колоннами за отмелями у выхода из гавани Эвноста, оставив центр открытым. Справа десять родосских кораблей, слева — десять понтийских, между ними пространство в две тысячи футов для маневра. Его двадцать бывших транспортов встали на значительном удалении. Стратегия принадлежала Цезарю, выполнение — Эвфранору. Перед тем как первая галера снялась с якоря, все было тщательно разработано. Каждое из резервных судов знало точно, какой корабль в линии оно должно заменить; все легаты и трибуны знали свои обязанности; каждая центурия легионеров знала, каким корвусом она воспользуется для абордажа вражеского судна, а сам Цезарь посетил каждый корабль, чтобы подбодрить людей и вкратце рассказать, какого результата он ждет. Большой опыт показал ему, что тренированные и опытные рядовые солдаты могут взять ситуацию в свои руки и превратить поражение в победу, если им поведать во всех подробностях, каковы планы Цезаря, поэтому он всегда информировал своих солдат.

Корвус — абордажный деревянный мостик с железным крюком под его дальним концом. Это римское изобретение появилось еще во времена войн против Карфагена — державы, не знавшей себе равных на море. Новое приспособление словно бы превратило морские сражения в сухопутные, а на суше не было равных римлянам. Как только мостик перекидывался с палубы на палубу, крюк вцеплялся в борт вражеского корабля, давая возможность римлянам перейти на другой корабль.

Ганимед выстроил двадцать два своих корабля цепочкой, преграждавшей вход в гавань. За ними стояли еще двадцать два корабля. Позади этой второй линии расположились многочисленные беспалубные суденышки и биремы. Они не должны были принимать участие в сражении. Их обязанностью было метать во врага зажигательные снаряды.

Хитрость операции заключалась в мелях и рифах: какая сторона выступит первая, та и рискует быть отрезанной и нарваться на скалы. Пока Ганимед медлил и не решался, Эвфранор бесстрашно провел свои суда в проход и обошел препятствия, чтобы напасть. Его передние корабли были немедленно окружены, но родосцы оказались блестящими моряками. Как ни лавировал, как ни маневрировал Ганимед, его неуклюжим галерам не удалось ни потопить, ни взять на абордаж, ни хотя бы вывести из строя ни одной атакующей единицы. Когда к родосцам присоединились понтийцы, Ганимеду настал конец. Его пришедший в беспорядок флот теперь целиком зависел от милости Цезаря. А Цезарь в сражениях пощады не знал.

К тому времени, как наступившая темнота положила конец боевым действиям, римляне захватили бирему и квинкверему со всеми матросами и гребцами, потопили три квинкверемы и серьезно повредили десяток других александрийских кораблей, которые еле-еле убрались в Кибот, оставив Цезарю всю гавань Эвноста. А римляне не потеряли ни одного корабля.

Зато у противника оставались часть Гептастадия и бухта Кибот, сильно укрепленные и с большим гарнизоном. Да, Фарос римляне взяли, но ближе к Киботу ситуация становилась иной. Серьезным препятствием для Цезаря была узость Гептастадия, которая не позволяла поместиться на нем больше тысячи двухсот человек, а такого количества людей явно недоставало, чтобы сломить оборону александрийцев.

Как и всегда, когда наступал тяжелый момент, Цезарь со щитом и мечом поднялся на крепостной вал, чтобы подбодрить своих людей. Его алый плащ был далеко виден. Однако страшный шум, поднявшийся в задних рядах, создал у солдат впечатление, что их окружили. Они стали отступать, оставив Цезаря в трудном положении. Его собственная лодка была на воде, прямо под ним. Он прыгнул в нее и направил вдоль дамбы, крича, что александрийцев в тылу нет — наступайте, ребята! Но все больше и больше солдат спрыгивали с дамбы на суда, рискуя опрокинуть их. Внезапно решив, что сегодня Кибот не захватить, Цезарь прыгнул из лодки в воду, зажав между зубами свой алый генеральский плащ, который служил всем ориентиром, пока он плыл. И все последовали за ним — к спасению.